Яра сидела на улице на скамейке, пока не начала замерзать, а затем отправилась изучать окрестности. Самая утоптанная тропинка спускалась к ручью и обрывалась перед полосой рыхлого прибрежного льда. Чтобы добраться до бегущей воды, нужно было прыгать по крупным камням, опасаясь поскользнуться. Яра поднялась обратно на обрыв и прошлась вверх по течению, поскольку вниз уже ходила в прошлый раз вместе с проводником. Ничего интересного, впрочем, не встретила: вдоль русла тянулся все тот же перелесок. Один только раз ей наперерез выскочил заяц, сделал беспокойную петлю и ускакал под сень деревьев. Кто из них с зайцем больше напугался, еще разобраться надо было.
Из-за того, что двор окружали высокие деревья, темнело рано. Заметив, что бессолнечное небо понемногу приобретает сизый оттенок, Яра повернула обратно к избе. На крыльце она обила от снега валенки и поднялась в жилую комнату. Освещения с улицы хватало ровно настолько, чтобы видеть очертания предметов. Яра прислушалась к тишине, но не разобрала, спит ли мужчина. Спички лежали на столе у входа, а ящик со свечами, насколько Яра помнила, стоял возле кровати. Ступая как можно тише, она пересекла комнату и присела на корточки возле ящика. Внезапно тишину прервал раздраженный вздох.
- Я вроде сказал не мельтешить рядом? – напомнил недовольный голос с кровати.
- Мне только свечи взять, - отозвалась Яра, нагребая в горсть сразу несколько штук.
- Свечи есть на столе и на подоконнике, а у окна лучина. Тут кругом всего полно, зачем надо было сюда переться?
Яра поднялась с корточек и отошла назад, восстанавливая дистанцию.
- А быстро же ты перестал быть джентльменом.
Он приподнялся на локте и уставился из сумрака тлеющим взглядом.
- Стой, где стоишь, и ближе не подходи. Особенно когда я сплю.
Яра удивленно дернулась.
- Ты думаешь, я тебе что-то сделаю?
- Я тебя чувствую. И от этого устаю. Я не высплюсь, если кто-то близко.
Яра с сомнением пожала плечами, но развивать диалог не стала. Вернулась к столу, зажгла пару свечей и занялась ужином, благо печь стояла горячая, а в устье уже томился горшок с супом. Ужин проходил в жуткой тишине, так что слышно было малейший стук ложкой по тарелке. Это угнетало. Поев, Яра прибрала посуду - и тут невозможно было скрыть бытовой шум - после чего вынесла остатки еды на холод.
Когда Яра со всем закончила, хозяин дома уже мирно спал, и она не могла спросить, где ей предполагалось лечь. Шкаф и сундуки, в которых могли быть одеяла и простыни, стояли слишком близко к кровати. Пользуясь свечой в блюдце вместо фонарика, Яра осветила помещение и заметила, что на печи лежит свернутый матрас. Пододвинув стул как подставку, она забралась на лежанку и обнаружила там же одеяло, подушку и постельное белье. По крайней мере, насущная проблема была решена, и ее ждала чистая мягкая постель. Это сразу же развеяло ее подавленность.
Заправив себе постель, в приподнятом настроении Яра соскользнула вниз. Ей не нужно было включать смартфон, чтобы знать: время еще детское. Часов семь, а то и шесть. Спать еще не хотелось, загвоздка состояла только в том, что было уже очень темно и совершенно нечего делать. Ни ютуба, ни телевизора, ни лент соцсетей, ни даже редактора с незавершенным переводом статьи к диплому. А единственный собеседник тихо посапывал.
От нечего делать Яра исследовала ящики поблизости и в одном из них, к своему счастью, обнаружила книги. Она вытащила их наружу все. В основном это была устаревшая макулатура: инструкции к механике шестидесятых-восьмидесятых годов, справочник болезней, в котором простуду предлагалось лечить чесноком, несколько книжек с плохо написанными агитационными рассказами, совершенно позорный сборник анекдотов и, что совсем удивительно, том «Кибернетика». Все это был хлам. Рассыпающиеся желтые страницы, порванные обложки, половины листов нет. Но были и хорошие вещи. Издание Джека Лондона, несколько книг по архитектуре, черно-белый каталог Третьяковской галереи, два томика Чехова, учебник по физике за восьмой класс, сборник рассказов неизвестных Яре советских писателей-фантастов, «Белая гвардия», Шекспир и «Вечера на хуторе близ Диканьки». Кое-где вместо закладок лежали засушенные листки. В этой коллекции не было системы, скорее издания сохранили только потому, что это были книги.
Яра выбрала сборник фантастики и погрузилась в чтение. Рассказы были в чем-то захватывающие, в чем-то наивные, но в целом интересные, в особенности за неимением другого развлечения. Жаль только, быстро заканчивались. Чтобы хоть как-то развлечься, Яра читала их в случайном порядке. Бонусом в конце сборника шел рассказ Роберта Шекли «Запах мысли» про планету, где лишенные зрения, слуха и обоняния хищники и жертвы взаимно выслеживали друг друга по телепатически транслируемым образам. В конце рассказала на пустом поле между последней строчкой и номером страницы кто-то вывел карандашом: «Мысли здесь ни при чем». Почерк был корявый, возможно детский: все буквы выписаны полностью, без присущих взрослым упрощений. Писавший сильно давил на карандаш. Даже если кому-то пришло бы в голову стереть грифель, фраза все равно читалась бы по продавленным бороздкам. Неизвестный либо плохо писал, либо мысль казалась ему слишком важной, и он выдавливал слова со всей силой эмоций. Яра машинально повернула голову в сторону спящего мужчины, гадая, могла ли надпись принадлежать ему. И что вообще она должна была сообщить.
Огонь доедал остатки свечи. Яра читала оставшиеся рассказы без энтузиазма: клонило в сон. За окном ни зги не было видно – сплошная ровная темень, будто окна залило чернилами. По-детски боясь глухой ночи, Яра залезла на печную лежанку, оставив свечу догорать на обеденном столе, и смотрела на огонек, пока веки сами собой не сомкнулись.
А проснулась она ранним утром. Комнату орошало чистым светом, легкие пылинки парили в солнечных лучах. Свесившись с края лежанки Яра проверила состояние хозяина дома. Тот спал, уткнувшись лицом в стену и накрывшись одеялом почти по самую макушку. Тихонько, чтобы не шуметь, Яра соскользнула с печки и за ее широким боком оделась.
Она подбросила дров, умылась, позавтракала яичницей и успела дочитать вчерашний рассказ, а мужчина все не просыпался. Не дожидаясь его, она вышла прогуляться. День стоял морозный, но погожий. Небо снова было синим-синим, как глаза ребенка. Снежок под валенками приятно похрустывал. Яра вновь прошлась вверх по ручью, но на этот раз зашла дальше, потом вернулась кружной тропкой и отправилась в сторону поля. Из живности встретила только маленьких птичек: снегирей и синичек, они бодро перепархивали с ветки на ветку и чирикали друг другу. Приятная вышла прогулка, и только промерзшие ноги загнали в тепло.
Когда она вернулась в избу, мужчина продолжал спать. В ее отсутствие он зашторил окна возле кровати, отрезав частично свет с улицы, а на глаза положил полотенце. Возле кровати появился кувшин с водой, а сам он скинул одеяло до пояса, обнаружив промокшую от пота рубаху и прилипшие к шее пряди волос. Яра приготовила себе обед, потом читала книгу, а еще позднее снова вышла гулять. А вернулась опять к закату, и за весь день с мужчиной так и не пересеклась.
На третий день пребывания в лесу она решилась затопить баню. На это ушло гораздо больше времени и сил, чем предполагалось. Сначала Яра долго растапливала печь, потом ждала, пока нагреется вода. И ей постоянно казалось, что, возможно, она что-то делает не так, и все должно быть гораздо проще и быстрее. Истратив изрядное количество нервов, Яра все же нагрела достаточно воды и с наслаждением помылась, поливая себя ковшиком из бадьи. В ее распоряжении был только брусок мыла, и она уже заранее оплакивала волосы. Можно ли оставить горячую печь без присмотра, она не знала, и еще какое-то время ждала в предбаннике, пока та остынет. Когда по ощущениям стало безопасно, намотала полотенца на голову, натянула капюшон и перебежала в избу. После парилки морозный воздух приятно освежал, но чувствовалось: задержись она подольше, холод вцепится ей в мокрые волосы, как злобная мачеха.
При ее появлении мужчина сидел на кровати, прислонившись к стене, и пил бульон из кружки. Яру встретил хмурым взглядом и даже что-то пробормотал, когда она загремела посудой. Да и вообще следил исподлобья, будто каждую минуту ожидал от нее подлянки, так что Яра не выдержала и резко высказалась:
- Что ты смотришь, будто я пришла разнести в клочья твой дом? Я и так стараюсь не шуметь и не мешать. Что мне еще сделать? Уйти?
От ее голоса он дернулся и прижал пальцы к ноющему виску.
- Спасибо, черт тебя дери, большое за старания! – рявкнул он. – Ты тревожишься. Твоя тревога слишком громкая. Ты меня на терке натираешь. Вали в баню! Придешь, когда успокоишься.
Яра аж рот раскрыла.
- Я спокойна. Я уже смирилась и просто жду, когда ты выздоровеешь.
- Тревога, скука, замешательство, гнев… Ты часом не христианка? Вот бы твой бог удивился, узнай, что теперь называется смирением.
- Я агностик, - уведомила Яра.
- Мне вот настолько наплевать, - он раскинул руки в стороны, отмеряя диапазон.
Они буравили друг друга взглядами. С невесть откуда нахлынувшим бешенством Яре хотелось приложить его затылком о стену. Судя по выражению лица, ему хотелось того же в отношении нее. Чувство было ярким и сильным, абсолютно необъяснимым. Стараясь дышать глубоко, Яра напомнила себе, что он ничего плохого ей не сделал, а напротив, много помогал. Она просто не должна была на него срываться. И все же неприятные слова слетели с языка:
- Еще позавчера ты не был таким злым.
Он сморгнул. Выдохнул, отставил кружку и уронил голову на руки, устало потер веки.
- И что ты мне хочешь этим сказать? Выйди в дождь на улицу и усовести небо тем, что вчера оно было солнечным. А что насчет тебя? Все такая же миленькая?
- Ну извините-простите, - процедила Яра. – Ты мог бы чуть более понимающим быть.
- Я ведь говорил, что плохо чужое присутствие переношу. Я хотя бы знаю, что злюсь, а ты пытаешься нас обоих убедить, что c тобой все хорошо.
- Ты не можешь лучше меня знать мои чувства! – выкрикнула Яра, с подступающими слезами.
- Конечно нет. При условии, что ты хоть немного себя слышишь. Да пойми ты! Я чую твой страх. Твоя беспомощность режет и мое сердце. Я это ощущаю постоянно, как если бы кто-то бубнил под ухом. Но если замолчать человека можно заставить, то перестать чувствовать – никак. Не заставляй меня быть тебе нянькой и успокаивать, лишь бы самому не страдать.
Обида на эти слова стала спусковым крючком. Нечто набухшее в груди Яры за доли секунд расширилось и обрело силу. Давление раскололо изнутри грудную клетку, будто жизнь, которой стало тесно внутри скорлупы, пробила себе лапкой путь наружу. Место раскола обожгло едкой болью – это была презираемая и недооцененная жалость к себе. Лились жгучие слезы. Яра успела только машинально утереть первые слезинки, но не удержаться от рыданий. Она плакала от страха и ужаса, от напряжения, от гнева, от замешательства. И при этом боялась, что из-за стольких чувств вот-вот безвозвратно развалится на куски и уже не сможет ни с чем справиться. А мужчина глядел, как она теряет самообладание, будто ничего особенного не происходило.
Пройдя первую волну рыданий, Яра попыталась загасить новую подступающую, но у нее ничего не вышло. Вместо этого разревелась еще пуще, до икоты и заикания. Ее задевало, как он смотрит: исследовательски и с удовлетворением. Подспудно ей казалось, он вот-вот должен пристыдить ее за слабость.
- И-извини, я н-не могу у-успокоиться, - зачем-то оправдалась Яра.
- Я тебя что, просил прекратить? – раздраженно ответил мужчина. – Я просил только не отравлять меня своей тревогой. Уже поздно, я нахлебался по самые уши. А если ты сейчас не проревешься, то так и будешь с собой тяжесть таскать.
Он агрессивным жестом забрал кружку и отхлебнул бульона. Под смывшейся слезами беспомощностью Яра тоже обнаружила злость. Она не до конца понимала, на что конкретно злится, но это чувство дрожало, как подвешенный в воздухе вектор, ищущий, куда вонзиться. Этот вектор скользнул кончиком по мужчине, но не определил, что заряженная деятельная сила предназначена ему. Злость не находила цели.
Яра всхлипнула и утерла ребром ладони мокрые щеки. Она была так зла на Лес. Хотела разнести его в щепки и выжечь. Это было настолько нереалистичное желание, а под ним скрывалась такая детская обида, что Яра даже смущалась.
- О чем думаешь? – спросил мужчина.
- Не буду говорить, это глупости, - отмахнулась Яра.
- Пф-ф, мы все только о глупостях серьезно и думаем. А действительно полезные мысли не принимаем в расчет, - ультимативно заявил он.
- Я очень зла из-за того, что попала в Лес… - медлительно поделилась Яра.
- Хочешь, чтобы его не было? Отомстить и вернуться в Город? – подхватил мужчина.
Яра даже немного растерялась от того, как легко он ее понял и сформулировал то, что висит на душе, но странно высказывать словами.
- Я понимаю, что это глупо и невозможно, но…
- Уничтожить Лес – действительно глупая и невозможная идея. Но это не значит, что нельзя победить.
- Что ты хочешь сказать?
- Используй злость, пока она не утихнет, чтобы исследовать Лес. Найдешь значимое для себя или просто убедишься, что все не так страшно. Твоя жизнь станет другой, но не хуже – чем не победа?
- Ты своим личным опытом, что ли, делишься?
- Ну да.
- Но ведь Лес – это твой дом. Но я-то из Города. Как ты можешь утверждать, что моя жизнь не станет хуже?
- Почему ты воспринимаешь все так, будто тебе теперь в Лесу остаться придется? Ты ведь можешь получать преимущества обоих миров.
- Как и шишки в двойном размере, - нервно хохотнула Яра.
- И шишки в двойном размере, - охотно подтвердил мужчина. – Очень хорошо, что ты это понимаешь.
- Эй, почему такой довольный тон? – возмутилась Яра.
- Ничего не могу с собой поделать. Обожаю наблюдать за страданиями детей в Лесу. Это почти всегда смешно, - он действительно не сдержал веселую ухмылку, она прорвалась и тут же исчезла. – Вот это моя любимая часть: наблюдать, как дети прячутся от шишек, повернувшись к ним спиной. И возмущаются, когда все равно прилетает по затылку. Шишки в любом случае будут. А чтобы получать не только их, нужна смелость.
- Дети?..
- Ну, новички.
- Я-асно…
Яра протянула это, чтобы завершить разговор. Ничего ей ясно не было. Но повинуясь импульсу все же продолжила:
- И много ты новичков видел?
Ей было любопытно. Она не сталкивалась в жизни с теми, кто уходил в Лес. Слышала, что есть секты, пропагандирующие отказ от благ цивилизации и возвращение в лоно Леса. Были и чуть менее радикальные одиночки, которые строили себе дома в Пограничье, презирали «инфантильных городских» и бахвалились свежим воздухом и натуральными овощами. Но все это были либо слегка, либо очень даже психически ненормальные люди. В окружении Яры не ходило даже слухов о знакомом знакомого, который попробовал бы отправиться в Лес надолго.
- Да многие живущие здесь с детства все еще ведут себя как новички, - туманно ответил мужчина. – Впрочем, думаю, и в Городе то же самое. Дело в не месте.
- В чем же тогда? – спросила Яра. От этого разговора у нее начинала кружиться голова.
- Твои предположения? – живо спросил мужчина.
- Вообще никаких, - мгновенно отозвалась Яра. – Ребусы еще решать!..
Мужчина скептически вздохнул и медлительно поднялся с кровати.
- А по-моему, отличный способ занять голову. Лучше, чем накручивать себя, рассовывать страх по углам, а потом заставлять меня играть в прятки. Дам подсказки. Что такое Город для городского и Лес для лесного? И что приходится делать первым, когда оказываешься в новых обстоятельствах? – произнес он, сворачивая матрас и неспешно сооружая из него, одеяла и подушки удобную для переноски горку.
Яра обдумала его слова.
- На эти вопросы ответы можешь дать только ты. Потому что они слишком общие, и слишком много вариантов ответа, - отзеркалила она.
Он сгреб в охапку стопку из постельных принадлежностей. Из-за горы белья его не было видно, только темная макушка торчала. Он понес все это к выходу, сгрузил на стул у двери и принялся одеваться в верхнюю одежду.
- Значит, помучаешься догадками, пока у меня не появится настроение, - бесстыже заявил он.
- Даже не собираюсь думать, - свирепо отбила Яра.
- Но все равно будешь! – издевательски пропел он.
Яра скрестила руки на груди и насупилась.
- Кажется, есть в тебе садистическая нотка.
- Ого. Я садист, потому что забиваю тебе голову действительно полезными размышлениями? Вместо того, чтобы ты сутками наматывала на веретено собственное бессилие? Ты несправедлива.
- Всего лишь нотка. Я надеюсь.
Он закончил застегивать пуговицы на ватнике и прислонился к косяку передохнуть. Даже простое одевание его утомило.
- У меня ощущение, будто с тобой я наговорил больше, чем за десяток лет, - вдруг признался он. – Мне бы и хотелось шутить и болтать, может быть, что-то рассказать. Но я просто не могу. Устал. Я пойду.
- Куда ты? – с запозданием спохватилась Яра. – В баню? Давай лучше я. Это все-таки твой дом.
Он отмахнулся, как от пустого переполоха и ушел. Яра ощущала неловкость, глядя в окошко, как он, груженый поклажей, бредет по снежной дорожке к бане. Та наверняка успела полностью остыть. А постель на морозе мгновенно выстудилась и потеряла домашнее тепло. Далеко не лучшие условия для больного, но поздно уже было метаться. Чтобы чем-то занять себя и отвлечься, Яра вернулась к книгам. Перетащила стул поближе к окну, соорудила из табуретки и шерстяной шали пуфик под ноги и, удобно умостившись, открыла на отмеченном закладкой месте.