Глава 1, в которой Роад не успевает сказать нечто важное

Муки Мечты не оставляют без внимания - к маленьким девочкам надо проявлять понимание.


Композиция: 

A Perfect Circle - The Outsider

— Если бы твои слова могли стать цветами,

я бы хотела, чтобы они

убили меня…

Цветы распускаются где-то в горле. Спрятавшись в мире Мечты, Роад снова и снова раскрывает свое тело и смотрит на свое сокровище в зеркальном отражении. И смеется.

Голубые цветы перевили ей все ребра и коконом стеблей окутали сердце. Она ждет дня, когда они пронзят три слоя ткани и расцветут где-нибудь в предсердиях или желудочках. Ждет — потому что тогда она сможет умереть. Ждет — потому что она не хочет избавляться от них.

Сдаться терзающему ее грудь чувству куда проще.

Ей немного смешно — несмотря на полное соответствие образу аристократа и цветущие вокруг него розы, Шерил любит эти простые неприхотливые цветочки. Роад никогда не присматривалась к их саду, но она уверена, что они там есть.

Незабудки расцветают под ее окнами.

Незабудки заполняют ее легкие.

Она сама теперь — их часть, а они — часть ее.

И это определенно та часть, которую Шерил любит, даже если не знает о ней.

Затянув себя в корсет и позволяя ему превратить себя из оборванки в мятых вещах в истинную леди, Мечта впервые появляется на обеде, как велят ее обязанности. Одетая в те вещи и с той грацией, которые ей положено носить вместо короны; она — маленькая леди, она — дочь своего отца.

Привыкшая есть в одиночестве Трисия, подняв взгляд, когда девочка опускается на стул напротив, ахает и роняет ложку.

Роад улыбается ей с весельем и чувствует, как застывает эта улыбка, примерзает к губам. Она впервые понимает: напротив сидит ее мать. Та, которой Алчность отдал свое сердце. Та, с которой Шерила связывают клятвы верности. Та, что он нежно любит и лелеет, целуя ее, смертную, беспомощную, слабую, в губы.

Каждый день. Утром. Вечером.

Со всей мягкостью, что свойственна ему, когда вопрос касается этой женщины.

Цветы в груди прочно сковывают ребра и не дают сделать вдох. На глазах от этого удушья выступают слезы. Роад чувствует себя беспомощной. Мечта, не скованная ничем, кроме своих чувств, ощущает — она уступает почти приговоренной Трисии.

Трисия — беззащитная, мягкая — нуждается в заботе своего супруга. Позволяет ему ощущать себя мужчиной. Роад же всегда была сорвиголовой и никогда не давала даже возможности усомниться в том, что с регенерацией у нее все в порядке. Шерилу незачем беспокоиться о ней, так же и нет ничего, что способно взволновать его так, как это делает постоянно изменяющееся к худшему состояние ее матери.

Эта мысль разжигает черную ревность в ее груди, и незабудки стискивают свои объятия капканом. Яд туманит рассудок, и лишь сила воли не дает ей потерять над собой контроль, устраивая в своем же доме кровавую баню.

В реальности проходят секунды. Личная служанка госпожи Камелот, везде и всюду сопровождающая свою хозяйку, поднимает ложку и приносит чистую. Перед Роад за это время ставят тарелку с супом и второе. Как истинная леди, она выпрямляет плечи и заставляет себя взяться за прибор. Рука подрагивает, пальцы белеют от напряжения.

Ей жаль, что она не в сказке о Белоснежке. Может быть, увидь она сердце своей матери в своей тарелке, ей стало бы лучше. Может быть, она получила бы ее нежную уязвимость и спокойствие и стала бы… более подходящей?

Роад не доедает ни первое, ни второе и совсем не прикасается к десерту.

Незабудки стремительно перевивают и рвут ей диафрагму. Они заполняют ее живот, и теперь она прекрасно ощущает цветы внутри себя. Так, как матери ощущают своих детей, она чувствует шевеление тонких стебельков, а запершись в Мечте снова, острым ножом взрезая себя от горла почти до таза, она смотрит, как в рану высовываются окровавленные цветы. Незабудки хорошо смотрятся, закрывая ее маленькую детскую грудь, лаская голубыми цветами ее алые от пролившейся крови губы.

Незабудки прекрасно будут расти между костей ее скелета, когда истлеет ее гроб.

Может быть, она попросит Шерила посадить их на ее могиле.

Он не будет знать, что незабудки ее убили, и в этом ей видится прекрасная злая ирония.

На следующий семейный обед — новый корсет, новое платье. Бледно-голубое. Она сама в нем похожа на цветок. Роад затягивает шнуровку так сильно, как позволяют ей ее слабые руки, и касается голой шеи кончиками пальцев. Вены голубеют почти под цвет. Волосы как никогда все портят, слишком темные и непослушные, и она собирает их, немного отросшие по ее желанию, заколкой.

Внизу все как всегда бегают. Камелот дома, и ей приходится взять себя в руки. Стиснув ладони в кулачки, больше всего на свете радуясь возможности носить перчатки, она заходит в зал так, как будто там идет прием королевы. Не сказать, чтобы она сильно ошибается, с министром сегодня обедают другие высшие чины, но, увидев ее в дверях зала, мужчины, все как один, невольно подчиняются воспитанию и в полной тишине встают со своих мест, приветствуя ее, опоздавшую, но приятно скрашивающую трапезу.

Изумленный тем, что видит, Шерил встает одним из последних.

Ее усаживают прямо во главе стола, напротив ее отца. Молоденький герцог, которому едва минуло двадцать, бледнеет и краснеет, прежде чем завязать с ней непринужденную беседу. Ее пробирает дрожь от пристального взгляда Алчности, прижигающего к месту через весь стол. Взволнованная своим открытием, Мечта едва успевает переводить дыхание и старается не улыбаться с болью в каждой мышце. Ее — томные, как кажется — вздохи и прерывистые реплики привлекают к ней много внимания.

Всем нравятся ее наипрелестнейшее волнение и бледный румянец на щеках. Они очарованы, увидев юную леди Камелот такой… взрослой. Девушкой.

Да, именно. Девушкой. Не девочкой.

Никто не знает, как сильно ей хочется расплакаться от терзающей ее боли.

Никто не знает, что именно она испытывает в эти секунды и почему так часто опускает глаза перед собой, нервно облизывая раскрасневшиеся губы и комкая салфетку на своих коленях.

Незабудки трутся о ее органы и нежно обвивают крупные сосуды. После окончания обеда цветы заставляют ее снова и снова вспоминать лицо Шерила, когда герцог слегка мешкает в дверях бильярдной, бросает на растерянную Роад взгляд и робко выдыхает, что был бы рад разрешению видеться с леди Камелот не только в официальной обстановке.

Склонившемуся, чтобы услышать почти бессвязный шепот Камелоту, герцог прямо намекает, что не прочь обратиться к министру с просьбой получить руку и сердце его дочери. Желательна помолвка в ближайшее время. Свадьба может подождать полгодика, пока он утвердится в палатах.

Шерил ничего не говорит, но определенно каменеет и успевает бросить взгляд на голубой шлейф платья, мелькнувший на противоположном выходе зала.

Герцог представить себе не может, что на охоте, несколькими часами позже, когда он почти подхватит свою леди, с намерением усадить ее в седло перед собой, его нога неожиданно вывернется в стремени и окажется изломана за то время, которое обезумевший норовистый скакун будет волочь его по земле, разбив лицо подкованным копытом.

Роад, бледная и хрупкая, такая испуганная, окажется совсем в другом седле.

И биение совсем чужого сердца она будет чувствовать спиной, пока жеребец будет нестись галопом вслед за шумящей сворой собак, выслеживающих дичь. Совсем чужое дыхание будет греть ей макушку и щекотно соскальзывать по открытым плечам. Совсем чужой плащ согреет ее, когда они окажутся в глубине леса и надоедливая мошка зазвенит, не решаясь ни укусить, ни опуститься слишком близко к слабеющей девушке в объятиях распаленного гневом и ревностью нечеловека.

Крепкие руки Алчности впервые робко коснутся ее ребер, скользнут по впалому животу. И впервые он уткнется ей за ухом, тяжело вздыхая — вдыхая — запах ее духов.

Из незабудок.

Это не продлится долго, но прокатившихся по всему телу мурашек Мечте хватит, чтобы пришлось закусить изнутри щеку и сдержать готовые пролиться слезы.

Робкая нежность любимого (отца), которая и не нежность вовсе, убивает ее.

Роад выскользнет из седла легкокрылой маленькой птичкой, когда они вернутся домой, и, не поднимая глаз, пряча плещущее счастье и щемящую боль, вернет плащ. Звонко попрощавшись со всеми гостями, как и положено хозяйке, она пройдет мимо Трисии, замершей на ступенях лестницы, вспорхнет к вершине подъема и, круто повернувшись на каблуке, взмахнет рукой тем, кто невольно проводил ее взглядом, подарит немного усталую улыбку показавшемуся в дверях Тики.

Бросит искрометный взгляд на оставшегося в полном смятении и с обрывающемся сердцем Шерила, заподозрившего лишь теперь что-то неладное. Нерешительного. Но не смеющего слишком прямо спрашивать у нее, в чем дело.

Мечта благодарна ему.

Цветы в ее теле почти закончили свое черное дело.

Между Роад и их разлукой с Желанием — считанные часы, что пролетят значительно быстрее, чем им положено — она сдастся и позволит себе немного… помечтать и пофантазировать. Обливающееся кровью сердце напитает, как положено, корни цветов, и те буйно зацветут!..

Разрушая то хрупкое, чем и было ее тело.

Быть может, следующим утром она не спустится ни к завтраку, ни к обеду, а во время важных затяжных переговоров, Шерил неожиданно заплачет и мгновенно прочувствует, чья именно жизнь оборвалась.

Дома его будет ждать бледная супруга, пустота в сердце, комната, полная незабудок,

и ничего, в чем можно было бы узнать тело

его Роад.

***

* Незабудка (Myosotis) — воспоминания, истинная любовь, искренность, постоянство, верность.