Море прозрачно и прохладно облизывает голые ступни. Олежа вдыхает полной грудью нагретый воздух. В джинсах жарко, хоть он и закатал их до самых коленей. Идиотское заселение в двенадцать часов — они с Антоном бесцельно шатаются по территории отеля вот уже два часа. Антон после полета все-таки немного уже отошел, сидит в таких же закатанных до колен джинсах на шезлонге и пьет очень сильно разбавленную льдом колу. Олежин стакан он поставил рядом, в самую тень.

— Ноги помочить не хочешь?

— А смысл? — из-за авиаторов лицо его становится похожим на какого-то насекомого с огромными странными глазами. — Потом будет все соленое и липкое. Лучше подождать, пока ключ дадут, переодеться и пойти нормально искупаться.

— Самый солнцепек будет, — прочная ткань шезлонга чуть прогибается, когда он в него садится. Антон протягивает его стакан — холодный и влажный многоразовый пластик глухо ударяется о своего брата-близнеца. Лед едва слышно отзывается. — Можно потом сходить будет, после жары. А то обгорим в первый же день. 

— У нас завтра встреча с туроператором еще в одиннадцать. Экскурсии брать будем?

Олежа пьет холодную колу, смотрит на морских птиц. Людей в отеле не так уж много, хоть сейчас и самый сезон. Это Антон настоял на том, чтобы поехать не на самое популярное туристическое направлние, Антон выбрал отель подороже. Олежа теперь с ним согласен — приятно заходить будет в море из воды, а не из людей.

— Давай. Не валяться же на пляже две недели.

Антон кивает и откидывается на шезлонге пониже. До заселения еще целых сорок минут.

***

Туроператор — приятный молодой человек — улыбчиво рассказывает им про экскурсии, разложив папку с красивыми фотографиями на низком столике в холле отеля. Олежа с Антоном выбирают из тех, где нет слов «вечеринка на яхте» и «захватывающий полет на параплане». Исторические места, древние руины, достопримечательности — это будет интересно. Антон по правую руку напрягается резко, замирает, так и не договорив предложение. Олежа смотрит туда, куда направлен его взгляд, и тоже холодеет. Этого не может быть. Этого просто не может быть, это — полнейший абсурд. Но знакомая футболка с Халком ведет за собой большой чемодан по мраморному полу холла прямо к стойке регистрации. За руку футболка ведет девочку лет восьми.

Туроператор оборачивается и пытается понять, на что или на кого с таким ужасом уставились его клиенты, но причин не находит.

— Прошу прощения, все в порядке? 

Антон первый приходит в себя, поспешно говорит «да», просит оформить их побыстрее и очень быстро утягивает Олежу за руку через выход у ресторана, едва им отправляют на Антонову почту письмо с датами и временем. Сердце колотится где-то чуть-чуть пониже горла.

— Это же был Свердлов, да? — Антон стремительным шагом идет по мощенной дорожке.

— Да. Однозначно, это был он.

Олежа начинает немного жалеть, что они не взяли все экскурсии из списка — так бы им не пришлось находиться в отеле. Так бы можно было избежать встречи.

Из-за куста с цветами Антон будто выглядывает. Им нужно понять, как себя вести. Нет ничего такого в том, что встречаешь где-то студента, совсем ничего. Ты можешь встретить его в автобусе, в магазине, в кино или вообще где угодно. Шанс того, что вы встретитесь в отеле в нескольких часах полета от Москвы — минимальный, но нулю никогда не равный. И проблема не в том, что на своем законном и заслуженном отдыхе они с ним встретились, пока, правда, еще не лицом к лицу, но это не за горами, Олежа уверен. Проблема в том, что у них с Антоном один номер. Проблема в том, что преподаватели редко ездят по непопулярным туристическим направлениям вдвоем и никто из них не выкладывает фото с отдыха в соцсети. Проблема в том, что слухи и так ползают. Проблема в том, что Олеже хочется вдалеке от Москвы открыто целовать Антона на пляже и держаться за руки, лежа на соседних шезлонгах. А самая главная проблема заключается в том, что на них сейчас парные футболки.

— Мы же не будем бегать от него все две недели, правда?

— Нет, — Антон осторожно опускается на кровать. — Но поговорить с ним нам придется. Особенно когда он нас заметит. 

Свердлов — светлая голова — замечает их уже на следующий день. На обеде они садятся на большую террасу, смотрят на море и оба отлично понимают, что пришедший минут на двадцать позже вместе с семьей Свердлов на них не смотрит так старательно, как только может.

— Мы не делаем ничего противозаконного, — говорит Антон одними губами.

— Антон, он может об этом рассказать, — шум вилок и негромкая музыка, разговоры — это все заглушает ответ, но Олежа все равно старается говорить тише.

— Мы просто на отдыхе. Мы могли взять горящую путевку на двоих, потому что так выгоднее.

— Сюда нет горящих туров.

Антон чудесно про слухи знает. Антон тоже читает подслушано, у Антона тоже есть уши и он прекрасно слышит пересуды в столовой и в коридорах. Их обоих могут уволить. Им обоим грозит не самое приятное объяснение с директором, если Свердлов догадается сфотографировать их, пока они не видят. Свердлов может скинуть это в беседу группы, если он до сих пор в нее не написал ничего вроде: «вы ни за что не догадаетесь, кого я встретил в отеле». А из беседы фотография может разлететься сарафанным радио и оказаться среди вопросов абитуриентов и очередном объявлении о продаже ненужного пособия или какой-нибудь дребедени. И хорошо бы на этой фотографии им не держаться за руки.

Олежин взгляд пересекается со взглядом Свердлова. Его, вообще-то зовут Костей, но по фамилии привычнее. Олеже интересно, как много много студентов называют его самого мысленно Душновым, а не Олегсеем Михайловичем. Взгляды опускаются в тарелки.

— Что будем с этим всем делать?

Антон всеми силами пытается не повернуться, нарочито спокойно накалывает на вилку кусок рыбы. 

— Поговорим. Но не сейчас, а когда выловим его без семьи. Чтобы у них тоже лишних вопросов не возникало.

Олежа соглашается — родители могут поднять шума больше, чем подслушано и фотографии в групповой беседе.

***

Поговорить с ним удается через пару дней — через пару нервных дней и одну экскурсию, на которой, к счастью, можно было совершенно свободно делать совместные фотографии и спать друг у друга на плече в большом автобусе.

— Добрый день, — очень нерешительно подходит к бару Свердлов, просит налить ему тоже колы, забирается на высокий стул. Олежа бросает на Антона взгляд, умоляет поговорить самому. У Антона язык подвешен куда лучше.

— Какими здесь судьбами?

— С семьей приехали.

— Где всех потерял?

— Мама с сестрой в бассейн пошли, папа в номере остался.

— Приятно здесь, да? — неловко спрашивает Олежа. За спиной плещет море и кричат чайки.

— Да. 

Олеже хочется прикусить себе язык — еще бы про погоду поговорил или про то, что здесь отлично кормят. Не ради этого к ним подошел вырвавшийся от родителей Костя. Они обсуждали это с Антоном и договорились: никакого обещания автоматов за молчание, потому что по сути это взятка, никакого обещания завала — это уже шантаж.

— Вы до какого числа?

— До двадцать четвертого.

— Мы до двадцатого.

— Понятно.

Молчание прерывается стуком льда о пластмассовые бока стаканчиков.

— Олегсей Михайлович, я вас попросить хотел, раз уж так совпало, что встретились... Может, вы моим научником станете?

Олежа выдыхает облегченно, маскирует это за глотком колы через трубочку.

— Я не против, но давай об этом в Москве поговорим. И в сентябре, ладно? Все-таки отпуск. Но в очереди ты первый.

— Спасибо, — Свердлов неуверенно слезает со стула. — Я пойду, а то меня там потеряли уже, наверное. До встречи.

— До встречи, — Антон протягивает руку для рукопожатия. Олежа может разглядеть его взгляд и боится. Такой же появляется, когда ценник не соответствует сумме в чеке. — И не распространяйся, пожалуйста, ладно? Лучше вообще никому.

Свердлов кивает и идет в сторону лифтов. Олежа смотрит на шорты с пальмами и наконец-то переводит дух.

— Как думаешь, не скажет?

— Думаю, что всем, кому хотел — уже написал. Но не думаю, что это всплывет, — Олежа невесело приподнимает полупустой стакан, предлагает чокнутся. — Улетает он двадцатого, — как-то задумчиво говорит Антон. — Рано ты парные футболки в чемодан убрал. Можем двадцать первого на экскурсию в них поехать. И фотографии выйдут здоровские.