Мне кажется, я сумасшедшая. На улице минус шесть, а я в одной школьной форме и кроссовках скачу в ближайшее почтовое отделение, смотавшись с седьмого урока. Раздевалки у нас закрывали на ключ до прихода учителя, ведущего твой последний урок, поэтому куртка со сменкой остались ждать меня до следующего понедельника.

Мороз колет мне уши, руки, которыми я обнимаю себя, чтобы сохранить чуть-чуть тепла, прикрытую только воротником шею, забирается за ткань рубашки и мне не остается ничего, кроме как быстрее передвигать ногами. Рюкзак неприятно бьется о спину, пока я бегу против ветра. Но восторг и предвкушение горячими волнами расходятся по телу, подгоняя, и такого слабого холодка не хватит, чтобы их заморозить.

На почту я влетаю с хлопком двери и топотом отряхивания ног от снега, где на меня обращается четыре недовольных взгляда: три бабки, — именно что не бабушки, — и работница отделения — уставшая женщина за сорок. Мне немного стыдно за производимый шум, и я неловко встаю в конец очереди, доставая телефон с кодом посылки и сразу паспорт, чтобы потом не возиться.

Вот сейчас дойду до дома и пообедаю, пока шлем будет настраиваться и заряжаться, может, даже успею полы помыть, а то на выходных точно не до этого будет. Я свято уверена, что даже поесть и поспать буду забывать, какая там уборка?

В ленте не нахожу ничего особенного — в сообществах по Геншину все посты и комментарии под ними посвящены визгам о том, как всем уже хочется самим испытать новый формат игры, кто-то особо прошаренный кидает ссылки на сливы первых игровых окон, которые я никогда не открывала, иначе весь кайф себе обломала бы, в общем, все как было на протяжении полугода от самого ожидаемого анонса лет трех точно.

Очередь продвигается не то чтобы быстро, но, что удивительно, без скандалов, и когда я принимаю в руки коробку, человека счастливее меня нет на свете. Выбираться в зиму из теплого помещения нет особого желания, но уже можно все-таки включить мозги и забегать иногда в попадающиеся на пути магазины погреться.

Я прижимаю к себе посылку так бережно, будто держу новорожденного. В одном из супермаркетов не могу удержаться и покупаю газировку в стеклянной бутылке, для души, так сказать. Передаю заранее отсчитанную до копейки сумму кассирше, которая смотрит на меня круглыми глазами, но, глядя на мое счастливое лицо, ничего не спрашивает. Еще бы, стоит девчонка едва-едва метр шестьдесят, без верхней одежды, наверняка с синими губами, но светится как новогодняя елка. Она даже посмотрела в окно за моей спиной, будто убеждаясь, что на улице точно зима. Не рассмеяться стоит мне всей выдержки, которая только есть.

Бутылку я, чуть поколебавшись, убираю в рюкзак, а то всю дорогу буду булькать жидкостью в желудке. Ай, зачем вообще газировку взяла? Сейчас же растрясу все, потом открывать как бомбу. Ничему жизнь не учит…

Теперь бежать я стараюсь не подпрыгивая, больше скользяще. По пути мне, слава богу, не попадается ни один из одноклассников: ни бывших, ни нынешних — иначе пришлось бы делать крюк. Дверь в нашем подъезде я, припорошенная начавшимся снегом, открываю негнущимися от холода пальцами.

— Чай-чай-чай. — уже в лифте, пританцовывая от холода, повторяю я дрожащими губами. — Чай-чай-чай. — финишная прямая — я со второго раза попадаю в замочную скважину и распахиваю дверь. — Чай!

Рюкзак беспечно летит куда-то вбок, провожаемый моим испуганным взглядом, — бутылка! — газировка внутри издает жалобный звяк и обиженно затихает. Но я, в ту же секунду отошедшая от мимолетного страха, уже кутаюсь в теплый халат с капюшоном, тут же сверху на плечи ложится плед и таким вот кульком шлепаю до кухни, чтобы поставить чайник.

Пока кипяток не спешит образовываться, мозг подкидывает заманчивую идею погреть руки в воде. Но вспоминаю, что с обморожением нельзя в горячую воду. И с сожалением закрываю кран. Не знаю, правда ли у меня обморожение, но бесследно моя прогулочка не пройдет это точно.

Я вспоминаю про коробку, которая осталась лежать в прихожей и, прихватив ножницы, иду распаковывать свое честно предзаказанное добро. Шлем я достаю медленно, едва не с придыханием, только музыки в тему не хватает.

По инструкции подключив все нужные провода, — один шнур к розетке, и второй — к включенному компьютеру, — я иду обратно на кухню готовить чай и обедать. Суп приходится выливать сначала из тарелки, а потом и из кастрюли в туалет, потому что испортился, а замечаю я это только сев за стол. Не смертельно, но неприятно. Я мрачно сюрпаю чаем — отчаянно тяну время до тех пор, пока желудок не выскажет острой необходимости сожрать хоть что-нибудь, и только тогда лениво начну рыскать по холодильнику.

Но до этого момента есть еще пару десятков минут, которые я трачу на слежку за не в меру активным воробьем на внешней стороне подоконника. А могла бы хоть воду поставить на плиту или пойти полы протереть в квартире. Могла бы. Продолжаю сидеть.

Из груди вырывается тяжелый вздох. Я перевожу взгляд на часы — полчетвертого. В голове бьется мысль так и просидеть за столом до возвращения матери; ей возражает вторая, мол, а ору сколько будет? Оно надо тебе? Первая безразлично машет на нее рукой: «Как будто что-то новое услышим».

— Вот так с ума и сходят. — говорю я куда-то в пространство, зависая взглядом на скатерти. Цепка на клеенке так и манит ее расковырять. Морщусь. — Расклеилась тут. Давай, подъем.

На плиту встают две посудины — кастрюля для макарон и ковш с сосисками, наскоро размороженными под горячей водой. В ушах звенит тишина, прерываемая только звуками моих действий: звяк крышек о бортики посуды, шум воды в ванной, когда я мочу тряпку и тихий шелест этой самой тряпки о пол, — сначала на кухне, потом в прихожей — прополоскать — коридор и, завершающие, комнаты.

Проверив шлем, вижу обнадеживающие семьдесят два процента зарядки и, уже в приподнятом настроении, иду есть. Дубль два, типа. За полчаса я успела оголодать, поэтому даже несоленые, — забыла, — и немного переваренные макароны поглощаю с удовольствием.

Когда я оставляю посуду обтекать на полотенце и закидываю под язык сосалку от боли в горле, в квартире раздается звук проворачивающегося ключа. Два шага до прихожей — и мне в нос ударяет удушливый в своей приторности запах маминых духов. Я задерживаю дыхание от греха подальше, молча наблюдая, как она шуршит пакетами, снимает куртку и ботинки.

— Пакеты разбери.

Я мычу что-то неопределенное и подхватываю целлофановые ручки. Какое-то время царит идиллия, но через несколько минут я улавливаю какое-то шуршание и ее чертыханья.

— Почему рюкзак валяется именно здесь?!

— Щас уберу. — спасибо «хорошей» памяти и «внимательности» за предоставленную возможность в очередной раз услышать придирки.

— А раньше ты чем занималась? Не дочь, а сплошное…

Мозг автоматом отрубает восприятие дальнейшего трепа и решает, что подсчет и инвентаризация продуктов гораздо интереснее: три желтых помидора, шесть огурцов, две бутылки водки, черный хлеб, упаковка майонеза и шпроты в масле.

— Спасибо, что купила печенье, которое я просила. — язвлю я, раскладывая продукты по полкам.

— Хамка. — припечатывает она. — Не было твоего печенья.

Я знаю, что она врет — в магазине рядом с нашим домом, куда было удобнее всего ходить и мне после школы, и родителям после работы то печенье было абсолютно всегда. И ладно, бог с ним, с печеньем, я просто пошла на принцип, решила проверить, что же она скажет. Господи, когда я перестану давать им с отцом шанс? Они этого просто не заслуживают.

После моего «понятно» сквозь зубы, которое означает, что мне действительно все понятно, она только больше разражается:

— Что ты хочешь?! Мне не хватило денег!

Меня распирает злость от новой лжи, хочется выцарапать ей глаза, в которых нет и капли совести или раскаяния. Самообладания хватает только на то, чтобы не повысить голос:

— А на водку, значит, хватило?

Ее глаза наливаются бешенством. На затылке у меня от страха шевелятся волосы, и я едва успеваю среагировать на опережение и отшатнуться от пощечины. Я моргаю, — кажется, проходит не больше секунды, — и мамино лицо сменяется дверью моей комнаты. Под сыплющиеся без остановки оскорбления судорожно защелкиваю шпингалет, тот держится на соплях и честном слове — сама прикручивала. И, наконец, нервно выдыхаю.

— Свинья неблагодарная! Дрянь! Кто ты такая в этом доме!..

На всякий случай приваливаюсь плечом к двери, не зная, пойдет ли она ломиться ко мне. Трезвая вроде не должна, да кто ее разберет? Все возможно.

Но она не идет, поэтому спустя какое-то количество ее ора в никуда я отлипаю от поверхности и подхожу к кровати на негнущихся ногах. Матрас скрипит, когда я сваливаюсь на него мешком. Вот я дура-а… Зачем вообще начала диалог? Разобрала бы продукты молча и свинтила бы в комнату: ни проблем, ни нервов. Еще и рюкзак так и пролежит до завтра в прихожей, только бы они с отцом не запихнули его куда.

Мою рефлексию прерывает тихое пиликанье со стороны стола, отчего я подскакиваю.

— Хос-спади… — прикладываю я от испуга руку к груди. А это, оказывается, просто шлем зарядился.

Я подхожу к столу, со вздохом усаживаясь. Даже не знаю, начать играть сегодня или все-таки подождать до завтра, потому что сейчас настроение ни к черту.

На этот шлем я потратила свою гордость и миллионы нервных клеток, — на подработки такую соплю как я никто не взял бы, поэтому приходилось изворачиваться как только могла: улыбаться, читать стихи и строить пай-девочку на всех семейно-родственных застольях в течение трех лет, чтобы мне отстегнули хотя бы тысячу с барского плеча; рисковать и рассчитывать время, атмосферу в доме, чуть ли не силу ветра на родительских попойках и осторожно увещевать их выдать немного денег, пока у них хорошее настроение, благо на утро ничего не помнили, иначе отобрали бы; что уж говорить, и подворовывала, из их же кошельков, но совсем немного, не наглеть же.

Я этим не горжусь, но другого выхода не было. И вот я здесь. Смотрю на эту железку, смотрю, и понимаю:

— Как же мне будет плоха-а…

И не от того, что есть какие-то побочки, а от самого факта, что это игра. Невероятно реалистичная, с почти живыми персонажами и красивой природой, но игра. А я и так очень тяжело отхожу от выдуманных миров, особенно, хорошо прописанных, что потом такая апатия накатывает, когда вспоминаю, где я и кто я.

Но что поделать? Шлем — вот он, передо мной, не выкидывать же. Я знала, на что подписывалась. Наверное, стоит воздержаться от близких отношений с персонажами, — не важно, дружеских ли, романтических, — и так на экране моя любовь к ним зашкаливала, а теперь уж, когда смогу увидеть их вблизи, и подавно. От таких мыслей настроение летит в тартарары, но надо взбодриться.

Думаю пока что настроить все, а там, может, и желание появится. Еще минут двадцать уходит на откалибровку, ввод моих роста и веса, переход с английского на русский, смену мужского голоса на женский и вход в аккаунт. И желание играть действительно возвращается. Перечитав инструкцию еще один, контрольный, раз, отсоединяю кабели, перезагружаю шлем и в предвкушении ложусь на кровать. Шлем на голове немного болтается, и я осторожно поправляю крепления, укладываясь поудобнее.

Механический голос уведомляет меня о том, что бояться нечего, сейчас я просто погружусь в сон и откроются первые игровые окна, а для выхода из игры надо будет сейчас настроить кодовую фразу. После этих слов глаза закрываются сами собой.

Пространство вокруг меня однотонно-темное, хорошо не «хоть глаз выколи», и на его фоне золотистые таблички смотрятся приятно и не раздражают. На первой были благодарности за покупку шлема, какие-то объяснения, — глаз цепляет словосочетание «самообучающаяся система», я секунду удивляюсь гению разработчиков и листаю дальше, — на второй — предупреждение о том, что шлем влияет на нервную систему и в игре будет чувствоваться все то же, что и в жизни: тяжесть предметов, тепло огня, текстура вещей вокруг и даже боль (последнее меня немного… не знаю, не напугало, но близко), однако отступать уже поздно и я перехожу к основной части.

В графе ника уже забит мой, с основного аккаунта, но есть возможность исправить, что хорошо, хоть я и не собираюсь этого делать; в строке так и остается незамысловатое «Тиль». День рождения я исправляю на другой, потому что ранее забивала ненастоящий. Когда я нажимаю на «далее», табличка исчезает и около меня появляется пять типов игрового оружия, с возможностью просматривать каждое как артефакты — по кругу, то есть.

Вот где основная проблема. Хочется попробовать все, но, нажав на справку, читаю, что изменить свое решение во время игры не получится, и я со стоном остаюсь метаться перед выбором. В итоге, в фаворитах, ожидаемо для меня, плотно уселись двуручный меч и катализатор — две наилюбимейших вундервафли, у меня даже основная тима собрана только из персов с этим оружием. Рука тянется к мечу, но я вовремя вспоминаю, что вся тяжесть будет ощущаться, а я — хилая мелочь, так что не светит мне меч, не светит. Книжка в красивой серой обложке мягко светится, когда я ее выбираю.

В следующем окошке мне предлагается ввести то самое кодовое слово. Хм, надо такое, чтобы случайно не произнести. В голове вертится сплошная бредятина и ни одной дельной мысли. В конце концов я плюю на все и пишу «бигудини» — придуманный мной тупой каламбур.

Затем все сменяется на полосу с процентом загрузки мира. На меня смотрит жалкая единица.

— А как же элемент? — расстраиваюсь я. — Я думала, что его тоже можно выбрать, что за облом?

Однако никаких пояснений не появляется, и я просто хмурюсь, складывая руки на груди. Что ж, ладно, это должны как-то обыграть, дам разработчикам шанс.

Загрузка идет довольно быстро, так что я не успеваю заскучать, но после ста процентов происходит не то, что я ожидала:

Внимание!

Для лучшего погружения в мир «Genshin Impact» самообучающаяся система вывела новый алгоритм действий!

Начинается блокировка воспоминаний. Ожидайте.

— Что? — не поняла я. — Какая блокировка?! Отмена! Отмена!

Паника накрывает меня с головой и новая табличка поверх «блокировки» ничуть ее не уменьшает.

Путешественник Тиль, на данном этапе невозможен выход из игры, попробуйте позже.

— Экстренный выход! — не сдаюсь я, но тело начинает крупно трясти. — «Бигудини»! Ну же!

Сейчас не важно, насколько тупо это выглядит со стороны, я снова и снова повторяю кодовое слово и почти плачу, когда последняя надпись никуда не желает деваться.

— Не блокируй! Отмена! Пожалуйста! — если бы можно было сорвать здесь голос, я бы его уже сорвала.

Безжалостные слова висят дамокловым мечом, а моя речь становится все тише и бессвязнее.

Блокировка завершена. Спасибо за ожидание!

Приятной игры!