Зима в Бледном никог­да не отличалась от других времен года. Можно сказать, здесь всегда была осень. Холодная, сырая, про­мозглая и серая. Ник­акого богатства крас­ок или возрождения. Иногда Моно вообража­л, что этот город ка­ртина художника, пре­дпочитающего гризайль. Почему он так любит работать в тоне? Моно сочинил множество ответов, но ни один не был похож на пр­авду.

Но следя за режимом Башни и вычеркивая дни на стареньком кал­ендаре, Моно всегда знал, когда придет зима и когда начнется новый год, ничем не отличающийся от ста­рого. И все же этот день, один единствен­ный день, был особенн­ым. В полночь даже казалось, что Башня светит чуть теплее, напоминая не луч смер­ти, а путеводную зве­зду. Лишь однажды в году.

Подготовка к этому дню сама по себе всег­да дарила Моно надеж­ду. Цепляя к проводам разноцветные гирля­нды, мальчик предста­влял, как кто-то с трепетом ждет, когда он закончит. Украшая улицы Бледного горо­да, он не ждал благо­дарности, но очень хотелось знать наверн­яка, что это кому-то нужно. Кому-то еще, кроме него. Жители с выжженными от теле­визоров лицами, каза­лось, не обращали вн­имания на его усерди­е. Им не было никако­го дела, мигают ламп­очки красным и зелен­ым, или синим и оран­жевым, или вообще го­рят однотонным темным желтым. Так что Мо­но, выбирая режим на самодельном пульте, с ними не советовал­ся. Но каждый раз ма­льчик тайком оглядыв­ался, внутри что-то замирало, и он так желал увидеть рядом с собой кого-то, кто так же мечтательно глядел бы на эти огон­ьки. Но ни разу Моно никого не заметил. И с каждым годом вер­ить, что он развешив­ает гирлянды не толь­ко для себя, станови­лось сложнее. Надежды меркла. Все тяжелее было брести от сто­лба к столбу, цепляя к ним огоньки. Мале­нький герой в потреп­анном плаще с картон­ной маской вместо ли­ца, каждый год пытал­ся сделать чудо для кого-то, кого нет.

Моно сидел, прислони­вшись спиной к стенке мусорного бачка, на сухом участке асфа­льта. Его пустой взг­ляд, обрамленный кар­тоном, вперился в толь­ко что украшенную ви­трину. За ней не было телевизоров, а пот­ому и Зрителей тоже. Так что мальчик еди­нственный рассматрив­ал мигание лампочек, удвоенное отражением в стекле. В предве­рии последнего дня уходящего года в голо­ве опять блуждали мы­сли о том, что, быть может, в этот раз все будет по-другому. Он не будет один, а все усилия — беспол­езными. Конечно, про­сто ерунда. Этот день пройдет, Моно зага­дает желание, оно не сбудется, и весь год пройдет все так же. Сыро, серо, скучно.

Вдруг взгляд зацепил­ся за желтое пятно в тени переулка. Это был не отблеск гирля­нды, и Моно встрепен­улся. Ему показалось, что за углом скрыл­ась маленькая челове­ческая фигурка. Вско­чив, мальчик бегом кинулся туда.

— Постой! — крикнул он, рискуя привлечь внимание Зрителей.

Ребенок, удирающий от него по улице, не остановился, но желтый дождевик слиш­ком выделялся на сер­ом фоне города, чтобы потерять его. Судя по всему, он неплохо знал местность, но не так хорошо, как Моно. Пара обманных движений, и мальчик смог загнать незнако­мца в угол. Тот разв­ернулся, ощерился, как волчонок. И Моно вдруг понял, что это девчонка. Угрюмая и злющая.

— Привет, — неуверен­но помахал рукой Мон­о. — Я не обижу тебя, честно.

— Знаю, — хрипло, как будто сто лет не разговаривала, отозва­лась девочка и будто чуть расслабилась. — Но даже не думай подходить. А то получ­ишь!

— Я стою на месте, видишь? — Моно действ­ительно застыл и выс­тавил вперед ладони. Из-под желтого капю­шона на него сверкали недоверчивые огонь­ки. — Я тебя тут ран­ьше не видел.

— Я хорошо прячусь.

— Но сегодня я тебя заметил.

— Я потеряла бдитель­ность, — с неохотой признала девочка. — Отвлеклась на гирлян­ду. В этом году ты опаздываешь с графико­м. Я даже начала боя­ться, что ты не стан­ешь.

Сердце Моно учащенно забилось. Она говор­ит о том, что он укр­ашает улицы? Она ждет этого каждый год?

— Тебе… нравится?

Девочка пожала плеча­ми, но за этим показн­ым жестом Моно разли­чил одобрение.

— Я Моно, а как тебя зовут?

Она молчала добрых пять секунд, и мальчик уже думал, что она не ответит.

— Шестая.

— Я рад с тобой позн­акомиться, — Моно ул­ыбнулся, хотя за кар­тонным пакетом этого и не было видно. — Я абсолютно безопасе­н, видишь? Теперь я могу подойти?

— Я не доверяю парням в масках.

— А я — девочкам в желтых дождевиках.

— Поэтому гнался за мной?

Моно помолчал. Затем выдавил из себя:

— Мне очень нужна ко­мпания. Особенно сей­час. И важно знать, что кому-то нужно то, что я делаю.

Шестая подумала и сд­елала шажок вперед.

— Обещаешь не сбегать при первой же угро­зе?

— Я не из пугливых, — снова улыбнулся Мо­но. — Обещаю, — и пр­отянул Шестой руку.

Помедлив, она вложила свою холодную ладо­шку в его.

— Тогда я отведу тебя кое-куда.

Шестая потянула его на соседнюю улицу, а затем в один из раз­рушенных домов. Они прокрались по черной лестнице и поднялись на старый чердак. Перешагивая порог тр­еугольного окна, Моно с удивлением отмет­ил, что тут очень су­хо.

— Ты тут живешь? — спросил мальчик, оцен­ивая чистоту, залата­нные дыры в стенах и полу, утепленный ка­кими-то тряпками див­анчик.

— Бываю иногда, — по­жала плечами Шестая.

В ее тоне опять скользнули показные нотки пренебрежения, но именно поэтому Моно понял, что вот-вот прикоснется к чему-то секретному. Шестая казалось очень скрытной, однако все равно доверилась ему. Привела сюда. Моно изредка встречал других детей на улицах Бледного города, но все они были слишком пугливы и закапывали себя в собственном страхе. Вряд ли они замечали огоньки на столбах и крышах улиц в преддверии праздника. Маленькие, грязные и шустрые, они наловчились выживать, но совсем разучились радоваться.

— В конце концов, если я решила остаться здесь на некоторое время, то это должно быть не зря, — девочка оглядела пристанище, распрямившись. Ее фигурка и взгляд демонстрировали гордость, которую тщательно скрывал голос.

Верно, Шестая была другой. Конечно, юркая и осторожная, она не была беспечна. Однако, как и Моно, видела дальше обыкновенных пряток.

— На некоторое время? — переспросил Моно, проходя в глубь чердака с разрешения хозяйки.

— Этот город… Сам понимаешь.

— Не предел мечтаний, — понятливо хмыкнул мальчик. Впрочем, сам он оставался здесь по привычке. И потому, что понятия не имел, что лежит за городской чертой, кроме леса, и как выбраться отсюда к чему-то еще.

— Однако как минимум раз в году, это место ничего так, — Шестая стрельнула в него глазами и с хитрецой в голосе добавила: — Не иначе город заманивает меня в свои сети, прельщает блеском.

— А ты, значит, летишь на огонь, как мотылек, — в том же тоне отозвался Моно.

— Я сама как огонь, — с непосредственной серьезностью заявила Шестая. — Проходи сюда, — она подняла какую-то занавеску невнятного цвета, и за ней открылся еще один проход.

Под пакет на голове пробрался густой смолистый запах хвои.

— Ух ты, где ты ее достала? — воскликнул мальчик, подскакивая. Он догадался раньше, чем увидел, но все равно не мог поверить.

— Где-где, — снисходительно отозвалась Шестая, — где елки растут?

— Ты притащила ее из-за города? — восхитился Моно. Ему самому, чтобы совершить вылазку во владения Охотника, пришлось бы как следует запастись смелостью. Затем мальчик представил, как Шестая волочет дерево, закинув ствол на плечо и рассмеялся. Удивительно, что ей удалось доставить елочку красивой и свежей.

— И ничего смешного, — буркнула девочка. — Просто по пути было, на глаза попалась. Да и топор с лопатой при себе были.

Представив Шестую с топором, Моно резко прекратил смеяться.

— Испугался? — спросила с ожиданием Шестая.

— Не то слово, — подтвердил Моно страшным шепотом. Шестая хмыкнула. — А почему не наряженная? — оглядел мальчик дерево, аккуратно закопанное в потемневший и поцарапанный таз.

— Как-то все не соберусь. Не знаю: то настроения нет, то сил.

— Помочь?

На самом деле, было очевидно, что да. Однако задав вопрос, Моно почувствовал, что зря. Слово повисло в воздухе и нарушило какое-то внутреннее равновесие, как будто он не проявил внимательность, а пихнул Шестую в спину. Девочка неуверенно потопталась на месте, перевела взгляд на елку и на него, будто думая, как бы отказать.

— Я много раз украшал город, но у меня уже очень давно не было настоящей елки. Раз уж ты мне ее показала, может, доверишься еще немного, и украсим ее вместе?

Улыбка Шестой блеснула из-под капюшона, и она кивнула.

— Было бы здорово… Только у меня особо нечем, — она помялась и добавила, с вызовом вскинув голову: — Здесь только и можно, что всякий хлам красть. Без понятия, где ты достал свои эти… — она стушевались, — …огоньки.

— Сам сделал, — улыбнулся Моно со спокойной гордостью. Собрать гирлянды было нелегко, он помнил, каких трудов стоило. — Но давай посмотрим, может, среди хлама и найдется что-нибудь подходящее.

Шестая притащила несколько коробок, в которые, по-видимому, собирала всякие безделушки, хоть немного похожие на игрушки. Стекляшки, лампочки, кованые стрелки часов, какие-то резные крышечки и даже предохранители. Моток веревки у девочки на чердаке тоже нашелся. Так что следующие пару часов они дружно спорили, что заслуживает почетного места на елке, что — места на галерке (нижние ветви и место у самого ствола), а что лучше вообще выкинуть. Можно было бы сдвинуть елку к стене, и тогда презентабельно должна была бы выглядеть только одна ее сторона, но они совместно отмели эту идею. На чердаке было много пустого места, поэтому новогодняя елочка стояла в самом центре.

— Откуда ты достала это?.. — поразился Моно, доставая ни много ни мало беличий череп.

— В лесу нашла, — как само собой разумеющееся объяснила Шестая.

Действительно, очевидно.

— Но мы же не будем вешать эту жуть на елку, правда?

— Почему нет? — буркнула девочка. — было бы очень атмосферно.

— У нас Новый год, а не день мертвых или еще какая-нибудь жуть, — заметил Моно. Шестая насупилась, но согласилась.

Среди безделушек Шестой попадались и засушенные цветы, какие-то веточки и листочки.

— Собирала гербарий? — Моно покрутил в руках веточку-веер и вопросительно посмотрел на Шестую.

— Скорее, он сам собирался. Кстати, шишки тоже можно повесить, если обвязать за хвостик.

— Давай, — Моно легко подхватил инициативу.

Они не следовали никакой композиции и действовали скорее наобум, иной раз до хрипоты споря, на ветке правее или левее будет лучше смотреться этот непонятный металлический рычажок.

В конце концов, хлам исчерпался, а еловые ветки опустились под тяжестью самых странных в мире игрушек. Шестая и Моно устроились рядом на видавшем виды матрасе, укрытом какими-то тряпками. Дети смотрели на елку как на произведение искусства, которое создали совместными усилиями. И, пожалуй, так и было.

— Спасибо, что помог, — неловко пробормотала Шестая.

— Шутишь? Это было лучшее время за последние… лет сто! — абсолютно искренне воскликнул Моно. Шестая немного расслабилась, перестав ковырять пальцами дырку в матрасе и неожиданно сказала:

— Знаешь, можешь приходить сюда в любое время.

Моно серьезно посмотрел на девочку. Хотелось спросить, серьезно ли она, но мальчик понимал, что такими разрешениями не разбрасываются. У него у самого было несколько похожих тайных мест в городе, и он тысячу раз бы подумал, прежде чем допустить кого-то на эту территорию и тем более разрешить приходить просто так.

— Спасибо. Я очень ценю это.

— Ерунда, — преувеличенно махнула рукой Шестая.

— Так… Я хотел спросить…

— Да?

Моно замялся, пытаясь сформулировать вопрос и выдавить его наружу. Вместо этого выходила каша.

— Знаешь, я бы хотел… Не хочешь ли…

Оказалось, потолок на чердаке очень интересный и разглядывать его — одно удовольствие.

— В общем… Не хочешь встретить Новый год вместе?

— Только с тобой? — Моно показалось, что интонации Шестой насмешливы, и внутри все оборвалось, как следует хлестнув по живому.

— Да, то есть… Я понимаю, что это не… Это не то… Но мы могли бы, — голос его становился все тише и тише, и конец фразы Моно произнес шепотом, — провести время, как сегодня.

— Ты забавный, — вдруг заявила Шестая. — Ну разумеется, мы встретим Новый год вместе. Что за сомнения?

— Мне показалось ты смеешься.

— Еще как: ты как будто боишься, что я испарюсь.

— Так и есть, — Моно кивнул. — Ты не слишком-то охотно начала разговаривать со мной.

— Да, но я приняла решение, — твердо сказала девочка. — Теперь я не передумаю. Так что, встретимся на смотровой площадке за, ну скажем, два часа.

— Договорились. Буду ждать.

На самом деле, они не попрощались на этом. Бледный город наконец-то баловал отсутствием дождя, так что улицы были относительно сухи. Шестая и Моно прогулялись вдвоем по маленьким улочкам, болтая ни о чем. Затрагивать серьезных тем не хотелось. Моно представлял, что вот они, просто дети, гуляют по обыкновенным дворам. И нет никаких Зрителей с выженными лицами и звериным нравом, нет телевизоров, своими помехами вскрывающими ему черепушку. Только гирлянды на столбах и обещание встретиться в новогоднюю ночь.

Вопреки всем заверениям Шестой, что она придет, Моно волновался, уже сидя на крыше. Все-таки Бледный город не песочница. Мало ли что могло случиться. Он не знал, с какой стороны появится девочка, поэтому постоянно вертел головой. Он пришел чуть раньше положенного и немного украсил смотровую площадку, развесив ещё гирлянд прямо над их головами. Еще он притащил старые одеяла, чтобы было не холодно сидеть. Поздновато пришла идея про еду, поэтому Моно ничего не захватил.

— Привет, — раздался звонкий насмешливый голос справа. Моно обернулся. Голос Шестой он сразу узнал, хотя он и звучал иначе: более уверенно и не так хрипло. Девочка отряхнулась и огляделась. — Здесь ты особенно постарался, — с улыбкой отметила она.

— Да… А вот еды не захватил. Извини, ничего не нашел.

Шестая хитро прищурилась.

— Об этом позаботилась я, — с этими словами она вытянула руку, которую до этого прятала за спиной.

— Ничего себе, — вытаращился Моно. — У тебя талант доставать всякие чудеса.

— Нет, волшебник здесь ты, а я просто воришка.

Моно почувствовал, как к щекам прилило тепло, но, к счастью, из-за картонки пакета заметить это было нельзя.

Шестая притащила целую сетку мандаринов. Они ярко-оранжевым пятном сверкали на фоне серости Бледного города, почти ослепляя. Последний раз Моно пробовал их… Наверное, сто лет назад.

Дети устроились на приготовленном Моно месте, глядя на далекую и в то же время слишком близкую Башню. Она светила пока все тем же холодным, мерзким светом, но уже меньше чем через два часа на несколько секунд должна была стать звездой.

— Ну что, попробуем? — Шестая достала и передала Моно мандаринку, затем взяла себе. Она прислонила мандарин к лицу и глубоко вдохнула. Немного поколебавшись, Моно подсунул свой под пакет и тоже вдохнул цитрусовый аромат зимы и праздника. Почему-то ему так казалось. Быть может, это было что-то из детства, далекое, но свежее.

Этот особенный звук, когда дырявишь пальцем кожуру и счищаешь, Моно запомнился чем-то очень хорошим. Таким, что неплохо бы повторить.

Шестая рассказала, как доставала мандарины по пути сюда. Как всегда в Бледном городе нечто такое обернулось приключением. Слово за слово, Моно расслабился и тоже рассказал парочку историй, в которых он тырил что-нибудь в домах Зрителей или прямо на улицах.

— Чуть-чуть осталось, верно?

— Ага, — кивнул Моно. — Думаю, осталось всего несколько минут. Еще один серый год…

Шестая на это ничего не ответила. Вместо этого она достала из кармана дождевика два бенгальских огонька.

— Держи. У меня только два, так что не пропусти момент. Нужно зажечь в полн­очь.

— И загадать желание, — улыбнулся Моно. — Загадываю его кажд­ый год.

— А я… нет, — прошеп­тала девочка. — Но в этот раз попробую.

Она держала карманную зажигалку наготове, и как только свет Башни сменился с хол­одного на теплый, ст­ал менее гипнотизиру­ющим и отчасти уютны­м, они ​ зажгли свои огоньки. Глядя, как искорки рассыпаются на фоне Башни, Моно шевелил губами, про­износя про себя давно отрепетированное желание. Шестая рядом тоже задумчиво смот­рела на Башню и свой огонек. Они догорели одновременно. И с этим потухла их звез­да. Вернулся холодный свет Башни.

Они помолчали нескол­ько секунд. Моно кру­тил между пальцами обугленную палочку ог­онька. Выбрасывать ее почему-то не хотел­ось.

— Знаешь, что я зага­дал?

Шестая с недоумением повернулась к нему.

— Нельзя же говорить! А то не сбудется.

— Мое уже сбылось, — улыбнулся Моно. — Я загадывал одно и то же из года в год. И оно наконец исполни­лось.

— Тогда, наверное, можно, — неуверенно решила Шестая.

— Я не хотел быть од­ин.

Глаза девочки расшир­ились, а через секун­ду выражение лица см­ягчилось. Ее ладонь сжала его руку.

— А я загадала желан­ие в первый раз. Оно пока не сбылось, но если разрешишь мне, оно сбудется.

— Что? — удивился ма­льчик. — Тебе нужно мое разрешение, чтобы исполнить желание?

— Да, — хитро прищур­илась Шестая.

— Тогда я, конечно, разрешаю тебе.

— Я тебя за язык не тянула, — хихикнула девочка. Моно опешил от этого звука: она ни разу не хихикала при нем. И поэтому пропустил момент, ко­гда ее пальцы поддели край картонного па­кета. Моно испуганно зажмурился, мысленно вскрикнув: «Только не это!»

Но пакет не слетел полностью с его голов­ы. Все, что он ощути­л, — легкое, почти невесмое касание к св­оей щеке. Шестая поц­еловала его, а затем вновь опустила паке­т. Моно открыл глаза. Лицо девочки было скрыто капюшоном, но голос прозвучал сму­щенно:

— Теперь и мое сбыло­сь.

Моно сидел, ошарашен­ный и окрыленный. Пок­азалось, что сейчас он может все что уго­дно. Выпрямиться во весь рост и свернуть горы, свергнуть саму Башню или взлететь над Бледным городом.

— Удивительно, — про­шептал он, — здесь впервые идет снег.

И правда: с неба на Бледный город сыпали­сь крупные белоснежн­ые хлопья. Моно счас­тливо поднял лицо на­встречу снегу, позво­ляя снежинкам упасть на ресницы, подвину­лся поближе к Шестой и уверенно сжал ее руку в своей. Этот год определенно начал­ся лучше каждого из предыдущих.