Он бежал, не разбирая дороги, бежал, не оглядываясь, потому что боялся того, что увидит. Очередной кошмар заставлял страх проникать в глубины его чистого сердца, поселяя в нём тьму. Джонатан устал от этих снов, с каждым разом они становились всё хуже. Или, может, это были не его сны вовсе? Но он споткнулся, с ужасом осознавая, что второго шанса уже не будет. Грубые лианы опутали его тело и крепко оплели шею, не давая повернуть голову и на сантиметр. Он стремительно приближался к месту, откуда так отчаянно старался сбежать. Дышать вмиг стало трудно и даже не из-за растения, казалось бы, пронизавшего его насквозь и проткнувшего шипами.

Дио стоял на поле, по щиколотки утопая в белоснежных бутонах паучьих лилий — целый ковёр укрывал под собой мягкую траву. Он обернулся, торжествующе скалясь и держа топор. По спине пробежал холод, стоило попытаться вырваться, как лианы сжали крепче чем прежде. Блондин пошёл ему навстречу и под его ногами расцветали алые бутоны. Тонкие пальцы схватили за подбородок, а путы надавили, заставляя тело опуститься на колени.

Из последних сил Джонатан слабо спросил:

— Зачем я здесь?

Сейчас Дио, обычный двенадцатилетний мальчик, стоял напротив Джонатана — такого же обычного двенадцатилетнего мальчика. Поломанный, хрупкий, он смотрел снизу вверх на Дио и не понимал, что же происходит вокруг. Тот в свою очередь усмехнулся, даже с какой-то нежностью погладив его большим пальцем по щеке.

— Чтобы вновь умереть.

"Вновь?.." — пролетела в голове последняя мысль, прежде чем занесённый для удара топор отсёк эту самую голову, откатившуюся в сторону. Джонатан, чувствуя нестерпимую жгучую, всепоглощающую боль, смотрел остекленевшими глазами на своё тело. Тело без головы. В мыслях пролетела незнакомая ему картинка, словно воспоминание, — картинка с, кажется, им же, повзрослевшим и.. Мёртвым?

Он не мог отвести взгляд, был вынужден смотреть с земли на себя же. Дио оглянулся и в его глазах вместо привычного презрения читалась напускная жалость. Губы онемели, ему оставалось лишь наблюдать, молчаливо смотря на это безумие с навязанным безразличием.

Парой сильных ударов ему сломали рёбра и достали слабо пульсирующее сердце, проткнутое осколками костей, — абсолютно невозможно, но сновидение было до жути реально. Он чувствовал боль, ему было слишком, слишком паршиво, хотелось закричать, но.. Он не мог даже этого.

Мгновение — и тело стало осыпаться пеплом, ещё сильнее пачкая белоснежные цветы, окрашенные кровью, и проваливаясь сквозь них, словно бы его никогда и не существовало.

***

Вновь открыв глаза, Джонатан понял, — очередной сон. Он осторожно поднялся с ковра белоснежных цветов — всё тех же, неизменных, паучьих лилий, — но Дио нигде не было видно. Тогда он пошёл наугад по этому полю, не имеющему конца и края. Там, где он ступал, прорастали васильки, и на этом цветочном поле уже он шёл своей дорогой. Кажется, в этот раз он вершил этот сон.

Он не помнил, как долго шёл, пока не вышел в комнату без крыши, серые ободранные стены были испещрены мелкими трещинами. Он так и замер у самого края, где редели цветы, открывая взгляду грязный дощатый пол, с распахнутыми от страха глазами становясь невольным зрителем разыгравшегося представления.

Противный на вид мужчина, очевидно пьяный, занёс бутылку из-под дешёвого алкоголя над головой хрупкой женщины. Мгновения растянулись в вечность, за которую он забыл, как дышать. Всё произошло так быстро и так медленно одновременно — и вот она уже валяется на полу, волосы испачкались в крови и спутались, а остекленевшие глаза с ужасом взирали в пустоту перед собой. А рядом с ней на колени упал светловолосый мальчик, пачкая белоснежную рубашку. Его душили слёзы и грудь надрывно вздымалась от глухих рыданий.

Боль обратилась в ненависть, но мальчишка лишь молча взглянул на отца, что-то неслышно прошептав с такой злобой, что Джонатан хотел было убежать, не оглядываясь. Он чувствовал эту пронзающую боль, окутавшую всё вокруг. Поглощённый этими невообразимыми ощущениями он не увидел, что его заметили. Время словно бы застыло, чужие глаза вперились в него со смешанными эмоциями. На дрожащих ногах Дио поднялся и с силой толкнул его в грудь, заставляя отлететь.

— Ты.. Ты не должен был видеть!

Он кричал, его глаза бегали по чужому лицу, а внутри разгорался огонь — уничтожить, убить. За то, что видели его слабость, за то, что увидели его таким. Беспомощным. Жалким. Никто, никто не должен был знать!

Но Джонатан лишь поднялся, крепко обнимая такого хрупкого сейчас, совершенно на себя не похожего Дио. Тот лишь плакал, уткнувшись в его плечо и дрожа. Лишь один человек обнимал его так — нежно, словно бы стараясь защитить от всех бед этого мира. Его мать обнимала его так. А теперь.. Неужели есть кто-то ещё, способный его так обнять?