Со временем Джонатан понял одну простую закономерность — каждый сон меняет ведущего игры. И сегодня первенство вновь досталось Дио. Почему-то всегда они появлялись тут двенадцатилетними детьми, но это лишь внешне. Можно было сказать, что Джонатан уже успел морально подготовиться к этой встрече. Он шёл и под ногами вновь расцветали васильки, так выделяясь среди тех белоснежных цветов.

Порой ему казалось, что он даже приблизился к пониманию истинного смысла происходящего, но каждый раз когда ему казалось, что ещё вот-вот и он поймёт наверняка мысли начинали путаться и появлялось что-то новое, другое, совершенно не вписывающееся в его теории.

Но у всего есть начальная задумка, идея, основной план, к которому потом дописывают пункты на скорую руку. И он догадывался об идее Творца. С каждым сновидением каждый из них невольно открывал другому свою душу, их души насильно выворачивали наизнанку, показывая всё то, что хочется спрятать как можно глубже и уже не вспоминать.

Их страхи, мечты, мысли — всё вырывалось из глубин бьющихся воедино сердец.

Ножки резного стола из красного дерева утопали в алых цветах, два изящных стула, спинки которых были обиты чёрным бархатом, стояли напротив друг друга. За одним из них, перекрестив ноги, сидел Дио. Он держал в руках чайное блюдечко и, расправив плечи, проводил своё чаепитие. Почему-то вся эта обстановка напомнила Джонатану об одной хорошей книге. Он бросил мимолётный взгляд на стол и, к своему удивлению, обнаружил там эту самую книгу. И ещё одну, нетронутую чашечку чая.

Дио, всё это время наблюдавший за ним, усмехнулся, указав кивком головы на стул напротив.

— Присаживайся, ДжоДжо.

По спине прошёл холодок, но Джонатан повиновался, опустившись на мягкий бархат. Он смотрел на чужие бледные руки, держащие хрупкий фарфор, и в голове невольно проскользнула мысль, что Дио гораздо больше похож на аристократа чем он сам — смуглый, неряшливый и совершенно не изящный. Рвано вздохнув, он всё же поднял глаза и встретился с Брандо взглядом, но своего не отвёл, набравшись решимости. Чужие губы дрогнули в слащавом оскале. Встрепенувшись, Джостар осторожно взял в руки блюдце с чашкой, снова взглянув на обложку книги.

— Ты ведь тоже уже давно понял, что здесь происходит, — утверждение, сказанное прямо в лоб, слегка напрягало, — Весь этот цирк был интересен лишь в начале. Прошло столько времени, а ничего так и не изменилось, один и тот же сценарий каждый раз, не находишь?

— Допустим.

Джонатан отлично знал, что они оба уже давно всё поняли, просто держали рот на замке. И он был уверен, что Дио также интересно услышать его мысли, как и ему мысли самого Дио. Но Дио набрался смелости раньше.

— Сегодня я нарушу правила игры.

Эти слова заставили Джонатана вздрогнуть, он посмотрел на Брандо с нескрываемым недоумением, получая в ответ лёгкую улыбку.

— Я собираюсь предложить тебе кое-что, от чего ты не сможешь отказаться. Возможность услышать правду.

Ещё один рваный вздох шумно вырвался из груди. Какова же цена этой правды? Чем ему придётся заплатить за своё любопытство? Возможность изучить, узнать Дио, словно бы он был старинной вещью, манила, потому что тот никогда не рассказывал о своём прошлом, чувствах, мыслях.. И пусть он и увидел здесь, на цветочном поле, так много, он хотел лично услышать это из чужих уст, подтверждение того, что всё это не ложь, не иллюзия.

— И что же ты предлагаешь?

— У тебя есть три вопроса, любые три вопроса, которые ты хотел бы задать. Но за каждый из этих вопросов ты отвечаешь на один из трёх моих. Равноценный обмен, не считаешь? Кто-то там сверху только этого и ждёт.

Дио медлил, выжидая и оттягивая всю суть своей мысли, но, наконец, после ещё одной длинной паузы, заговорил.

— Ну так что? Согласишься сыграть со мной в игру?

Джонатан помедлил с ответом, но, в конце концов, они ведь и правда до сих пор не сдвинулись ни на миллиметр с той мёртвой точки, с которой начали. Если это может как-то помочь, то он был бы безмерно рад, ведь, возможно, это приблизит его к разгадке. Простое человеческое любопытство сжирало его изнутри ещё со времён каменной маски.

— Соглашусь.

Чужие губы изогнула усмешка, васильки смешались с алыми лилиями, но и те, и другие заканчивались, уступая место бескрайнему полю белоснежных цветов.

— В таком случае вновь повторю правила: ты задаёшь мне три любых вопроса, я отвечаю на них и после задаю три вопроса тебе. Ни один из нас не имеет права солгать.

— Но как я узнаю, что ты не солгал?

— Ты почувствуешь, — ответ был исчерпывающ, они оба уже успели заметить, что эмоции и мысли другого открываются легче лёгкого.

— Итак, твой первый вопрос?

Несмотря на то, что вопросы задавал сейчас он, лидерство в ситуации было лишь иллюзией — сон по прежнему принадлежал Дио, сегодня была его очередь. Джонатан долго обдумывал вопрос. Нет, он примерно знал, что именно хотел спросить — мысль сформировалась уже давно, но ему было необходимо облачить её в слова, придать нужную форму. Наконец, он поднял тяжёлый взгляд.

— Что ты чувствовал к своей матери и что ощутил, когда она умерла?

Сжав небольшие кулачки, Дио скрипнул зубами, вопрос ему явно не понравился. Он не думал, что Джонатан будет спрашивать что-то подобное.

— Я любил её. И ненавидел отца. За то, что обращался с ней так, за то, что делал нам больно, а она терпела. Меня это бесит! Она говорила, что любит это ничтожество.. Говорила, что он не такой уж плохой.. — Дио хмыкнул, — В тот момент, когда она умерла от руки этого пьяного мудака, я желал его смерти.

В головах у обоих пронеслись воспоминания. Джонатан знал, что Дио убил своего отца, а Дио был в курсе его осведомлённости. Но оба тактично промолчали. Дио не солгал, как и обещал, иначе бы Джонатан почувствовал. Его губы тронула лёгкая улыбка. Он был рад услышать, что Дио был способен кого-то любить.

— Спасибо за ответ, Дио.

Повисла недолгая пауза.

— Перейдём ко второму вопросу? Если ты готов, конечно.

Дио против не был и в знак согласия утвердительно кивнул. Джонатан вновь улыбнулся, взглянув на него печальными глазами. Такой его взгляд блондин ненавидел больше всего.

— Была ли другая причина отнимать у меня всё кроме желания отобрать наши деньги?

Джонатан словно бы видел его насквозь и Дио это не нравилось. Он задаёт слишком правильные вопросы. С каких пор он научился что-то понимать? Но несмотря на всё вместе с раздражением появилась и заинтересованность. В этом сне они были умнее обычных двенадцатилетних детей, но воспоминания ускользали и находились ими по крупицам. Только вот когда Джонатан только-только здесь появился Дио помнил всё.

— Я хотел показать тебе Ад. Это был способ поделиться с тобой частью моей души. Я желал, чтобы ты познал боль, — он ненадолго замолчал, — Мир несправедлив, ДжоДжо. И ты ни черта не знаешь об этом мире. Я хотел поселить в твоей душе страх, хотел показать тебе каков настоящий, жестокий мир. Потому что ты, выросший в богатой и любящей семье, ничего не можешь знать о том, каков мир на самом деле.

Джонатан отвёл взгляд, словно бы собирался что-то обдумать. Впрочем, он действительно собирался. Но не сейчас, сейчас это было не так важно. Гораздо важнее сейчас было задать последний вопрос. Он не стремился сломать, он стремился понять. Он хотел видеть честность и искренность, хотел правдивых ответов на свои вопросы. Хотел изучить. И сейчас он может насладиться этой ранее непозволительной роскошью.

Последний вопрос родился сам собой и Джонатан был уверен — Дио солжёт. И они оба это почувствуют, но Дио будет плевать. Он не захочет отвечать честно. Не захочет говорить о том, что действительно думает. Но в этой игре нельзя лгать. В этой игре ты можешь дать только один ответ и этот ответ — правда.

Лучше терпеть горечь правды, чем вкушать сладость лжи.

— В таком случае, почему ты хотел показать мне всё это, Дио?