— В таком случае, почему ты хотел показать мне всё это, Дио?

Дио обязательно попытается солгать, в уже его распахнутых глазах читалась растерянность, лёгкое изумление. Но если он не ответит честно — их не отпустят. Игра никогда не закончится, если выдавать ложь за истину.

Воцарилась непроницаемая тишина, создавалось такое ощущение, будто они в вакууме, но при этом когда они говорили их голоса звучали приглушённо. И вместе с тем их голоса были чистыми, словно не было ничего, кроме них, не было даже эха. Обоим казалось, что голос второго иногда звучал словно бы из-под толщи воды. Но сейчас, сидя за чаепитием, они слышали голоса друг друга до болезненного чётко. С самого начала этой игры за чашечкой чая они слышали только чужой голос. Цветочное поле молчало и только они были живыми в этом безмолвии безумного сновидения.

Дио с непозволительным звоном поставил фарфоровую чашечку на блюдце. Злость заменила недоумение, но Джонатан не был Дио, чтобы злорадствовать. Его цель — изучить, а не сломать. Любопытство взяло над ним верх и он был готов вывернуть чужую душу лишь для того, чтобы после залечить нанесённые раны. Он хотел понять, что такого произошло в жизни Дио, что он стал таким. Ведь, несмотря ни на что, он всё же умел любить.

— Я ненавидел тебя, — ложь, — Я хотел сломать тебя, — ложь, — Я желал уничтожить твою волю, — ложь.

Джонатан бросил на него укоризненный взгляд. Несомненно, всё это имело место быть, но..

— Я спрашивал о первоначальной причине, Дио. Всё, что ты сказал — последствия.

Безмолвие вновь окутало их и от этого обоим стало не по себе. Оба знали, что нужно сказать, но Дио душил страх, зародившийся ещё в детстве — боязнь признать себя слабым.

— Не надейся, что перехватишь контроль над ситуацией, ДжоДжо. Сегодня всё ещё моя очередь вершить сновидение.

Джонатан недооценил его. За это время Дио научился контролировать свои эмоции достаточно хорошо, чтобы сейчас не сорваться.

— Ты хочешь услышать правду? — он сделал акцент на последнем слове, произнося его как какую-то шутку, — Хорошо, будет тебе правда. Только никак не пойму почему ты так жаждешь её услышать.

Он сделал глубокий вдох, никак не удавалось избавиться от этого воображаемого удушья, когда чертовски болит в груди, а ты не можешь сделать и вздоха. Хоть рваного, хоть надрывного, хоть какого-то! Дио закрыл глаза, стараясь собраться с мыслями. Он не хотел отвечать на этот вопрос, но игра заставляла его. Он не мог просто взять и проигнорировать эти правила, ведь сам же их и установил, что теперь отнекиваться? Да ещё и когда почти половина пути пройдена — он не хотел вернуться к самому началу.

— Я не понимал тебя, я ненавидел — ты имел всё, что только мог пожелать, но сам сделал для этого ровным счётом ничего. Ты думал, что ты лучший, самый правильный, следовал своему тупому кодексу и то криво, на деле ты был лишь жалкой пародией того идеала, который поставил. Но ты ходил и говорил о себе так, будто ты рыцарь в доспехах, хотя это было не так. Ты ничем не отличаешься от других кроме того, что повёрнут на этом тупом кодексе. И что он тебе дал? Ты стал тем, кем мечтал? Нет, ДжоДжо, ты лишь никчёмная карикатура на образ рыцаря. Ты не знаешь и четверти этой жизни, а уже называешь себя джентльменом. У тебя отвратительные манеры, ты бездумно лезешь в драки, да и много чего ещё. Разве это — поведение достойное джентльмена? Но ты считал себя лучшим. А я ненавижу, когда кто-то считает себя лучшим. Я не позволю кому-то быть лучше себя, — он помолчал, понимая, что должен сказать сейчас, — И.. Я боялся вновь почувствовать себя беспомощным. Даже перед тобой, человеком, который до мозга костей пропитан тупым благородством и никому не нужной решимостью.

Джонатан тепло улыбнулся и от этого Дио стало ещё противнее. Он не имеет права улыбаться.

— Я рад, что ты справился, Дио. Спасибо, что всё же ответил честно. Я боялся, это затянется надолго.

— Не обольщайся, я и сам хочу, чтобы всё это поскорее закончилось.

Он раздражённо цокнул, к горлу неминуемо подступало удушье. Если бы не эта дурацкая игра с идиотскими условиями, он бы никогда не рассказал бы всё вот так просто, словно бы по щелчку чужих пальцев. Вот так просто-запросто открыть душу, давая увидеть всю ту гниль, всю боль и ненависть, что таятся внутри — как он мог? Это не то, что людям вокруг стоить видеть, это ужасный секрет и страшная тайна, никто не должен был узнать! Он столько лет хранил это под замком, столько лет ходил в маске, как и все, но не был слабым, чтобы давать увидеть, почему на нём это отражение души, не давал увидеть оригинал.

Из груди вырвался рваный раздражённый вздох. Недолго помолчав и собравшись наконец с мыслями, он поднял на Джонатана холодный взгляд, облизав пересохшие губы.

— Не забывай, настало твоё время отвечать на мои вопросы.

Джонатан почувствовал себя неуютно, сильнее вцепился в фарфоровую чашечку, словно бы она могла придать ему сил. От Дио не скрылась чужая опасливость, губы дрогнули в ухмылке. Вот такая игра была ему по душе.

— Итак, первый вопрос, — он вновь взял чашку и отпил ароматный чай, — Почему в тот день на корабле ты умер с улыбкой?