— Почему в тот день на корабле ты умер с улыбкой?

Джостар поднял изумлённый взгляд и, спустя мгновение, рассмеялся. Неужели Дио действительно не понимает? Или просто не хочет верить в то, что люди умеют прощать?

— Я подумал о том, что несмотря ни на что, между нами была дружба. Странная, конечно, поломанная, но была. Надеюсь, ты не станешь спорить по этому поводу. И даже после всего что ты сделал, я, в конце концов, смог простить тебя. В тот миг вся злость, вся затаившаяся во мне гнилая ненависть, всё это исчезло.

Дио долго молчал, обдумывая чужие слова. Джонатан по-прежнему до глупого наивен, всепрощающ и, как же осточертело это слово, благороден. Ничего в нём не было, по крайней мере, ничего такого, что могло бы вызывать восхищение. Но он уважал его. Потому что несмотря на все те бесящие качества своего характера, Джонатан доказал свою силу и свою решимость. За одно только это Дио уважал его. Именно поэтому только Джонатан был для него человеком, с которым он общался на равных. Остальные же — не больше, чем просто пустоголовые куклы.

Тяжёлый вздох вырвался из чужой груди, а Джонатан даже понять не мог, почему. Его рыцарство было возведено в абсолют, он даже представить не мог, как по-другому мыслить. Наверное, именно поэтому и спрашивал сейчас это всё. Он пытался понять.

Джонатан прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Беспокойство захватило его, он слишком хорошо знал того, кто сидел на противоположной стороне стола. Взяв себя в руки, он всё же посмотрел вперёд. Мелкая дрожь унялась и он успокоился. Одного только понять не мог — каковы истинные намерения Дио? Создавалось ощущение, словно он желал убедить себя в том, что до сих пор хочет уничтожить всё светлое в уже закончившейся жизни Джостара, но вместе с тем и его обволакивало любопытство, иначе он бы не задал свой первый вопрос, который, Джонатан был уверен, мучил его всё это время. Какой же вопрос будет следующим?..

— Я готов, что бы это ни было.

— Как всегда до предельного честный.. — он хмыкнул, — Что же, в таком случае.. Был ли хоть один момент, когда ты не был джентльменом? Что же это был за момент?

Дио поднял на него свой взгляд, веки были слегка прикрыты, он сощурился. Сколько бы Джонатан ни следовал этому глупому кодексу чести, нельзя всегда быть идеальным. Он знал: таких моментов множество. Но какой же выберет сам Джонатан для своего ответа на этот непростой для него вопрос? Этого он знать не мог. И оттого играть становилось лишь интереснее. Ведь если заранее знать карты противника становится гораздо скучнее, не так ли?

Джостар заметно напрягся, по его блестящим глазам, в которых едва уловимо дрожали зрачки, было видно, что сомнения захватили все его мысли. И Дио это нравилось. Это он и хотел донести. Что он, Джонатан, не джентльмен, а даже если и считает себя таковым, невозможно всегда следовать своим принципам. Иногда эмоции берут над тобой верх. Вопрос лишь в том, станешь ли ты прикрывать их маской и оправдывать фальшью, что тебе так близка. Он колебался. В голове проносились мгновения, он видел своё прошлое, видел, как предаёт свои принципы не один раз, и это ломает его сознание. Дио усмехнулся.

— Вот в чём твоя проблема, ДжоДжо.. Ты слишком зациклен на этих глупых правилах. Ты зависим. И сейчас.. Тебя прочитать легче всего.

Тишина вновь гнетуще повисла над ними, в который раз за эту своеобразную игру. Один из них думал, второй — наблюдал. Будет обидно, если Джонатан выберет что-то незначительное, однако.. Он так не сделает. Он обязательно зацепиться за что-то весомое. Чужой взгляд опустился, упершись в белоснежное фарфоровое блюдце.

— В тот момент, когда нам оставалось разобраться только с Таркусом, я позволил эмоциям взять верх над разумом, — он сделал паузу, — Я захотел убить его.

Воцарившуюся тишину разрезал звонкий смех. Дио с довольным оскалом взглянул на Джонатана, который всё ещё глядел вниз. Его терзали воспоминания, сомнения закрадывались в самую душу. Было забавно смотреть, как всё внутри трещит по швам, как осознание медленно приходит вновь. Однажды он должен был это понять, Брандо лишь ускоряет процесс. Нельзя всегда жить в сладкой лжи. Мир гораздо более жестокий.

Дио не знал, что произошло в драке с Таркусом и услышать подобное сейчас было слишком весело, чтобы не рассмеяться. Такой невинный, светлый Джонатан, жаждущий убийства.. Это должно быть чертовски занимательно! Ровно также как и уникально. Даже с ним, человеком с дурными намерения, он не был таким, несмотря на всё что блондин ему сделал. Только один раз он почувствовал эту ярость, но тогда она была другой, она была праведной, кристально чистой. Тогда он не ценил эту искренность, эту злость, родившуюся из боли. Сдержится ли Джонатан сейчас, когда он решил надавить на больное, самое сокровенное и трепетно хранящееся в чужом сердце?

— Из всего ты взял именно это.. Как интересно. В таком случае, предлагаю не тянуть. Ты готов к последнему вопросу?

Ещё мгновение и где-то внутри сознания что-то оборвётся, не выдержит, лопнет, как натянутая струна. Иронично, но при упоминании струн ему неизменно вспоминалась скрипка. Играть на ней это настоящее искусство, так сложно, что хорошо овладеть этим инструментом могут не многие. Каждый скрипач — заложник своей скрипки. Целая жизнь на то, чтобы совершенствовать звук и крупицы мгновений истинного наслаждения чётко выверенной сыгранной мелодией. Научиться играть людьми также сложно, ведь уходит целая жизнь, прежде чем актёры смогут правильно сыграть твой спектакль. Но он марионетка для марионеток, ведь кукловод тоже кукла.

— Да.

— Что ты чувствовал, когда убивал его?

Даже если бы Дио знал ответ, он бы желал услышать его из чужих уст, которые так не захотят произносить то, что должны. Но Джонатан честный, он не может соврать и Брандо прекрасно об этом знает. И не упускает ни одной возможности воспользоваться чужой открытостью и искренностью. Это ведь забавно в конце концов, верно?

— Я был рад, что.. Что смог уничтожить это чистое зло, — разговор давался ему с трудом, — Это был миг моей слабости и я до сих пор сожалею о том, что, поддавшись ей, я не уберёг своего товарища.

Дио усмехнулся. Ещё в тот день он спрашивал, что случилось со стариком, но кроме скрежета зубов не получил никакого ответа. Он облизнул пересохшие губы. Игра ещё не закончилась. Пусть все их карты и упали на стол, у него было множество козырей. И раз уж сам Джонатан так любезно вспомнил о том старикашке, подставив сердце для удара побольнее, то кто он такой, чтобы этим не воспользоваться?

— Раз уж мы завели разговор, а впереди у нас целая вечность.. Мне интересно, как же он умер?

— Не заставляй меня вспоминать об этом.

Но он уже вспомнил. Печальный взгляд был устремлён в сторону, а пальцы стиснули ручку фарфоровой чашечки сильнее, чем следует. Моменты пролетали перед глазами, ведь именно после этой смерти он стал гораздо серьёзнее. Никогда до этого он не видел смерть так близко, он и подумать не мог, что человек, имевший благородные цели и храброе сердце, мог погибнуть вот так просто, без раздумий бросившись на помощь людям, которых едва знает.

— И всё же, мне правда интересно.. Не будь трусом, ДжоДжо, взгляни правде в глаза.

Джонатан поставил чашку на блюдце и раздражённо отодвинул стул, собираясь встать, когда тело словно парализовало. Он скосил взгляд на противоположную часть стола. Дио сидел с улыбкой на губах как ни в чём не бывало, держа треклятый фарфор в руках.

— Разве я разрешал тебе вставать? Сегодня здесь я устанавливаю правила.

Оцепенение спало и Джонатан, нервно сглотнув, повернулся обратно. Он уже и забыл, кто из них хозяин сегодняшнего сновидения.. А Дио не упустил шанса напомнить. И не только об этом. Ещё и о том, каково его место, насколько он, как и в детстве, ничтожен и жалок. Напряжённая тишина давила на обоих, но Джостар чувствовал её особенно остро.

— Я всё ещё хотел бы услышать ответ на свой вопрос. Ты же не хочешь разозлить меня? Я и так отношусь к тебе более чем снисходительно.

"Снисходительно". Очередное доказательство того, насколько он жалок в чужих глазах. Сравнимый с грязью под каблуками новых начищенных туфель. И Дио он злить не хотел. Не хотел вновь проходить через все кошмары, что были в прошлый раз.

— Цепь.. Она разрезала его поперёк торса..

Каждое слово он говорил через силу, едва сдерживая удушье и подступающий к горлу ком. Слишком ярко он помнил тот миг, слишком чётко чувствовал запах крови. В этой глухой тишине по-прежнему цвели белые паучьи лилии и под ногами обоих распускались их цветы. Цветочный ковёр предпочитал хранить молчание, отражая их души лучше любых слов.

— Мне кажется, остался один вопрос, на который должен ответить каждый из нас, — тихо начал Джонатан, — Что мы хотели показать друг другу?

Дио нахмурился. Что же, похоже, им и правда стоило ответить. Обоим. В лицо, без утайки и малейшего намёка на фальшь. Эти сны были даны им для того, чтобы разобраться. И вот, наконец, они пришли к этой точке на границе, ступив через которую вернуться обратно ты уже не сможешь. По бескрайней пустоте пронёсся тяжёлый вздох.

— Я желал показать тебе настоящий мир, всю его боль. Я хотел, чтобы ты понял, какого было мне. Хотел, чтобы ты понял меня.

На удивление, эта правда давалась легко. Словно и не он вовсе её произносил вслух. Джонатан тепло улыбнулся и отчего-то сердце взволнованно пропустило удар.

— Я хотел спасти тебя, показать обратную сторону этого самого жестокого мира. Я хотел показать тебе, что ты не один. Что даже если мир несправедлив, всегда можно найти в нём что-то хорошее. Что миру всегда можно довериться вновь.

Чужие плечи задрожали. Но не от смеха. Чужие глаза отражали хаос эмоций. Но не безумного веселья. Джонатан вновь улыбнулся, внимательно следя за каждым движением поломанной души. Он встал из-за стола и подошёл вплотную. Наплевав на всё, Джостар обнял блондина так крепко, как мог, стараясь вложить в этот жест всю ту искренность, весь свой свет, стараясь поделиться спокойствием, принять удар тревоги и боли на себя, закрыв от всех бед на свете.

Но их время вышло. Что-то зацепилось за крышку плотно закрытого гроба и Дио мгновенно открыл глаза, сжимая пальцы в надежде уловить уходящее видение. Но впереди была лишь тьма, а на груди покоился череп такого родного, такого близкого человека.