Серёжа, как уже говорилось ранее, понимал, какой разговор с Антоном ему предстоит, а потому решил, что для начала ему нужно переговорить с Арсением, мол, так и так, но твой мужик уже на стены лезет и готов жрать алебастр от волнения, может ты, мудло графское, наконец расскажешь ему всё? Хорошо бы действительно так и выразиться, но лучше не раскачивать арсеньевский маятник настроения: себе дороже выйдет.

       Разговор Серёжа решил отложить до вечера, но то ли дружеская связь — в которую уже слабо верилось — то ли что-то ещё сыграло в этом роль, но Арсений объявился первым. Позвонил после обеда и попросил, как в старые добрые времена, заехать за ним после работы и где-нибудь посидеть. «Разговор есть очень серьёзный, Сергуль. Очень надо».

       Сергей напрягся: то ли Арс снова решил пуститься во все тяжкие и начать трахать всё, что с членом и имеет тенденцию к передвижению, то ли он что-то натворил. Судя по взволнованному тону друга, Серёжа склонялся ко второму варианту. Поэтому пятничным вечером, как в старые (но не очень добрые) времена, он заехал за Арсом на его работу, вновь отстояв адову пробку на Литейном. Всякий раз, стоя в бесконечной веренице машин, он клялся и божился, что пошлёт к хуям не то свою машину, не то Арсения, чей офис располагался в таком неудобном месте, что объехать эту чёртову пробку возможности не было.

       Подъехав к главному выходу из офиса, Серёжа толком не успел припарковаться: в машину тут же запрыгнул Арсений. В руке у него дымился картонный стаканчик с кофе. Он нервно выдохнул, откинувшись на спинку сидения и закрыв глаза.

       — Куда едем? — Серёжа убавил громкость на магнитоле и повернулся к Арсению корпусом, почувствовав себя кавказским таксистом в Сочи.

       — Куда-нибудь, где народу поменьше. А поехали к тебе, — Арсений залпом допил кофе и швырнул стаканчик на приборную панель.

       Серёжа грустным взглядом проводил этот полёт, но промолчал. Арсений выглядел слишком… взволнованным? Нервным? Отчаянным? Всё вместе. Сидел, вцепившись в свои волосы и молчал, хмурился, кусал губы. Сергей тронулся с места и перевёл взгляд на дорогу, но тревога продолжала звенеть внутри, вынуждая то и дело кидать на Арсения взгляды.

       — Да цел я, хватит так на меня смотреть, как будто я тяжелобольной.

       Сергей хмыкнул: а что, разве это не правда? Ещё как тяжелобольной, единственное отличие тяжести его болезни от, скажем, рака заключалось лишь в том, что напрямую от нарциссического расстройства личности не умирали. Можно, конечно, в депрессивный период наложить на себя руки, но в целом… В целом, подумал Серёжа, он слишком много литературы прочитал об этом, когда только узнал, что с Арсом, и теперь у него просто-напросто пухла голова от информации.

       Арсений подался вперёд и покрутил колёсико магнитолы, делая музыку громче. Салон тут же залила какая-то незнакомая ему песня.

       — Господи, сколько бы лет ни прошло, а ты всё продолжаешь какую-то херню слушать, — скривился Арсений. Скорее даже для того, чтобы как-то отвлечься от своих мыслей.

       — Пора признать тот факт, что тебе кроме Prodigy и Би-2 не нравится ничего.

       — Ну да, — вздохнул Арсений.

       Он повернулся к окну: унылое серое небо, красивые грустные дома, укутанные в шарфы пешеходы, грязные бока машин… острое чувство ностальгии внезапно вонзилось ему куда-то в грудь до физически ощутимой боли: несколько месяцев назад они точно так же ехали к Сергуле. Только в тот день всё нутро сгорало от желания, и сознание даже толком не запечатлевало ничего из происходящего вокруг, а теперь ему вдруг казалось, что вот именно эта же песня и играла тогда на фоне, именно этот же проспект они проезжали, да и люди как будто были те же, только одеты чуть легче и ветер в тот день бушевал вплоть до самого вечера…

       Арсений вдруг внезапно осознал, что с Серёжей они так и не поговорили о том, что тогда между ними произошло. О том, что Арс воспользовался единственным и лучшим другом, трахнул его, а потом сбежал, как последняя скотина, и объявился только тогда, когда вдруг понадобилось, чтобы его кто-то выслушал. Объявился с вестью о новых отношениях, хотя всегда прекрасно знал, как сильно его любит Сергуля, и как многое он готов ему простить, отдать и стерпеть. Но когда Арсения волновали чужие чувства?

       — Сергуль, знаешь, — Арсений отвернулся от окна. В нём боролись два чувства: бесконечная вина и стыд, поглощающий всё. Позже к ним прибавились нестерпимое желание посмотреть другу в глаза и страх, запрещающий это делать.

       — М? — Сергей снова бросил на Арсения короткий взгляд.

       — Ты прости меня.

       — За что?

       — За всё, конечно, я ведь понимаю, какой я херовый друг, но в особенности за тот вечер. Я не жалею, что мы переспали, это ведь было правда хорошо, но я жалею, что дал тебе возможность почувствовать то, что… не знаю… ну, ты понял.

       — То, что мне даже не светит, я понял, — убедил его Серёжа. Он сделал музыку чуть потише. — Я сам виноват, мне не нужно было провоцировать тебя. Но — просто, чтобы ты знал — я тоже не жалею о том, что было. Я знал, что это ничего между нами не изменит в лучшую сторону, и злился, конечно, на тебя, когда ты ушёл, но я правда знал, что как-то так оно и будет.

       — Спасибо, — Арсений потянулся и сжал Серёжино колено. — Ты хороший друг. Лучший, которого можно пожелать. Я не достоин тебя. Ни как друг, ни как кто-то больший. Теперь за всю твою доброту Вселенная должна договориться с Удачей, ведь ты не я, и подобрать тебе самую лучшую пару. Не в сто раз прекрасней меня, конечно, но всё же. Ведь так уж Вселенная договорилась с Судьбой, что моим идолом стал Антон.

       — Всё нормально, Арс. Переживу, чё ты паришься, подумаешь, — Серёжа на мгновение сжал ладонь Арсения и вернул руку на руль.

       В этот момент они настолько пидоры, что стало бы смешно, если бы не было так грустно.

∞ † ∞

       Дома у Серёжи Арсений занял широкий диван в гостиной. Он подтянул к себе колени и опёрся на них подбородком. Вся ситуация кричала о том, чтобы Сергей разорил свой мини-бар, но он помнил, что Арс пьёт таблетки, а потому обошёлся двумя чашками чая и вазочкой с полузасохшим овсяным печеньем.

       — Ну и что у тебя такого стряслось? — хотелось добавить «что ты выглядишь как худшая версия себя в не лучшее время», но опыт общения с другом и тонны тренировок позволили Сергею сдержать язык за зубами.

       — Тебе покороче или с самого начала? — Арсений отпил из кружки большой глоток чая и отставил её на кофейный столик.

       Серёжа, сидящий на диване рядом, подогнул под себя ногу:

       — Давай с самого начала, как есть.

       — В общем, — Арсений поправил чёлку и нервно почесал нос. Потом лоб. Потом снова тяжело вздохнул и попытался определить, где у его истории начало. Вроде определил. Продолжил: — Короче, я неделю назад выбросил все свои таблетки. Мне показалось, что Антон заметил, как я их пью, и мне вдруг в голову пришла идея, что он же ведь уже несколько раз мог подсмотреть, что это за колёса, а потом полез бы гуглить и всё узнал бы. Ну или примерно, такой набор в принципе не только ведь таким, как я, выписывается. Но всё же… И мне вдруг стало так страшно. Я подумал, как я буду жить без него рядом, как мне будет одиноко, когда он уйдёт, что я снова останусь один на один со своей пустотой и что никто, кроме меня, не будет пытаться чем-то заполнить этот колодец… Я так испугался…

       Арсений потянулся за кружкой и сделал ещё один большой глоток, прежде чем продолжить.

       — В общем, я уже неделю как не пью таблетки. Ну примерно. Их же нельзя резко бросать, и меня так сильно приложило! Мне было так херово в первые несколько дней, как будто я последний наркоман, загибающийся от ломки. Едва-едва держался, чтобы Шаст ничего не заподозрил, но он же не дурак и не слепой. Меня ещё сильнее приложило…

       Арсений остановился. Он разогнул колени, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. В полутьме комнаты — горел только напольный светильник, стоящий рядом с диваном позади Серёжи — его лицо показалось совсем осунувшимся и больным. Желтоватые тени неровными мазками ложились под глаза и на щёки, делая их впалыми и безжизненными.

       Серёжа не торопил, несмотря на адское желание вцепиться Арсению в плечи и заорать: «Да что же ты, придурок, натворил, скажи уже!». Серёжа по-прежнему сидел рядом, подогнув под себя ногу. Он смотрел на Арсения и ждал.

       — В общем, я вчера выбрался на обед в нашу кафешку. А там этот официант, ну, знаешь, как там его… Гоша, Гриша… ну тот, на которого мы частенько попадаем. И он мне на салфетке свой номер оставил. Я даже не успел из кафе уйти — зажал его в помещении для персонала… мы почти сделали это, но потом пришёл старший менеджер и шуганул нас, ему досталось, а я бежал оттуда, сломя голову. А когда понял, что если бы нас не прервали — я бы так и трахнул его там, предал бы Антона… то вообще…

       — Ты любишь Антона? — Сергей выгнул ногу и расправил плечи. Хотелось злиться. Наорать, что Арс идиот, и что, во-первых, нельзя было вот так бросать таблетки, а, во-вторых, что давно пора рассказать всё Антону. Очень давно.

       — Конечно! — Арсений встрепенулся. — Конечно, я люблю его, и я не знаю, почему я полез к этому Гоше-Грише, я как будто не в себе был. Будто всё обнулили и вернули на несколько месяцев назад. На то время, когда ты потащил меня к психиатру, потому что я «нимфоман».

       — Ну, это весь ответ. Расскажи ему, Арс.

       — И даже про официанта?

       Серёжа пожал плечами:

       — Тут тебе решать, но лучше и про официанта тоже. Ты же понимаешь, что обманываешь Антона? Вы встречаетесь уже семь месяцев. Живёте вместе сколько… кто до него так долго с тобой был? Да никто. Тебя никто так долго не мог терпеть, а он тебя любит, наверное. Ну а если любит, то поймёт все. Не знаю, как это работает, я, видишь ли, тоже не особо удачен в этих делах. Просто мне так кажется. Так все говорят. И это логично.

       — Я думал, что терапия и таблетки помогают мне быть чуть меньшим говном. Владислав Георгиевич говорит, что гармоничные отношения в этом тоже роль играют, но как со стороны? Скажи, я хоть немного стал лучше?

       Серёжа внимательно посмотрел на Арсения. На его стеклянные глаза, нервно перебирающие шнурки на штанах пальцы, на обеспокоенное лицо… прежний бы Арс даже вопросом таким не задался, что с ним что-то не то, а этот… да, это всё тот же Арс, но уже немножечко другой. Или просто Серёже так хотелось?

       — Ты всегда был лучше всех, Арс, — честно ответил Серёжа. — И если ты чувствуешь, что тебе лучше, то так оно и есть. Наверное, именно поэтому Антон всё ещё с тобой — ты стараешься, и у тебя получается.

       С минуту Арсений молчал. Переваривал всё сказанное, произошедшее, надуманное. А потом чувство стыда и вина настолько затопили его, что влага хлынула наружу. Арсений громко шмыгнул носом и прерывисто выдохнул, сдерживая рыдания:

       — Я не знаю, почему он до сих пор со мной. Я же неудачник. Обижаю его, а он в ответ улыбается и молчит, целует, как будто ничего и не было, но я-то знаю, как могут ранить слова! Особенно от самых любимых… Мне так страшно… Я хочу стереть ему память обо всех предыдущих его партнёрах, хочу, чтобы он знал только меня, чтобы ему не с чем было сравнивать. Чтобы я был у него самым лучшим.

       — Ты и так для него самый лучший, потому что он сейчас с тобой, а не с ними, — тихо проговорил Серёжа. Он обнял Арсения за плечи. — Ну чего ты раскис…

       «Как баба», — мысленно добавил Сергей, но снова промолчал. При виде слёз на щеках Арсения ему самому захотелось удавиться к ебене матери, где его ещё хер не носил… и как успокаивать это великовозрастное дитё? Он и себя-то порой успокоить не мог, топил всё в алкоголе, но он-то ладно, а с этим графом пидоракулой что-то делать надо, а то захлебнётся в своих солёных водах ещё, Серёжа потом головы не сносит: либо сам утопится следом, либо Антон до него доберётся раньше.

       — Ну хочешь, давай твоему Антону позвоним…

       — Сергуль, — Арсений вытер слёзы ребром ладони. — А можно я сегодня у тебя останусь? Не хочу, чтобы он меня таким видел…

       — Оставайся, — не думая разрешил Серёжа. — Только давай всё же позвоним Антону.

       Звонить не пришлось — Антон, будто чувствовал, позвонил сам. Арсений глубоко вдохнул и принял вызов, стараясь сдерживать судорожные позывы к рыданиям.

       — Ал-ло?

       — Арс, пиздец на холодец, тебя где носит? — Антон честно изо всех сил старался быть спокойным. Убеждал себя, что Арсений — взрослый мужик, и нет ничего страшного в том, что он задерживается уже на два часа, даже не предупредив. Но давайте вспомним о том, что Антон уже несколько недель жил в жутком напряжении, и жопа его предчувствовала приближение тотального пиздеца. Когда всё это наслаивается — получается то, что получается.

       — Антош, всё нормально. Я у Сергули. Останусь у него до завтра, ты меня не жди, пожалуйста.

       — Чего? Арс, ты там плачешь, что ли? Что там у вас произошло? Я не понимаю ничего.

       — Всё хорошо, не переживай. Просто ложись спать, а утром я приеду, и мы поговорим.

       — Нихуя, дай Серёже трубку.

       Арсений смиренно передал трубку Серёже и вытер вновь набежавшие слёзы. Хмурый Серёжа взял телефон и буркнул:

       — Всё нормально у нас, Антон. Утром я привезу Арса к тебе в целости и сохранности. Обещаю не приставать к твоему мужику.

       — Может, мне приехать? — Антон засомневался. — У вас там точно всё нормально?

       — Точно, — уверил его Серёжа. — Держи Арса.

       Смартфон снова перекочевал в графские пальчики.

       — Всё точно-точно нормально, Антош.

       «Вот ведь ложь-пиздёшь», — подумал Сергей.

       — И я тебя люблю. До завтра.

       «Ещё более гейским этот момент уже не станет».

       Весь оставшийся вечер и половину ночи Арсений с Сергеем разговаривали. И если раньше Сергею казалось, что дружба у них выходила такая же односторонняя, как и любовь, то после череды личных вопросов от Арса его мир значительно пошатнулся в лучшую сторону. Арсений спрашивал у него совершенно бытовые вещи: как родители, как работа, собирается ли он менять машину. Возможно, спрашивал он это всё исключительно ради того, чтобы отвлечься от больной темы, но, когда Сергей рассказал, что Антон попросил его о встрече, Арсений внезапно сказал, что ему кажется, будто они вдвоём всё-таки смогут подружиться. Потому что чем-то они похожи и даже на какие-то вещи смотрят с одинаковых ракурсов. Это заявление настолько поразило Сергея, что он глубоко задумался над этим вопросом.

       Весь вечер он утирал слёзы-сопли своему любимому мужику, а половину ночи думал о том, что мужик-то его всё-таки взрослеет.

       Так, может, и ему давно пора повзрослеть?