К Вельмеру Хизу

Привет, Вельмер!

Прости меня, если письмо покажется тебе невнятным, спутанным или малоосмысленным, и если найдёшь несколько ошибок. Я пишу его на ходу и, что важнее, налегке, без всякой серьёзности. Это не подпись в печать — только пока что, дрожи от предвкушения. Лишь дружеское письмо, полное восторга от работы недавнего приятеля.

Если ты помнишь, мы сидели у Хирнгерспинста — Генри, его имя трудно забыть, — и тихо выпивали. Ты и сам знаешь — он интересный мужчина; позволь мне шутку — особенно тебе. Я и тогда сказала тебе не удивляться ему и его странностям: Генри всегда вёл себя из ряда вон (к счастью, безвредно), я привыкла — вскорости привыкнуть должен и ты. В тот раз вместо того, чтобы сидеть с нами, он развлекал себя недавно купленной игровой приставкой — до сих пор донимает меня, приглашая посоревноваться с ним в каких-то гонках (надо будет затащить тебя сыграть с ним — и, да, это угроза). К твоему интересу, он всегда любил всякие игрушки, особенно аркадные автоматы. Боги, он их обожает — за шкирку не оттащишь. А я пыталась оттащить. Полагаю, в каждом человеке, особенно в мужчине, никогда не погибнет ребёнок.

Прости мне такое отступление. Я позволяю своим мыслям бродить, блея и бодаясь, на лугу, и оставляю спать пастуха и его пса. Я тоже умею фантазировать и вить фразы! :) (И, да, я так слаба, что пала до смайликов.) Да и слишком я люблю его, чтобы мне не развязывало язык, когда появляется возможность разболтаться о нём. В каждом мужчине никогда не погибнет ребёнок — и в каждой женщине никогда не погибнет мать.

Так вот! Мы тихо пили втроём, пока он не ушёл в гостиную, чтобы то и дело радостно и хвастливо выкрикивать нам результаты своих игр, и мы остались вдвоём. Я прекрасно помню твои слова о том, что чаще всего тебя недолюбливают издатели, и как ты робко заявил, насколько часто тебя обвиняли и продолжают обвинять в нарциссизме и эгоистичности, и твоё бормотание о том, как тебе бесконечно неловко находиться здесь. А я всё ещё бесконечно не согласна с теми, с кем ты сталкивался ранее — ты восхитительно пишешь.

У меня не получается вспомнить последний раз, когда я не могла оторваться от чтения. Язык мой — враг мой, прости меня снова (если ещё не устал прощать): я растрещалась Генри, и он меня так вытряс (клянусь, буквально вытряс!), что я не могла не отправить твой текст ему. И я совершенно уверена, что Генри в восторге — но точные его слова ты услышишь завтра.

Сперва я подумала, что даты в начале и конце глав, особенно учитывая, какой ранней была первая — это дни в истории. Ближе к середине я начала подозревать (и, к моему сожалению, оказалась права), что это даты начала и окончания написания главы. Когда мы сидели у Генри, ты сказал мне о других рассказах — и ты сказал, что никогда и ничего из твоего творения не публиковалось. Неужели тебе действительно столько лет отказывали — и отказывали так грубо?

Глядя на всё, готова заявить: энергетика у тебя, может, и плохая — но тексты у тебя прекрасные.

Я надеюсь, ты ощущаешь мою радость во всём письме — и чистейший восторг в словах о тебе. Приходи завтра к нам в “Браскин”. Ты выслушаешь Генри — а мы подпишем тебя (не только эту книгу — тебя, как всё, что ты пишешь) в печать.

~ С восхищением,

Твоя новая редакторка, издательница, читательница и поклонница,

Ф. Шрайбен

Post Scriptum:

Прямо перед отправкой этого письма Генри прислал мне СМС с ровно сто двадцатью одним восклицательным знаком, семью улыбающимися смайликами и ничем кроме указанного.