У них в пригороде есть свой домик. Они не называют его «дачей» или чем-то таким; это полноправный их дом, где они могут отдохнуть от суеты, расслабиться, уединиться, вот только находится он не на двенадцатом этаже бетонной многоэтажки в центре города, а рядом с красивым и тихим лесом, в пяти километрах от озерца, вдали ото всех.

— Мы точно ничего не забыли? Может быть что-то ещё нужно положить? — волнуется и копошится Зеницу.

— Точно всё, — голосом уже порядком задолбавшегося человека отвечает Узуй.

— Ты крем от комаров взял?

— Взял.

— А полотенца?

— Да.

— Точно! Плавки! Мы забыли плавки! Где они?

— В третьем кармане рюкзака. Зеницу, мы едем всего на неделю. И там полно наших вещей, не понимаю, зачем мы сейчас тащим это всё.

Тенген щелкает мелкого по носу — ну как мелкого, тот ему уже по плечо — и идёт закидывать сумки в багажник. Ехать около часа, но лучше выехать пораньше, чтобы не попасть в пробку на трассе и по приезду успеть затопить баню. Дорога проходит довольно спокойно, если не учитывать тот факт, что парень на протяжении всего пути порывался вернуться за чем-нибудь, что они, цитата: «абсолютно точно, сто процентов, наверняка, забыли положить». Тенген устал повторять, что взяли они всё, что хотели и даже то, чего не хотели, но случайно заметили и решили, что оно им жизненно необходимо.

Ещё одной причиной узуевского желания побыстрее доехать было замаринованное для ужина мясо в банке, завёрнутой в три полотенца, чтобы не дай бог не протекло. Он корячился с ним до поздней ночи да ещё и в холодильник забыл убрать. Будет очень обидно, если пропадет или перестоит, ведь у мужчины есть свой фирменный рецепт, который даже под страхом смерти никак нельзя менять.

Заехав по пути в магазин за овощами и в пекарню за хлебом, дважды выехав на встречку и чуть не столкнувшись с такими же путешественниками, как и они, Зеницу с Тенгеном наконец доезжают до своего любимого и спокойного дома.

— Эй, спящая красавица, просыпайся, мы приехали, — легонько трясет парня за плечо мужчина. Тот задремал в дороге.

— Ого, как быстро! Ты снова 160 гнал? — Зеницу вылезает с переднего сидения и устраивает потягушки, разминая немного затёкшие мышцы, не упуская момента ткнуть водителю в его старую оплошность.

— Нет, просто дорога была свободная. Да и хватит мне всё это припоминать! Я уже давно выплатил тот штраф, даже менты ко мне не цепляются, как ты, — дуется тот и параллельно открывает дверцу багажника. — Лучше иди и помоги мне занести всё в дом, у меня не шесть рук.

— Иду, — на распев произносит малой (очень уж любит Тенген его так называть) и становится почти что вешалкой для сумок. Узуй идёт вперёд него, открывать дверь, заносит всё в коридор, бросает на пол и не разбуваясь проходит прямиком на кухню, а затем в ванную — включает холодильник, газ и воду. Потом быстро разгружает продукты, всё-таки сбрасывает обувь (из-за грозного взгляда и команды своего перепарня-недомужа) и, скинув на него заботы о разгрузке вещей, идёт топить баню.

Баня у них большая и удобная, с довольно просторным предбанником и длинными полка́ми, чтобы могли уместиться все неожиданно приехавшие к ним гости (такими гостями обычно бывают Ренгоку с Танджиро, но им хозяева только рады). И чтобы такую баню прогреть, нужно около трёх часов.

— Всё, я затопил, — с гордостью произносит Узуй, находя Зеницу на кухне.

— Какой ты молодец! Держи капустку, — шутит парень и протягивает несколько листьев.

Потом в несколько часов они успевают приготовить себе ужин, понежиться на солнце на качелях и сделать ещё несколько дел по дому. И это хорошо, потому что они не волнуются, что придется заниматься чем-то таким после бани.

— Как же здорово, что мы выбрались сюда, да? — больше констатирует, чем спрашивает Зеницу, пока любимый натирает ему спинку.

— И правда, — он берет таз с водой и разом выливает всё на парня. Тот сперва напрягается и замирает, а потом расслабляется и хочет растечься счастливой лужицей.

— Спасибо.

После такого насыщенного дня у Зеницу одно желание: завернуться в одеяло, обнять Тенгена и уснуть. Но вот у самого Тенгена совершенно иные планы. И даже внезапное отключение электричества, после которого Агацума, как испуганный кролик, прижимается ближе к любимому, не помешает их исполнению.

— Эй, т-ты уверен? Я боюсь темноты.

— Не волнуйся, я с тобой, — нежно шепчет Тенген и переплетает пальцы, заставляя Зеницу лечь и нависая над ним.

В такой обстановке всё становится другим, более интимным: слова громче, касания чувственнее, поцелуи таинственнее и жарче, а ощущения внутри стирают границы между реальностью и сном. Тенген всегда напорист и резок, но сейчас, видя перед собой только глаза Зеницу, будто горящие в этой темноте, он становится более нежным и аккуратным. Он не хочет причинить боль, а хочет только доставить удовольствие. Он плавно гладит его по волосам, старается успокоить и подготовить. Агацума, кажется, перестает бояться этой темноты и неизвестности, скрывающейся в ней; довольно быстро привыкает, подстраивается под темп любимого и не хочет ни спать, ни сдерживаться: закидывает ноги ему за спину, блуждает руками по ней, перебирает пальцами позвонки, оставляя крохотные краснеющие отметины, запускает пальцы в шелковистые волосы и с ласкающим слух приглушённым стоном прогибается навстречу. Узуя его действия только заводят, доводя почти что до истомы. Воздух в комнате становится горячее, вздохи и выдохи всё шумнее и Тенгену кажется, что они скоро расплавятся. Он покрывает поцелуями каждый сантиметр любимого хрупкого тела, легонько кусает ключицы, плечи, шею и щеки, дразнится, проводя языком тонкую линию от соска до уха.

— Ты такой красивый, — шепчет Тенген и прикусывает мочку, — такой красивый…

— Не такой, как ты, — парирует Зеницу и кусает в ответ.

— Хочешь поспорить? — мужчина меняет их позу, усаживая парня между ног, целуя в висок.

— Пожалуй, не сейчас.

Зеницу слишком хорошо знает, что спорить с Тенгеном бесполезно. Особенно в тех вопросах, что касаются самого Агацумы. Он будет отстаивать свою точку зрения до последнего, пусть даже сам Зеницу не будет с ним согласен.

Сегодня старший проявляет любовь так, как ещё никогда не проявлял, и Зеницу чувствует себя по-настоящему счастливым рядом с ним.

— Ты как? Не больно? — заботливо спрашивает Тенген после того, как всё заканчивается и убирает спавшие на лицо Зеницу пряди. Тот дышит глубоко и шумно, и мужчина волнуется, что ему было некомфортно.

— Хорошо, — с томным выдохом отвечает на это Агацума и тянется за поцелуем, и Узуй чувствует, как у него по венам разливается сладкая радость.

— Тебе понравилось? — Узуй нежно держит в ладонях лицо засыпающего Зеницу, проводит большими пальцами по щекам и смотрит с такой любовью, что младший не может не смотреть так же.

— Да, — он кротко целует Тенгена в сомкнутые губы и ложится ему на грудь, как на подушку, слушая его громкое и живое сердце, — а теперь давай спать, — и почти сразу засыпает.

Тенген натягивает на них одеяло, устраивается на подушках поудобнее и любуется своим сокровищем, пока сам не погружается в царство Морфея.

Иногда проблемы с электричеством бывают полезны.