Оставленный в коридоре на прихожей телефон завибрировал. Спустя несколько секунд заиграла мелодия. Ваня и Серёжа, отдыхающие в зале после рабочего дня, переглянулись: рингтон с рвущим глотку Линдеманном принадлежал сыну. Телефон продолжал звонить, Арсений брать трубку не спешил, что странно: тот всегда держал смартфон при себе, не расставался с ним даже в туалете, очень редко когда оставлял вот так без присмотра. Тем более после того, как они с Антоном рассказали о своих отношениях: Арсений перестал оставлять телефон даже в кармане куртки: отцам он доверял, но всё равно носил гаджет за собой не столько из-за недоверия, сколько из-за вероятности звонка или сообщения от Антона.

      — Пойду гляну. — Ваня встал с дивана и направился в коридор.

      Из ванной слышался плеск воды — это объясняло причину, по которой Арсений не бежал, сломя голову, услышав звонок. На экране телефона светилось лаконичное «Антон». Несколько секунд Ваня раздумывал: не взять ли ему трубку?

      С последней встречи друзей прошло полтора месяца, а они, после того разговора, ни разу не пересеклись: всё привыкали. К чему только непонятно, потому что ничего не поменялось. Арсений продолжал ходить настороженным, тему отношений с отцами (особенно с Сергеем) не поднимал, первые две недели сидел дома, боясь даже начать говорить о выходных с Антоном (и правильно, думал Ваня, Серёжа бы не отпустил, Арс бы не сдался, в сухом остатке вышел бы очередной скандал с хлопнувшей дверью и тишиной). Арсений всё это понимал сам, поэтому терпел. Но на третью неделю всё-таки подошёл к Ване и отпросился. Тот отпустил, поставив Серёжу перед фактом: сын ушёл к Антону на выходные, и, если он не заставит себя побороть внутреннее непонимание, уйдёт из дома насовсем ещё раньше, чем им того хотелось бы. Есть куда и к кому уходить.

      Ваня не мог припомнить такого периода за всю историю их дружбы с Антоном и Димой, когда бы они, имея такую возможность, не виделись настолько долго. Случались командировки и отпуска, но тогда они продолжали поддерживать связь, а все прошедшие полтора месяца — глушь. Ваня даже поймал себя на мысли, что заскучал по прежним еженедельным уютным посиделкам: дружить около половины жизни и вдруг резко перестать… странно. Естественно, это не могло не сказаться на привычном мироощущении. Он сам быстро свыкся с мыслью, что придётся то ли сына делить с другом, то ли друга с сыном, потому что так было всегда. Арсений с самого детства отирался с ними, предпочитая сверстникам компанию родительских друзей. Потому ли, что уже был запечатлён с Антоном, или нет — значения не имело.

      Серёже смирение давалось не так легко. Он не понимал, как теперь относится к Антону, и всё ещё продолжал считать, что они всё это, конечно, зря: зря довели связь до такой глубины. Как будто и сам не понимал, что возникновение каких бы то ни было чувств человеком не контролировалось, особенно учитывая наличие благоприятных условий в виде запечатления. А ведь ещё другим близким людям придётся как-то объяснять ситуацию: да хотя бы своим родителям, дедушкам Арсения, или тем же Позовым, Горячевым. А родители Антона? Старшее поколение совсем другой закалки, они едва ли примут это так же легко, как Ваня. Всю жизнь же они не станут молчать — однажды настанет момент правды… Серёжа думал слишком о многом, но не думал о главном: о состоянии сына и его желаниях.

      Трубку Ваня всё-таки решил не брать. Прокричал вышедшему из душа Арсению, что у него звонил телефон. Тот сразу же схватил мобильник и скрылся в своей комнате. Ваня фыркнул. Серёжа, сидящий рядом, спросил:

      — Кто звонил-то хоть?

      — Антон.

      — Ясно. Пошёл ворковать.

      Серёжа сказал последнюю фразу подозрительно спокойно. Ваня скосил на него глаза.

      — Ну что? Не всю же мне жизнь этому противиться. Делать что-то уже бессмысленно: он взрослый, только начнёт ненавидеть меня. Арс всё-таки наш единственный сын, не хочу, чтобы из-за этого всего у нас разладились отношения, как у тебя с твоими. Худшее, что можно представить.

      Ваня кивнул. Отцы Серёжи почти заменили ему своих родителей, но некоторые раны не заживали навсегда, некоторые раны, даже если кажется, что они зарубцевались, могли прорваться в любой момент и полоснуть свежей болью.

      — Иди сюда, — Серёжа обнял мужа, целуя его в макушку.

      — Антон нашим другом не перестал быть. Нужно помириться с ним, Серёж. Тогда и Арс расслабится. Ты же видишь, какой он зажатый весь. Лишний раз из комнаты не выходит, всё чувствует и ничего не говорит, как раньше.

      — Помиримся, — согласился Серёжа. Может, он не сильно готов, но, правда, пора.

∞ ◆ ∞

      Антон ходил по квартире, собираясь на день рождения Димы. Для начала он принёс из шкафа в спальне летние тонкие шорты и футболку, потом ходил искал носки, которые Арсений вчера все разом отправил в стирку, собрав со всех углов квартиры. Теперь сидел на диване в зале рядом с Арсением, обложившимся учебниками и распечатками. Арс готовился к экзамену по истории России, попутно зачитывая какие-то интересные, по его мнению, фрагменты. Антон их почти не слушал или слушал вполуха: в голове возились другие неприятные мысли.

      —«…нарастание массового террора приводило к тому, что уже и сами опричники становились объектом царского гнева, — читал Арсений. — Казнены были Алексей Данилович Басманов, фактический руководитель опричнины, его сын Фёдор, князь Вяземский, руководитель земщины Иван Михайлович Висковатый», — дочитав предложение, поднял взгляд на Антона. (Тот натягивал на ноги белые носки с тонкой ярко-голубой полоской на резинке.) — Даже своего любовника казнил. Страшный человек был. По словам Курбского и некоторых других, Грозный с ним был запечатлён… не знаю. Если это и так, насколько нужно быть повёрнутым, чтобы убить своего запечатлённого омегу? Разве это не противоречит природе и тому, что запечатлённые никогда намеренно не причинят друг другу вреда? Хотя вот тут дальше написано, что потом он совсем повернулся. Вот послушай: «В конце тысяча пятьсот шестьдесят девятого года начался поход на Новгород. Пятнадцатитысячное войско под руководством Ивана Грозного разгромило все сёла по дороге к нему, затем сорок дней расправлялось с горожанами». Сорок дней зверствовать! Прикинь?

      — М-м-м, — в своей излюбленной манере промычал Антон, справляясь с носками. — Жесть.

      — Ты меня вообще слушал?

      — Слушал. Бедный Федя, Грозного не просто так назвали Грозным. Причинить вред своему запечатлённому партнёру можно, и либо в момент совершения этого преступления против природы, либо сразу после придёт расплата. Грозный же вроде как и так двинутый на всю голову был. После убийства Басманова совсем шаля-ля-ля стал, это я ещё с первого курса института помню. Но тебе этот факт про вред запечатлённым лучше спросить у Позовых или Вани — они в меде учились, у них, насколько я помню, был базовый для всех медиков полугодичный курс о механизмах запечатления и его физиологии. Слушай, может мне не идти?

      Арсений отложил интересно написанный учебник и строго посмотрел на Антона:

      — Ну началось опять. С чего бы тебе не идти? Там твои друзья. Помимо моих родителей ещё и Позовы, с ними-то всё нормально. Да и с папой Ваней всё тоже будет хорошо, он давно нас принял. Я уверен, что и папу Серёжу сейчас активно прессует, чтобы тот одумался. Всё будет нормально, не хнычь.

      — Бэмби, пойдём со мной, — попросил Антон. В третий раз за вечер. — Хотя бы ненадолго. Потом вернёшься дочитывать свою историю. Ты эти билеты все выходные зубришь, уже наизусть всё знаешь.

      — Не всё, — возразил Арсений. — Александр Вячеславович говорит, что всего не знает даже он, а он, между прочим, раз в полгода ездит в МГУ лекции читать.

      — Бросаешь меня, понятно, — покивал Антон. — А если твои скажут остальным?

      — Тем более не хочу при этом присутствовать. Потом скажешь, какое лицо было у дядь Димы.

      — Пойдём со мной и посмотришь.

      — Ну прекращай! — Арсений закатил глаза. Подполз на диване поближе к Антону, поправил лезущие в глаза русые волосы и коротко поцеловал. — Мне правда нужно готовиться к экзамену. А вам — посидеть без детей и порешать свои взрослые вопросы. Пусть даже о нас. Если зайдёт речь — говори, мне без разницы. Главное, что папы знают, реакция остальных меня не волнует. Пап я, кстати, предупредил, что вернусь домой дня через два. Теперь иди, а то опять опоздаешь. Всё будет хорошо.

      Арсений обнял Антона за плечи, поцеловал в щёку и улыбнулся. Антон обнял его в ответ. Посидел так с минуту, вдыхая любимый успокаивающий запах, и всё-таки продолжил собираться. Его ободрял факт, что, когда он вернётся, Арсений будет его ждать.

      Своё сорокалетие Дима вдруг решил отпраздновать в кафе. «Как подобает старичкам, дальше только хуже: скрипящие кости и хомячьи щёки, а возраст-то уже солидный, пора бы по всем правилам собраться, а». По всем правилам — это отдельный небольшой зал для некурящих и два сдвинутых стола, накрытых на пятерых. Укромный уголок с тихой музыкой и ненавязчивым официантом, который проводил Антона к уже расположившейся на мягких стёганных диванах компании. (На этот раз Антон не опоздал — просто не хотел приходить, а это разные вещи.)

      Позовы встретили Антона радостно, Поповы… нормально. Антон ожидал худшего. Ваня обнял его как ни в чём не бывало, хлопнул по спине, улыбнулся так подбадривающе, что стало намного легче. Место свободное осталось с краю рядом с Серёжей. Антон отдал Димке подарок, сел, утыкаясь лицом в меню, теребя большим пальцем кольцо, подаренное Арсением. Домой бы: такую неловкость в кругу друзей он прежде не чувствовал. Только самые близкие, никаких малознакомых людей, а ощущение словно прибился к чужой тусе и хочешь выдать себя за своего.

      — Шаст, я думал, ты со своим плюс один придёшь, — начал Дима, присаживаясь во главе стола и распаковывая подарок Антона (смарт-ключ к новенькой машине, купленной Позовыми месяц назад). — Когда познакомишь-то уже?

      Это что, намёк в его голосе?.. Антону не послышалось?

      Антон поднял голову. Вот из-за таких вопросов в том числе он не хотел идти. Мало того, что с Ваней и Серёжей напряжёнка, так ещё опять выкручиваться и брехать про своего омегу. Не выдержал, бросил взгляд на Серёжу — тот смотрел в ответ. Ваня, впрочем, тоже.

      — Ну что? — тихо спросил Ваня.

      Антон его понял: «Скажем?». Сергей пожал плечами: «Как хотите, я устал от этого всего».

      — Ну что? — переспросил Дима, заметив странные переглядки.

      — Нечего знакомиться, вы его уже знаете, — сказал Ваня.

      — Да? — удивилась Катя.

      — Это Арс, — перебивая друзей и пресекая дальнейшие вопросы ответил Антон.

      — Хм, — не удивился Дима, кивая. — Вот щас прям максимально серьёзно? — обращаясь то ли к Ване, то ли к Сергею, спросил он. Те почти одновременно кивнули.

      Сергей улыбнулся: ну вот сказали Позовым, а гора с плеч какая! Когда подойдёт очередь рассказывать родителям, будет уже не так тревожно.

      — Ну ебать, — улыбнулся Поз, смотря на смущённого и потерянного Антона с поддержкой. — Так, ну давайте для начала выпьем за молодых. И не очень.

      Во же ж умный гад: не мог хотя бы намекнуть, что догадывается? Зачем молчал?

      Сергей помог Диме разлить коньяк. Катя единственная из всей компании пила вино. Они все чокнулись (кто рюмками, кто бокалами, но, может, крышей немного тоже), выпили, закусили. Антон подумал, что не зря поехал на такси, а ещё пить не собирался. Трезвым он бы этот вечер не пережил: зная друзей, те с него не слезут живьём, пока не разберутся во всех вопросах и обстоятельствах. Хотя это обычно Ваня всех подначивал и заряжал лихорадкой любопытства, теперь же он знал всё и молчал. Не стыдился ни сына, ни Антона, но и лезть вперёд всех, рассказывая всё-таки чужую историю, не спешил. Ждал, куда разговор повернёт дальше и повернёт ли вообще: зная тактичного Диму (тактичного по настроению, но в большинстве случаев тот не лез не в своё дело), беседа сейчас могла резко перескочить на другую тему. Вопрос только в том, что в данном случае сильнее: дружеская вежливость вместе с уважением личного пространства другого человека или любопытство.

      Первые рюмки опустели. Официант подал салаты и закуски, нарушая неловкую тишину. Димка ковырнул в тарелке лист салата и глянул на Антона:

      — Ну ты хоть что-нибудь расскажешь? Или не сегодня? Вы вообще как, норм? — спросил уже Поповых.

      — Норм, — ответил Сергей, удивляя Антона. — У нас было время подумать над этим. Ты, я гляжу, не сильно удивился.

      — Так а чё, это было ожидаемо, — Дима пожал плечами. — Догадывался раньше и совсем всё понял, наверное, после того, как Антон сказал про своего омегу. А это что, получается, Арсюха себе ещё во младенчестве мужика отхапал? Ну красава, чё. Странно, конечно, хотя если начать думать, то уже не так странно.

      Ваня хмыкнул: именно такие мысли его и посещали первое время после раскрытия этих странных отношений. Может, Дима и догадывался. Может, они все и не знали наверняка, но, услышав правду, поняли, насколько очевидной была эта связь, и насколько они не придавали значения близости Антона и Арсения. Когда что-то значимое и важное происходит буквально на глазах, не прячась и не скрываясь, на это что-то перестаёшь обращать внимание, оно становится само собой разумеющимся явлением и не вызывает вопросов. До тех пор, пока кто-нибудь не скажет этого вслух.

      — Ну в таком случае тем более не понимаю, что Арс не пришёл, — Дима принялся жевать салат. Все последовали его примеру.

      — Я думаю, он знал, что всё закончится этим вот, — Антон махнул руками. Может в кои-то веки постеснялся. Слился, чтобы всё решилось без него. Хитрожопо и логично.

      — Я думал, он сидит к экзаменам готовится, нет? — уточнил Сергей.

      — Это официальная версия, — кивнул Антон. — Перед уходом читал мне отрывок про Грозного с Басмановым и задавался вопросом, как так получилось, что Грозный казнил своего запечатлённого.

      — Ну, есть версия, что Грозный был психически нездоров, — оживилась Катя, разбирающаяся в теме. — Скорее всего, если он и был запечатлён с Басмановым, то связь могла пострадать, извратиться. Это и сейчас не редкость, к сожалению.

      — Вам будет, о чём поговорить в следующий раз.

      Антон всё-таки рассказал минимум и ответил на некоторые вопросы. Дима, конечно, не настаивал, но глаза горели знакомым блеском, и деваться было некуда. Даже хорошо, что Арс не пошёл: учитывая его длинный и хорошо подвешенный язык, Антону пришлось бы краснеть в три раза больше.

      — Шаст, — тихо позвал Антона Серёжа, пока Ваня, Катя и Дима спорили о политике (нашли о чём спорить).

      — Ау? — Антон чуть повернул голову вправо.

      — Приходите к нам на этих выходных вдвоём. Чай попьём и поговорим нормально.

      Антон повернулся совсем, нахмурился, ожидая подвоха. Серёжа вздохнул:

      — Всё нормально. Во-первых, ты наш друг. Во-вторых, лучше ты, чем какой-нибудь непонятный малолетка или, ещё хуже, какой-нибудь незнакомый мужик, годящийся ему в отцы.

      — Ну спасибо, — рассмеялся Антон. После выпитого алкоголя ему стало совсем легко и хорошо. — Придём. Спасибо, Серёж.

      — Ага, — Серёжа сжал его плечо и кивнул сам себе. Со своими неприятиями как-нибудь справится. Всё могло бы быть ещё хуже. Если не возраст, Антон был бы похож на того идеального человека, которого Сергей хотел видеть рядом со своим сыном. Но мало ли, что он хотел.