- Мам, я не приеду в эту субботу. Сама понимаешь, на улице сейчас черт знает что, боюсь я просто не уеду. Я ночевала в офисе так что… — девушка тяжело вздохнула, — Со мной все хорошо, честно-честно. Просто я устала и мне нужно разобраться с делами. Тут кое-что навалилось по работе и мне нужно уладить все с бумажками. Извини, пожалуйста, и перезвони мне, как только сможешь, я волнуюсь за тебя. Очень. И я очень тебя люблю.

Нажав кнопку «отправить», она вздохнула еще раз, так тяжело, будто ей пришлось разгружать вагоны. Потом привычно включила запись, чтобы послушать, как звучит на ней голос. Черт знает почему, она снова прослушивает сообщение после того как отправила, а не до. Чертыхнулась: снова голос звучит поджато и высоко, как мультяшка. Мама это, конечно, заметит. Опять будет выяснять, что она такое натворила. Мама всегда чутко улавливала даже малейший намек на чувство вины в голосе или поведении, но никогда не могла определить, откуда оно и что означает. И сразу же включалась в игру под названием «расследование, суд и казнь». Конечно, она часто оказывалась права, но никак не хотела принимать того, что отчитывать тридцатилетнюю дочь уже не нужно и, может быть, лучше поддержать ее, зная, что у той проблемы…

Объяснять это человеку старой закалки все равно бесполезно. Да и думать об этом сейчас. Это избегание. Снова она отвлекается на посторонние мысли, только чтобы оттянуть неприятное. Внутри ее будто разрывало напополам — хотелось удалить все записи и забыть как страшный сон все произошедшее. Это был почти соблазн, ведь никто не узнает… Но она хотела понять, что сделала не так. В конце концов, ей нужно прийти с чем-то на супервизию. С чем-то кроме оголтелой паники и причитаний, что она ничего не знала. Может быть, это только попытка взять контроль над ситуацией, ухватить за хвост хотя бы иллюзию этого контроля…

Так или иначе, она нажала на кнопку проигрывателя. Послышался треск, потом ее собственный голос, но куда более уверенный и низкий, чем в обычной жизни:

 - …Спасибо. Эта запись будет использована только мной это такой же предмет медицинской тайны, как и любые записи в медицинской карте, и результаты анализов. Но если вы пожелаете удалить ее, вам достаточно сказать об этом по окончании сессии, хорошо? Приступим… вы указали на сайте никнейм, но я попросила бы вас назвать настоящее имя.

 - Э-это обязательно?

 - Вы можете не называть фамилию. А так же вы можете быть уверены, что ничто из сказанного здесь никаким образом не попадет к третьим лицам. Но я прошу говорить свое настоящее имя не просто так. Когда мы придумываем никнейм или псевдоним, мы создаем своего рода аватар, какую-то другую личность. Того, кем мы хотели бы казаться. Это яркая роль, которую легко играть, но я хочу услышать о ваших проблемах и ваших чувствах. Так или иначе, говорить вы будете от себя. Поэтому, я бы хотела, чтобы вы представились своим именем. Это поможет вам быть самим собой, а не кем-то другим.

Прошло тридцать две секунды напряженного молчания. Она не знала, зачем посмотрела на таймер записи. Но успела отметить, что возможно сильно надавила на него и смутила. И что ей не показалось: он и правда очень не хотел нарушать инкогнито.

 - Если вам сложно начать, давайте начну я. Меня зовут Елена. Я психотерапевт частной практики и специализируюсь на лечении депрессивных и тревожных расстройств.

 - М-меня зовут Сергей. Я… программист, я занимаюсь дизайном приложений.

 - Хорошо. Вам интересна ваша работа? — короткая пауза, во время которой, насколько Елена помнила, он кивнул несколько раз, очень нервно, — Сколько вам лет?

 - Двадцать семь… То есть двадцать восемь! Да…

 - Все в порядке, — она протянула к нему свою руку. Это был единственный раз, когда она попробовала установить тактильный контакт. Он отдернулся, будто от удара током, — У вас есть семья? Кто-то с кем вы живете, может быть?

 - Нет.

 - То есть вы живете один?..

Она помнила, что в тот раз он посмотрел себе под ноги и задумался. Именно поэтому она подумала тогда…

 - Да, один.

 - Когда вы сказали, что у вас нет семьи, вы имели в виду…

 - Я — сирота.

 - Я поняла вас. Итак, Сергей, что привело вас ко мне?

Он замолчал. Елена помнила — он несколько раз поднимал глаза в нерешительности, пока она, наконец, не сказала:

 - Я не тороплю вас, вы можете собраться с мыслями. Но я хочу сказать, что вам не обязательно подбирать правильные слова, чтобы показаться достаточно умным или компетентным. Расскажите, что вы чувствуете, что вас беспокоит. Понять вас — моя работа.

Все это время он сидел на крае стула, согнувшись, уперев локти в колени и сцепив руки. Что не удивило ее — поза привычная для тех, кто вел преимущественно сидячий образ жизни. Он волновался и стремился закрыть лицо — подносил руки к губам и постоянно наклонял голову так, что волосы закрывали глаза.

Социальная тревожность — вот о чем она подумала тогда. В целом, ничего удивительного: интроверт с работой по сети, наверняка еще и на удаленке, домосед, никуда не ходит, потому что избегает неловких ситуаций. Но чем больше избегает их, тем больше боится, и вот этот замкнутый круг рано или поздно приводит в кабинет специалиста. Или к бутылке. В России чаще второе. Теперь, зная правду, ей хотелось углядеть в этом поведении что-то еще, но она не могла вспомнить ничего такого, что могло бы дать ей ключ к разгадке в тот день. Да и бесполезно искать, ведь ничто не говорило о наличии самой загадки.

 - Понимаете… один мой друг… — он шумно втянул воздух.

 - Если вам комфортно говорить о себе в третьем лице…

 - Нет, вы не поняли. Проблема правда не у меня. Но я не знаю к кому обратиться. У меня есть друг. Его зовут… не важно. Он вернулся из армии.

 - Хорошо.

 - Мы не виделись много времени, наверное… Больше двух лет точно. И… как вам сказать?.. Он изменился.

 - И вас это беспокоит? — он снова коротко кивнул, — Могу предположить, что изменился характер ваших взаимоотношений. Ваш друг отдаляется от вас?

 - Нет, вовсе нет. Меня скорее тревожит его состояние.

 - В чем это выражается?

 - В том, как он говорит об окружающих. В уничижительной форме, не знаю как вам сказать… И иногда мне кажется, что он давит на меня, хотя может быть, это только кажется… я не уверен, просто каждый раз после разговоров с ним у меня такое чувство, будто я совершенно разбит.

 - Позвольте предположить, вы хотели бы, чтобы все было как раньше, до этих изменений?

 - Да, наверное.

 - А как было тогда?

 - Он всегда поддерживал меня. И вообще всех… он умел расположить к себе людей, ему нравилось быть душой компании, а теперь как будто даже не общается ни с кем. Кроме меня.

 - И это началось после того как он вернулся?

 - Да…

 - В чем вы видите причину этих изменений?

 - Ну, он был в горячей точке. Конечно, глупо было ожидать, что он совсем не поменяется, но я не думал, что так…

 - Он пробовал обращаться за помощью?

 - Не думаю… Кажется, он не считает это проблемой.

Послышался вздох и неприятный шорох, заставивший Елену поморщиться — это она во время записи перекладывала диктофон. В этом не было технической необходимости, ей просто нужно было отвести взгляд, чтобы клиент не увидел раздражения на ее лице.

 - Мы можем записать его на прием в любое удобное время. Я, кажется, поняла в общих чертах проблему, и я могу поработать с ней. Но если у вас нет другого запроса, то вы можете не оплачивать текущий прием. Ваш друг может записаться так же через форму. Если хотите, вы можете прийти вместе…

 - Он не согласится прийти.

 - Вы пробовали говорить с ним об этом?

 - Н-нет… я просто надеялся… что вы что-то скажете… как мне быть…

 - Сергей, прошу, поймите меня правильно. Возможно, кто-то даже возьмется консультировать вас, но я хочу, чтобы вы понимали, что это непрофессиональный подход. Реальный специалист никогда не станет так работать. Вы ставите меня в ситуацию, в которой я вынуждена давать вам советы, более того: советы по поводу человека, которого я даже не видела. Кто знает, возможно, речь идет о клинической депрессии или пост стрессовом синдроме, а может быть это просто период в жизни, и вашему другу есть на что злиться. Но я не скажу вам точно, пока не поговорю с ним. Пока он не захочет поговорить со мной. А если у меня нет понимания ситуации то, что вы предлагаете мне делать?

Он молчал. Елена размышляла о том, что раздражения ей скрыть не удалось, хотя в тот день все шло наперекосяк. И клиент до Сергея был очень тяжелый, поэтому… конечно, это все не оправдания для специалиста. Она потянулась к блокноту и сделала пометку карандашом: «Для СВ: раздражительность при клиенте».

 - Понимаете, терапия это не просто разговор и не консультация о том, как вам лучше поступить. Это происходит не так, как вы себе представляете: все решения, к которым человек приходит во время терапии, должен принять он сам, он сам должен дойти до них, я только помощник. А потому я не могу консультировать вас по поводу того, как вам вести себя со своим другом.

 - Но что делать мне, если он не захочет приходить?

 - Принять его отказ. Мы ведь говорим о взрослом дееспособном человеке, и если он что-то решает, он имеет право на то, чтобы его мнение уважали.

 - Мне просто… опустить руки?

 - Я вижу, вам очень дорог этот человек, — тогда Сергей кивнул. Или Елене только показалось? — Судя по тому, что он все еще общается с вами, вы ему — тоже. Почему вы думаете, что он не послушает вас?

 - Н-не знаю… я бы тоже не хотел идти…

 - Мы могли бы обсудить это. Но с позиции ваших чувств. Или мы можем закончить прямо сейчас, если вы не хотите продолжать…

Запись не фиксировала того, что Сергей затряс головой. Не фиксировала взгляда полного отчаяния, когда она заговорила о том, чтобы закончить встречу. Но Елена хорошо помнила это. Ей показалось тогда, что он был готов умолять о помощи.

 - Если ваш друг сказал бы вам, что волнуется за вас, потому что ваше поведение изменилось, и ему кажется, что вам стоит обратиться к специалисту — вы бы прислушались к нему?

 - Наверное. Я доверяю ему, но я просто боюсь… не знаю чего.

 - Я могу предположить, Сергей, а вы поправите меня, если я не права? Люди совершают ошибки. Иногда они поступают так, как нам кажется — неправильно. Иногда это делают очень близкие люди. И как я это понимаю: когда нам кажется, что мы знаем решение, мы хотим, из самых лучших побуждений, заставить человека поступить правильно. И испытываем злость, если помощь принять отказываются…

Сергей продолжал молчать, только ниже опуская голову, из-за чего волосы совершенно закрыли его лицо. Но Елене показалось тогда, что она нашла больное место.

 - Вы боитесь говорить с ним об этом, потому что боитесь злиться на своего друга. Почему?

Но ответом ей было молчание. Она повторила вопрос:

 - Что случится, если вы разозлитесь на своего друга?

 - Это будет несправедливо. Получится, что он останется совершенно один против всего мира. Я не могу так поступить, это будет предательством.

 - Вы считаете, что мир враждебен к вам?

 - Вы, видимо, не понимаете что это такое — быть совершенно одним, когда у тебя нет никого. В смысле… вообще никого.

 - Полагаю, вы правы. Но Вы можете рассказать мне об этом опыте, если хотите…

 - Зачем?

 - Я не знаю. А что вы чувствуете по этому поводу? Вам кажется важным проговорить это сейчас?

 - Если вы не знаете, то я-то тем более…

 - Давайте попробуем. Опишите это чувство.

Снова пауза. Их было много и до этого: Сергею было очень сложно сосредоточиться, подобрать слова, но эта была совсем иной. Он сжался, будто уменьшившись в размерах, обхватил себя руками. Не похоже было, что он вспоминал одиночество. Он проживал его. Прямо сейчас.

 - Это… я бы описал это как холод. Когда всем вокруг тепло, потому что они вместе, а ты сидишь в углу и чувствуешь, как холод поднимается от пальцев ног все выше и выше. Он… сковывает. И ты ничего не можешь с этим поделать, потому что как будто все знают какой-то секрет, как кодовое слово, но тебе его не сказали. И даже если ты подойдешь к другим — ты не знаешь пароля, тебя не пустят. Кажется, что над тобой смеются, и это очень обидно. С этим ничего нельзя поделать, бесполезно бороться, можно только лечь и… уснуть навсегда. Это становится единственным, чего на самом деле хочется.

 - Очень образное описание. Вы чувствовали что-то подобное в детстве?

 - Да.

 - Вас травили?

 - Только учителя, — послышался тихий нервный смешок.

 - Но и общение со сверстниками, похоже, не ладилось.

 - Я не понимал их, а они меня. Мне и не хотелось с ними играть или разговаривать…

 - Но хотелось чего-то другого?

 - Поддержки.

 - А взрослые вокруг не давали поддержки и внимания.

 - Они меня просто ненавидели.

 - Что заставило вас так думать?

 - Были… эпизоды, — послышался новый нервный смешок, — Давайте не будем о грустном.

 - Давайте не будем. Расскажите, когда это чувство отступило?

 - Когда появился Олег, — его голос мгновенно потеплел, — мы сразу как-то сдружились. Проводили вместе почти все время.

 - О, значит, вы дружите с детства. И с тех пор у вас начали появляться друзья?

 - Нет. Не совсем. Мне никто был не нужен больше, так что…

 - Но вы говорили, что Олег раньше был душой компании, значит, компания все-таки была?

 - У него. Мне это было не очень интересно. Мне нужно было время, чтобы побыть самим с собой. Вам кажется это странным?

 - Если вам было достаточно общения, то все в порядке. Вы ведь не чувствовали себя больше брошенным?

 - Нет, не чувствовал.

 - Скажите, Сергей. А это чувство, этот холод… вы ощущаете его теперь? Когда общаетесь со своим другом?

 - Иногда, — он ответил удивленно, даже вопросительно, но сразу. Кажется, этот ответ сбивал его самого с толку.

 - В какие моменты это происходит?

Сергею понадобилось какое-то время, чтобы ответить:

 - Когда он критикует окружающих. Когда говорит, что ненавидит всех вокруг.

 - В такие моменты вам кажется, что вы теряете контакт?

 - Я… я думаю, что он не прав.

 - Вы пытались ему об этом сказать? Донести свою точку зрения?

 - Нет. Я не могу. Это означало бы, что я тоже против него. В каком-то смысле это значило бы, что я такой же как они. Как те, кого я защищаю...