Данте ебёт этот мир, но иногда — только иногда — он позволяет ебать миру. На своих условиях, конечно.

Пальцы не слушаются и немеют, пока он расстёгивает ремень, — Данте накачался и напился под конечную. Татуировки смазываются в пятна от того, насколько быстро мельтешат пальцы на ширинке. А сам Данте где-то под полом, в ковре — ворс качается над его головой и собирает пыль. Именно сейчас ему хочется горячего дыхания в затылок и чтобы сжимали покрепче. Но у людей хватка ребёнка.

Он накидался.

— Блядь.

Еба́ный он пидарас.

Политика свободного секса не в свободном обществе. Место морали находится в мусорном ведре под слоями принципов, которые большинство ссутся переступить. А сверху наблёвано лицемерными высказываниями о здоровых отношениях. Единственные здоровые отношения — это если вы оба или обе це́лы после встречи.

Беспорядок в башке больше, чем в мусорке — в мусорке хотя бы навалено слоями, а у Данте в мозгах просто навалено. Да ещё и не пойми чего.

Данте улыбается широко и остро — краями губ можно резать бумагу.

Его целуют в шею и что-то болтают. На это Данте совершенно похер — он слушает тяжёлое прерывистое дыхание, выцепляет грязные ругательства, чувствует стояк и как кровь бурлит в жилах, когда ему передавливают горло. В голове взрываются сверхновые, но непрекращающийся бубнёж над ухом становится мелкими насекомыми под кожей.

— Прекрати пиздеть, наконец.

Данте заводит руку назад, обхватывает шею парня со спины и сжимает с такой силой, что тот замолкает. Подготовка к аналу бесит Данте, но он готов терпеть ради хорошего секса — и вот, сука, не дай бог, секс не будет хорош.

Данте считает это апогеем современного искусства — ебать, когда ебут тебя.