У Кэт слишком юное лицо и открытый взгляд для зверька в капкане, без промедления отгрызающего себе лапу, для той, кто старше своих двадцати пяти на целую жизнь. Из-за разноса с её поступками, словами и решениями забывается даже Данте. Хотя он знает: внешность обманчива. Под лоснящимся фасадом часто прячется покорёженное нутро.

Кэт хочет быть честной. Она много рассуждает про честность.

И, наверное, поэтому она скрывает лицо на миссиях за трескающимся белым гримом и под ярким макияжем, как безумная героиня комиксов. И смеётся также.

В двадцать пять у неё просят документы, стоит им завалиться за сигаретами и пивом. Кэт много говорит про честность, но документы у Кэт фальшивые и улыбка демоническим наблюдателям за кассами — тоже. Она состоит из компромиссов с собой и окружающим миром. Верит, что однажды всё изменится.

Они оба выворачивается костями наружу ради правильного завтра — без вынужденного подхода к взаимодействию.

Кэт не нравятся прикосновения. Кэт перебирает пальцы Данте, сжимает крепче, когда он хочет убрать руку, и целует в позвоночник.

Обнимает со спины, а потом вытягивает свои руки перед ним — неровно зарубцевавшимися двойными сплошными вперёд.

Ты не можешь пересечь двойную сплошную, Данте, это не по правилам.

У Кэт вскрыты тыльные стороны предплечий, у Кэт изрезаны внутренние стороны бёдер, изодрана демоническими когтями спина и плечи, стёрты до шрамов колени и локти. Данте не нужно спрашивать, что с ней делали демоны и что она делала с собой по их вине.

И почему теперь она делает это с миром.

Чтобы не делать ничего с собой.

Они не говорят об этом. Им не нужно. Кэт нервируют вопросы — она уворачивается от многих тем. Данте видит, а поэтому понимает. Кэт достаточно раздеться перед ним, чтобы обнажиться полностью.

Чтобы Данте обнажиться перед Кэт, нужно говорить. Горло рубцуется, слова застревают. Его шрамов не видно, но лучше бы он был исполосован, потому что, проговаривая всё вслух, Данте вскрывается наживую, проживает вновь. Как в первый раз.

Воет с надрывом — зреющие годами нарывы лопаются, прочищаются, штопаются.

Обхватывая его лицо ладонями, Кэт проводит большими пальцами под глазами. Данте отнимает её ладонь и прижимает к губам. Кэт улыбается.

Данте тридцать, и Данте страшно потерять Кэт. Но Кэт не оставит его. Уже не из-за того, что за ним нужно следить и следовать, а из чистого человеческого — не оставит.

Слизывая демоническую кровь с её перебинтованных пальцев, Данте не разрывает зрительного контакта. Кэт качает головой, сгибает указательный и средний пальцы, надавливая на язык, и тянет его за нижнюю челюсть к полу — заставляет наклониться и целует в лоб разбитыми губами.

Ты такой дурной. Ты знаешь?

Ты такая красивая, ебануться. Ты об этом знаешь?

Кэт говорит, что никогда не будет счастливой. Но Кэт лжёт. Кэт улыбается, когда он гладит её по волосам и обнимает.

Пряча её лицо под капюшоном, Данте стирает грим рукавом и улыбается в ответ.

Данте делает с Кэт то, что не делали другие, и что она не делала с собой.

А только с миром. Потому что мир — общность. Общность любить проще. В общности тесаются ублюдки, но они — лишь часть.

Двойную сплошную пересекать можно.

Если никто не видит.