Серафим тихо кусал губы, притаившись за дверью в кухню. Он не мог заставить себя войти, хотя чувствовал, что надо. Никто его об этом напрямую не попросил, иначе бы Фима уже давно бежал вприпрыжку и не думал обо всех этих «но», что точильным камнем проходились по нервам. Он не мог понять, чего хочет от него Хозяин конкретно в эту секунду: чтобы он убрался в спальню и продолжил сидеть над книжкой, пока его не позовут, или же вошел в кухню, где Александр смолил уже вторую сигарету, и сделал для него что-то, что помогло бы сбежать от тяжелых мыслей. Эти мысли отражались на его лице безотчетной мукой, в сжатых до белой линии губах и вздувшейся вене на шее. Шейный отдел наверняка был спазмирован, и Фиме до дрожи в пальцах хотелось подойти и размять, хотя Александр вряд ли позволит.
И все-таки Фима решил, что за спрос не бьют, даже в случае его строгого Хозяина. Максимум — прикрикнув, отправит обратно в комнату, с чем Серафим готов был мириться. Шумно выдохнув, он толкнул межкомнатную дверь и тут же опустился на колени, не поднимая глаз, пополз в ноги. Ему во всем положено быть ниже Хозяина, поэтому, когда он стоял, можно было оставаться на ногах, но покорно склонив голову и не отсвечивая, а когда сидел, то падать на колени и ползти, даже если это придется делать через всю комнату. Александр никак не отреагировал на его появление, хотя обычно, хотя бы украдкой, хвалил за покладистость. Серафим только начал путь в качестве его питомца, ему были все еще нужны знаки одобрения и недовольства, хотя бы мимолетным покачиванием головы. Видно, Хозяин и правда устал и не хотел его видеть, но раз уж Фима начал, то отступать было уже поздно.
— Чего тебе? — фыркнул Александр, когда Серафим медленно подполз со сцепленными за спиной запястьями и ткнулся носом в его колено. Недовольно дернул ногой, отталкивая, и затушил в пепельнице сигарету, чтобы тут же полезть в пачку за следующей.
— Хозяин, у Вас плохое настроение? Я мог бы… — начал виновато лепетать он, все еще не поднимая глаз. Смотреть в глаза без прямого приказа на это ему было строго запрещено.
— Уйди, — бросил Хозяин, не дослушав, и это определенно уже звучало как то, что стоило выполнить в ту же секунду, чтобы не нарваться на наказание, только едва ли Серафим готов был сдаться без боя. Думать головой и не провоцировать лишний раз было не сильной его стороной.
— Я мог бы сделать Вам массаж, Хозяин, — решил все же договорить он, крепко зажмурившись от страха. Он наперед знал, чем это для него закончится, и все равно зачем-то продолжал, вместо того чтобы бросить испуганное «извините» и тут же сбежать — целее была бы его задница.
— Ты совсем не понимаешь слова, питомец? — зло рыкнул Александр, и Серафим втянул голову в плечи, отпрянув, но для подобных жестов покорности было уже поздно. Его Хозяин никогда не отличался терпением. — Иди в спальню и встань на колени в угол, подумай над своим поведением, — раздраженно бросил он, махнув рукой, чтобы указать направление.
Серафим облегченно выдохнул. За неподчинение прямому приказу его могло ждать что похуже, это же наказание показалось ему даже слишком мягким, однако это, скорее всего, потому, что Хозяину было лень возиться с ним. По сердцу у него разлилась тяжелая вина, она камнем тянула в груди, и в ответ на это в низу живота тоже скрутился тугой комок, но пояс верности, который Серафим был обязан носить постоянно, не дал возбудиться до конца, больно сдавив привставший член. Фима тихо зашипел, эта боль была уже настолько для него привычной, что вызывала лишь еще большее желание, от которого хотелось выть. Хозяин знал, какой эффект произведут его слова, как знал и то, что от боли в коленях, которые и без того были все в синяках, он снова возбудится, и чтобы скоротать бесконечное ожидание, станет безотчетно сжимать анальную пробку внутри — еще один атрибут, который ему хотя бы разрешалось самостоятельно вынимать по нужде. Он бы умер от стыда, если бы Хозяин пожелал контролировать даже его походы в туалет.
Александр был очень строгим и властным Хозяином. Так, что даже иногда слишком, но Серафим скорее откусит себе язык, чем скажет ему это. Он и так был бесконечно благодарен за то, что этот прекрасный мужчина обратил на него внимание, не испугался возиться с новичком, лишь отдаленно слышавшем о большинстве практик, которые предпочитал сам, и после пробной сессии подписал с ним собственноручно составленный safe-контракт, а спустя бесконечно косячный со стороны Серафима первый месяц служения ему, однако на протяжении которого Фима правда старался, подарил ему ошейник, окончательно скрепивший их. Хозяин на самом деле был добрый, но только очень глубоко в душе, и Серафиму приходилось буквально из кожи вон лезть, чтобы получить сдержанную похвалу и даже мелкие послабления режима. Правда, как правило, это его тут же расслабляло, и за новые косяки он получал вдвое более строгие условия.
Не то чтобы Фиму это расстраивало. Он знал, что Хозяину с ним не просто, как и понимал, что ему такие отношения нужны как воздух. Серафим был тем еще мазохистом, и кончить мог, лишь почувствовав над собой властную руку и боль от нее. Наверное, корни его извращений тянулись еще от отца, который избивал его страшно, чем под руку попадется, вплоть до шестнадцатилетия, пока Фима не нашел в себе силы сбежать из дома и больше никогда не показываться на пороге. К сожалению, бежал от насилия он недалеко, к мужчине, который тоже его бил, причем Серафим ловил себя на мысли, что делал он это гораздо более жестоко, чем отец, зато каждый раз извинялся и обещал, что это было в последний раз. Таких «последних разов» между ними было штук десять точно. Потом у Серафима была череда похожих по типажу случайных мужчин — таких же, в сущности, папиков, один из которых и привел Фиму в БДСМ-клуб, где он наконец нашел отдушину. Обычные тираны и садисты в его жизни сменились на строгих Домов, которые уважали его желания и останавливали сессию, не доводя до настоящих увечий и травм.
Тогда Серафим наконец-то выдохнул, и жить стало спокойнее. Часовых сессий раз в неделю ему хватало, чтобы держать свою гадкую сущность в узде и больше не бросаться в абьюзивные отношения. Он потихоньку встал на ноги: отучился в колледже на массажиста, стал зарабатывать и снимать квартиру пополам с другом, таким же голодным до порки придурком. С ним же они и темачили: сначала Фима вытягивал его ремнем по дрожащей спине, а затем они менялись и уже Фима выл под ударами. Жизнь вроде как наладилась, только все равно в ней не хватало того, кто уверенно возьмет Фиму за горло и подарит ему головокружительные оргазмы. В этой спокойной жизни ему не хватало Хозяина, который избавит его от необходимости думать и разрешит подарить всего себя ему. В клубе, куда изредка заглядывал Фима, все адекватные и более-менее жесткие Домы были заняты, а просто так, на улице, Хозяин не находился, и потому, сцепив зубы, он нашел в себе решимости зарегистрироваться на сайте знакомств, где и нашел Александра.
Дрожащими от волнения пальцами написал в анкете, что ищет Хозяина, который станет его бить и полностью лишит свободы, что любит порку ремнем, плетью и даже раз пробовал кнут, однако из-за страха ему совсем не понравилось, но ради своего любимого и знающего толк в этом Хозяина он готов пройти через это снова. Стыдливо закусив губы, написал также и про то, что мастурбирует практически каждый день и очень бы хотел, чтобы Хозяин запретил ему это и научил кончать только с разрешения непременно с его членом в заднице. Написал все-все как на духу, а в конце для пущей привлекательности дописал, что он профессиональный массажист и готов умелыми ладошками ублажать любые желания своего будущего Господина. Почему-то тогда казалось, что этот факт — его единственное преимущество перед вереницей более опытных и красивых сабмиссивов, и большинство откликнувшихся велись только на это, в первом же сообщении рассуждая о том, как классно будет почувствовать пальчики Фимы на своем члене, тут же прикрепляя фотографию того самого. Никто не говорил про подчинение и порку, а если кто и заикался, то с совершенно не заслуженным Серафимом пренебрежением, будто бы он виноват в том, что ему нравится такое.
На большинство подобных сообщений Фима не отвечал, сразу блокируя горе-любовников. Он искал Хозяина с большой буквы, а не папика с большим хером для случайного перепихона. К середине второго месяца прозябания анкеты на сайте, Серафим готов был уже удалить ее, окончательно расписавшись в том, что его идеального Хозяина попросту не существует в природе, когда Александр порадовал его коротким, но сразу же привлекшим его внимание сообщением: «Знаешь, чем БДСМ похож на хороший лечебный массаж?» — прочитал Фима и тут же весь внутренне сжался, сразу почувствовав настоящего мастера. Никаких дик-пиков с места в карьер, предложений встретиться в первом же сообщении и даже информации в профиле о себе, кроме лаконичного «Доминант», даже фотографии нет. «Во время него бывает неприятно и даже больно, но после снимаются все зажимы и уходит мучительное напряжение, Господин», — поспешил ответить Серафим, надеясь, что его рассуждения понравится пользователю с емким «Александр» в нике. Тогда все еще не верящий своему счастью Фима отчего-то подумал, что это не настоящее его имя.
«Можешь сразу звать меня Хозяином, ты ведь этого хочешь, милый», — прочитал Серафим, и от этих слов ниже пояса у него скрутился тугой жгут, а давно не поротые ягодицы сжались, признав в случайном знакомом Хозяина. «Насколько жестко ты предпочитаешь?» — пришло следом, и Фима, уже начавший печатать слезное сообщение с просьбой немедленно встретиться и взять его всего, тут же все стер и написал: «Я всегда останавливаюсь, если клиент вскрикнет», — отправил, и тут же понял, что спрашивали его вовсе не о том, как он привык массировать своих пациентов, но было уже поздно: сообщение было уже доставлено и даже прочитано. «А я всегда слышу стоп-слова. Мы очень похожи в этом, не находишь?» — игриво заметил Александр, переведя все в шутку, и Фима понял, что крупно попал. Это потом уже его друг заявил, что знает этого Александра и с ним лучше не связываться, что по слухам он любитель без стоп-слов и вообще чуть ли не убил одного из своих партнеров, но Серафим уже признал в нем Верха и решил довериться. И не прогадал.
Уже когда, заикаясь и бледнея, при личной встрече он сказал, что его настоящее имя Серафим, «но можно просто Фима», а Александр без тени смущения и по-дурацки отведенных глаз заявил: «Я буду звать тебя питомец». — Фима понял, что до дрожи хочет именно этого мужчину. Александр был молод, ему едва ли исполнилось тридцать, в то время как Серафиму было уже тридцать пять, но он ничуть не чувствовал своего превосходства из-за этого. Александр был красив, со спортивным, но не раскаченным телом, пухлыми губами и большими толстыми пальцами. Только представив, как эти прекрасные пальцы будут сжимать рукоять плети или растягивать анус Фимы, наверняка болезненно и грубо, он мгновенно поплыл и на все последующие предложения лишь кивал. Согласился и на полный, железобетонный лайфстайл, и на быстрый переезд к нему, и на профилактическую порку раз в неделю, вне зависимости от того, как хорошо или плохо на протяжение нее вел себя Фима, и на унизительные обращения «питомец» и «Хозяин», и даже на пояс верности, который Александр будет снимать с него только в том случае, если Фима проявит себя очень хорошим мальчиком.
С его стороны, наверное, было опрометчиво бросаться в эти отношения сразу с головой, как следует не узнав друг друга, опрометчиво довериться Александру, который и правда был известен в определенных кругах, и все, как один, говорили, что связываться с ним не стоит. Опрометчиво соглашаться жить с ним с первых же дней знакомства и даже толком ничего не отметить в контракте как «красный». Серафим влюбился с первого взгляда и искренне боялся, что из-за его долгих расшаркиваний Александр может потерять к нему интерес и завести себе другого саба, который будет более покладистым и смелым. Его не испугала его строгость и куча правил с первого же дня, к которым не пробовавшему доселе лайфстайл Фиме пришлось долго и мучительно привыкать. Но чем дольше они жили вместе, тем больше Серафим узнавал о предпочтениях Александра и тем чаще у него получалось радовать своего Хозяина. Только Фима все равно, в силу своего характера, наверное, продолжал оставаться косяк на косяке, вот и сейчас страдал из-за этого.
Прикрытая в спальню дверь тихо скрипнула, сообщая о приходе Хозяина, но Серафим не обернулся — ему еще не разрешали. Он прекрасно представлял себе, какое соблазнительное зрелище демонстрирует своему Хозяину, и не хотел рушить первое впечатление: голый, рыдающий от боли в затекших руках и ногах наказанный саб, сверкающей выпоротой только вчера задницей, лиловые синяки на которой едва-едва начали наливаться приятной палитрой, с объемной черной пробкой между сжатыми половинками; уткнувшийся светлой от краски макушкой в угол и не смеющий поднять взгляда, потому что чувствовал себя очень и очень виноватым. Он надеялся на снисхождение за такой божественный вид, но не слишком сильно, поскольку если Хозяину нравилось развернувшееся перед ним представление, то почему бы не оставить страдающего Фиму в углу еще на часок-другой, доводя того до полного изнеможения и жалобного подвывания. Если бы Серафим был достаточно безрассуден, чтобы играть с огнем, он бы уже тихо ныл, но Александр терпеть не мог звуков без повода. «Ты даешь мне неправильные сигналы, а значит врешь, а значит принеси мне вон ту многохвостку и не испытывай мое терпение, питомец», — как наяву услышал Серафим и лишь покрепче сжал зубы. Вымаливать снисхождения было еще очень рано.
«Встань», — услышал он сухой приказ и тут же, на одних рефлексах, подорвался с места, едва ли подумав, чем грозят для его затекших коленей подобные подвиги. Он закричал, хватаясь за стену, лишь бы не рухнуть в прежнюю позу, и услышал сдержанный смешок за спиной. Тут же смутился, будто бы стесняясь за то, что недостаточно идеальный и не может после часа (или сколько он уже так стоял?) на коленях спокойно и грациозно подняться на ноги. От этой издевки его член снова попытался затвердеть и снова был сжат металлической клеткой.
Он уже ненавидел этот чертов пояс. Когда писал об управлении оргазмом в анкете, то даже не думал, что его будущий Хозяин додумается до такого пыточного устройства. Самое неприятное, что этот аксессуар ему ничуть не мешал: его можно было без проблем спрятать под бельем и свободными штанами и как ни в чем не бывало ходить на работу, притворяясь нормальным членом общества, справлять нужду в нем не составляло труда, как и мыться в душе, совершая все необходимые гигиенические процедуры. Единственное, в чем это устройство его ограничивало, — это в эрекции. По утрам Серафим неизменно просыпался от впившейся до боли в пах железки, тихонько скулил и мелкими шажками шел в душ, где включал ледяную воду, чтобы сбить болезненное возбуждение и не страдать так сильно. Александр же был крайне скуп на это поощрение, нужно было действительно постараться, чтобы заработать заветный ключик, или же согласиться на действительно суровую порку, на время которой Хозяин решал, что Фиме незачем отвлекаться на лишнюю боль.
Себя же Александр не ограничивал ни в чем, секс у них был регулярный, и один черт знает, как Серафим выдерживал его без надежды на то, чтобы кончить. Член у Александра был достаточно большой и красивый, даже в вечном презервативе очень и очень приятный и неизменно попадающий прямо по простате — Серафим действительно любил его, но, черт возьми, когда его член не сковывал пыточный агрегат, заставляя проявлять чудеса выдержки и будто бы наказывая за то, какое удовольствие он получает от сношения с мужчиной. А эта противная пробка, которая ни на секунду не позволяла ему забыть, кому он принадлежит, быть вечно готовым и вечно растянутым, заполненным до отказа? Серафим понимал, что существовала она исключительно для того, чтобы не позволять ему совать в себя пальцы и доводить до анального оргазма, раз уж нормальный ему теперь был недоступен, и был искренне благодарен Александру за то, как строго, но бережно он обходится с его фетишами. Но все равно от всех этих приблуд его уже тошнило, особенно после целой недели на «сухом пайке».
— Кто-то хотел сделать мне массаж. Одно поощрение на твой выбор, если мне действительно понравится, — напомнил ему Александр, произнося такие соблазнительные для Серафима слова. Он уже размечтался и знал, о чем попросит: убрать к чертям пояс и позволить ему дать честное слово, что не будет трогать себя без разрешения. Даже зная, что в итоге он это обещание не сдержит, он хотел передышки хотя бы на пару дней.
— Конечно, Хозяин. Просто погладить или лечебный? Я заметил, что у Вас зажат шейный, я… — как обычно Серафим, стоило только предоставить ему такую возможность, стал болтать без умолку и Хозяину пришлось остановить его строгим жестом.
— Под правой лопаткой тянет, если сможешь размять простыми поглаживаниями, я буду просто счастлив, — вопреки своему суровому виду, с улыбкой в голосе пояснил Александр, и Серафим в очередной раз за день выдохнул, чувствуя, что сегодня его и без того больная задница не пострадает еще больше, — но что-то мне подсказывает, что придется потерпеть твой «лечебный». Просто делай свою работу, никаких лишних поползновений туда, куда не требуется, и если услышишь от меня хоть звук, дави не так сильно, — добавил он очень серьезно, и Фиме это все казалось слишком знакомым, будто они снова оговаривают правила и стоп-слова перед сессией.
— Хорошо, Хозяин, я понял, — с готовностью отозвался Серафим. Он старался не думать о том, что прямо сейчас впервые потрогает своего сурового и холодного на какие-либо прикосновения Хозяина, почувствует твердые мышцы под кожей, станет испытывать его болевой порог и в конце концов сделает очень приятно, чтобы снова не чувствовать тянущую боль внизу живота. — Мне нужен мой стол, он в коридоре, — добавил он виновато, будто и правда жалел, что не хранит все для работы в их спальне.
— Тридцать секунд, — бросил Александр, и Фима пулей вылетел в коридор, чтобы успеть. Раньше он думал, что обозначенные Хозяином промежутки времени были чисто символическими, что никто не станет, скрипя зубами, отсчитывать выделенные ему секунды — так по крайней мере было со всеми остальными Домами до Александра. Он же реально засекал именно тридцать, и ни секундой больше, и опоздания ненавидел ненамного меньше, чем откровенное непослушание.
Серафим считал про себя, отыскивая чемоданчик со складным столом в шкафу, боясь, что не успеет, и уже из-за этого лишится драгоценного поощрения. Вот вечно с ним все не слава богу, как еще Александр не выкинул его на мороз уже после первого отвратительного месяца, за время которого он умудрился не заработать ни единой похвалы и получал по заднице едва ли не ежедневно, он понятия не имел. Также он решил захватить массажное масло и свежие полотенца, справедливо решив, что отлучаться за каждой мелочью ему никто не позволит, и как раз из-за этого не успел. Александр лишь недовольно цокнул языком и, указав на часы, и бросил приказ поскорее разложить все и не испытывать его терпение, сопроводив все злым «бестолочь». Серафим лишь закусил губу от досады, поспешив сделать все, как ему сказали, и запретив себе расстраиваться раньше времени. Если Хозяин увидит, что его питомец не в восторге от возможности услужить ему, может совсем отказаться от идеи допустить саба до своего тела, а уже просто касаться его было для Серафима наградой.
Александр снял домашнюю футболку и лег на кушетку уже без особого энтузиазма, но, видно, тянущая боль под лопаткой была куда сильнее обиды на своего никудышного саба. Только надавив на пробу на вздувшуюся под кожей и даже чуть подрагивающую от спазма большую ромбовидную мышцу и услышав ожидаемый стон и ругань сквозь зубы, Серафим понял, как все запущено, как и отметил для себя причину плохого настроения своего Хозяина. С таким ужасом особо не походишь с прямой спиной, изображая строгого Дома, тут только лежать и осторожно мычать под ладонями профессионального массажиста. Серафим начал сухо, без масла, чтобы ощупать масштаб трагедии: с широчайшей все тоже было не слава богу, к тому же тут у Александра был небольшой сколиоз, который тоже добавлял не самых приятных ощущений; в шейном сосцевидные были как два маленьких канатика, тоже до предела зажатых и наверняка ноющих (стоило покатать в пальцах их крепления за ушами, как он тоже услышал сдавленное шипение и тут же убрал руки), а про трапецию вообще не стоило заикаться. Заключив про себя, что возиться с этим ужасом ему предстоит не меньше часа, Серафим едва не запрыгал от радости.
Начал с невесомых поглаживаний, как и просил Александр, держа в голове предупреждение умерять пыл, как только услышит звуки, и почувствовал себя при этом прямо как настоящий Дом. Сейчас у них был разогрев: Серафим лишь невесомо размазывал масло по всей спине и ласково тер лишь поверхностные слои кожи, пробуя углубиться, но без фанатизма. Александр только больше напрягся — новым для себя ощущениям и чужим рукам на коже он не доверял, и Серафим в который раз сказал себе не спешить. Все у всех когда-то бывает в первый раз. Помня себя в первую сессию, как трясся, словно липка, и готов был чуть что ляпнуть стоп, он отчетливо понимал, что для Александра это едва не первый в его жизни массаж, а значит, нужно было быть мягким и сдержанным, трепетно ловя каждый судорожный вздох. Вряд ли у них получился с первого же раза снять все зажимы, но Серафим поставил себе цель расправиться хотя бы с так мучившей его любимого Хозяина болью под лопаткой, и если получится, сделать что-нибудь с пережатыми сосцевидными и трапецией.
Он старался откровенно не лапать, помня предупреждение не лезть «куда не следует». Он был уверен, что если проявит послушание и выдержку сегодня, то впредь Александр не раз допустит его и до своей спины, и до мускулистых ног и рук, и до развитых грудных с темными сосками, и до охренительного пресса. Все будет потом, если сегодня он будет хорошим мальчиком и докажет свою полезность вусмерть вымотанному работой и тяжелыми мыслями непонятного происхождения мужчине. У Александра в прошлом наверняка тоже что-то было. По правде говоря, у всех знакомых Серафима из БДСМ-тусовки что-то было, толкнувшее в эти извращения, ему самому до сих пор снились кошмары об отце и первом мужчине, проломленной голове и реанимации, хрусте костей… Но если Серафим получал выплески эмоций во время сессий, то Александр все копил в себе, без меры смолил сигаретами и лишь рычал на Фиму при попытках предложить массаж как единственное избавление.
Серафим боялся даже предположить, что заставляло его Хозяина нести в себе всю эту боль столько месяцев. Ременные мышцы позади шеи просто так не становятся похожими на канаты, а ведь они крепятся прямо к затылочной кости, наверняка своим спазмом вызывая чудовищные головные боли. Нервная работа и то сидячий, а то, наоборот, слишком активный образ жизни, что-то черное в недалеком прошлом — и вот получите букет спазмов и наверняка зреющий остеохондроз в шейном. Серафим был не совсем врачом, что позволяло ему верить в психосоматику и всем своим клиентам уверенно заявлять, что все боли от нервов, потому что на своем опыте иного не видел. Даже все неосторожные движения и травмы были результатом нехороших мыслей, зреющих в больной голове, и в травмах, наносимых близкими людьми, виноваты были тоже они, эти мелкие твари, копошащиеся под черепушкой. У Александра их было слишком много, и Серафиму оставалось только догадываться, с чего все это началось и закончилось ли.
Отчего-то в голову полезли разные слухи про Александра, которые еще ни разу не подтвердились на деле. И что он монстр, не слышащий своего партнера, и что убил кого-то в прошлом, а поскольку ментам закон не писан, смог избежать ответственности. Вспомнились и все его совсем уж странные правила, вроде: «Стащишь что-нибудь из моего дома — сядешь на пятнадцать лет. Даже не сомневайся, что смогу нарисовать тебе 162.4», — еще до того, как Серафим переступил порог его квартиры. И очень злое и явно с подтекстом: «Я никогда не содержу своих сабов, не смей клянчить у меня деньги». И совсем уж сумасшедшее, учитывая, что Александр сразу сказал, что работает в госнаркоконтроле: «Притащишь наркоту в мой дом — сядешь по сбыту в особо крупном размере». Это все Серафима испугало, но, поскольку он и так не собирался делать ничего из перечисленного, спорить не стал. Теперь же картинка складывалась — мутная, не особо ему понятная, и оттого страшная. Но он запретил себе бояться Александра, в конце концов, сейчас он мучился под его руками, а не наоборот, а это был уже определенный уровень доверия.
Между ними стояла огромная глыба льда. Пусть началось все слишком быстро, сразу с переезда и секса в первую же сессию, но Александр не доверял ему. Серафим отдался без остатка, поскольку так долго ждал именно его, а Хозяин так и не смог побороть что-то в прошлом, что заставляло его вечно думать, сравнивать и ни за что не подпускать Фиму к себе. Сначала он думал, что привлек его именно «профессиональным массажистом» в анкете, тем более, что на прямой вопрос Александр ответил именно так, но вот шел уже третий месяц служения ему, как Фиме только разрешили прикоснуться к его спине в первый, но Серафим искренне надеялся, что не последний, раз. Никогда не позволял касаться его просто так и тем более обнимать, ни разу не целовал и не позволял касаться губами своего тела, даже чтобы сделать минет. Трахал глубоко и страстно, но опять же в презервативе, несмотря на все заверения Фимы, что он абсолютно здоров, и даже предоставленные анализы. Верить в то, что сам Александр был инфицирован и потому не подпускал к себе без защиты, было совсем неуместно.
К концу первого получаса нежных прикосновений Александр совсем расслабился и позволил Фиме давить сильнее и даже чуть-чуть командовать: мягко инструктировать, когда стоит вдохнуть поглубже и когда выдохнуть, как повернуться и когда не напрягаться. Потихоньку снимались спазмы и уходила нервная дрожь, и Серафим, честно стараясь прислушиваться к каждому несдержанному стону, все же слышал в них больше удовольствия, нежели муки. Фима растворился в своем Хозяине, стараясь сделать ему как можно приятнее, но оттого массировал ничуть не нежнее. Он был сильным парнем и мог надавить так, чтобы размять даже самые глубокие мышцы и расслабить каждый перекатывающийся под кожей узел. Работал пальцами и ребром ладони, костяшками и даже локтями там, где ему это было нужно. Резко давил и удовлетворенно слушал стоны, после чего послушно отдергивал руки — все в рамках установленных Хозяином правил.
Когда Серафим почувствовал, что сделал все, что было возможно для первого раза, точно зная, что больше боль, хотя бы ближайшие сутки, Александра мучить не будет, оторвался с неохотой, только напомнив себе, что это точно не последний раз. Наглеть не стоило. Александр подпустил его к своему телу вовсе не для того, чтобы Фима этим пользовался и бесстыдно лапал его. Он в последний раз провел с нажимом по мускулистой спине, собирая излишки масла, после чего заставил себя вытереть руки о полотенце, накрыв другим своего Хозяина. «Я закончил. Лучше резко не вставать, Хозяин, может закружиться голова, полежите так еще несколько минут», — устало предупредил он, опускаясь на пол. Не стоило также злоупотреблять привилегией стоять на ногах, пока Хозяин лежит на кушетке. Во время массажа это еще было уместно, сейчас же дрожащий от переизбытка эмоций Серафим опустился на попу, зашипев от загоревшихся болью ягодиц и сместившейся внутри него пробки. Он и забыл о чертовом поясе, вообще обо всем забыл, стараясь угодить своему хозяину.
— Боже, Фимочка, ты волшебник, — простонал Александр, когда спустя пять минут решил подняться, пошевелив плечами и пробуя таким образом новые ощущения на вкус.
— Спасибо, Хозяин, очень приятно это слышать от Вас, — отозвался Серафим, расплывшись в широчайшей улыбке. Хозяин впервые назвал его по имени, а не пренебрежительным «питомец», что тоже было приятно, поскольку означало принадлежность ему, но явно не настолько, как собственное имя, тем более в столь милом сокращении. Он почувствовал, как в груди у него надулся большой гелиевый шарик, а ледяная глыба между ними растаяла как минимум в два раза.
— Я должен тебе поощрение, — напомнил он, вовсе не обращая внимания на удовлетворенный фимин вид. Все, что происходило только что, уже тянуло на громадное поощрение, которое вечно косячный Серафим еще вряд ли когда-либо сможет заслужить. — Если порка или любые другие виды активности для меня, то все завтра, я сейчас не в кондиции, — предупредил он, переворачиваясь, чтобы лечь на кушетку спиной, и снова счастливо застонал.
— Можно снять пояс? — выпалил Фима прежде, чем Александр передумает, заметив его и без того счастливый вид. Александр, как и ожидалось, заинтересованно поднял бровь, впрочем не открывая глаз: его явно клонило в сон, слова про «некондицию» были ничуть не ложью. — Хотя бы ненадолго, пожалуйста, Хозяин, я ведь был сегодня хорошим, — тихо заныл Серафим, явно лукавя. Да, он хорошо постарался, но Александр еще не забыл утренний инцидент с невыполненным явным приказом, а еще Фима умудрился не уложиться в отведенные тридцать секунд, пока собирал все необходимое для массажа по дому, — это ничуть не тянуло на хорошего саба.
— Да правда что ли? — лениво протянул Александр, снова удовлетворенно поведя плечами. Он сейчас был на грани, Серафим кожей чувствовал это: он все еще помнил недавние проступки, но был так удовлетворен массажем, что только за него готов был подарить Фиме золотые горы. Тот задержал дыхание, боясь даже слишком резким вздохом подтолкнуть Хозяина на одну из сторон. Он ничуть не расстроится, если Александр сейчас терпеливо объяснит ему, что не выполняющий прямые приказы и опаздывающий саб ничуть не тянет на хорошего, даже с волшебными руками в комплекте; но в глубине души все равно надеялся, что ему разрешат. — Ну ладно, иди сюда, питомец, я же обещал. Пусть это будет тебе хорошим авансом.
Серафим, сбивчиво благодаря и не помня себя от счастья, подполз на негнущихся ногах к массажному столу, забирая из рук Хозяина вынутый из домашних штанов маленький ключик. От мысли, что Александр всегда носит его при себе, в низу живота у Фимы сладко потянуло, а затем он снова зашипел от боли. Его тело заранее готовилось к свободе, и он краснел, кусая губы, от того, как Александр наблюдал за ним, повернувшись на бок. Щелкнул замочек, после чего железная клетка распалась на две части, выпуская красный от бесконечных эрекций и обломов член наружу. Он тут же встал по стойке смирно и тихо заныл, требуя выпустить накопившееся за всю неделю напряжение, а Фима боялся сделать лишний вздох, чтобы не спустить без разрешения. Договор был лишь на то, чтобы снять пояс, но не кончить, и все теперь зависело только от настроения Александра. Оно у него было хорошим, что сулило Фиме одно из двух: либо сжалится над действительно хорошо поработавшим сабом, либо решит поиздеваться, чтобы еще больше насытить своего Доминанта.
Хозяин лишь пристально смотрел на него, наблюдая за действиями, пока Фима вынимал пробку с тихим стоном и, глянув на Александра исподлобья, потянулся пальцами размять затекшие стеночки. Анус сжался, компенсируя вмиг пропавшее растяжение, и Серафим застонал, сладко, во весь голос, лишь чудом не кончив только от мысли, как это для взора Доминанта должно быть горячо. Он ничуть не обижался на Александра за так и не данное разрешение: уже то, что он позволил снять с себя эту гадкую штуку и вновь ощутить полноценную эрекцию, а не жалкое подобие оной в стальной хватке, было приятно. На оргазм он не смел даже и надеяться, но Хозяин, сдержанно улыбнувшись, сказал долгожданное «можно», после чего Серафим задрожал и недолго думая наконец отпустил себя. После недели воздержания это было необыкновенно, сладкой мукой в отяжелевшем пахе и до искр из глаз, с тихим писком и долго, как все не полученные им удовольствия вместе взятые.
— Надень обратно и дай сюда ключ, — прозвучало как приговор. Пришибленный оргазмом Серафим поначалу не понял смысл произнесенных слов, а когда осознал, лишь глухо застонал сквозь сжатые зубы. На языке замаячило жалобное «желтый», однако в данном случае оно было бесполезно. Александр не понимал полутонов, и если во время порки на «желтый» мог замедлить удары и успокоить похвалой за выдержку, после чего продолжить, то в таких играх понимал только «красный» — полный запрет.
— Спасибо, Хозяин. Можно мне еще минуту? — попробовал поторговаться он, окрыленный предыдущими поблажками, но взгляд Александра от этих слов мгновенно потяжелел, сделавшись очень недовольным. — Пожалуйста, простите, я сейчас, — попробовал отыграть назад Фима, хотя наперед знал, что это его не спасет. Он быстро втиснул все еще не опавший член в тугую тюрьму и защелкнул замок, протягивая Александру ключ.
— Пусть будет у тебя, — абсолютно нечитаемым сухим тоном ответил он, презрительно оглядев протянутую руку с ажурной блестяшкой. Серафим не понял, что от него хотят, сжал ключ в руке, но затем опомнился и снова протянул. Эта вещь не должна быть у него, вся власть над его жизнью и тем более телом должна принадлежать хозяину. — С каких-то пор ты же подумал, что можешь сам решать, когда снимать его и когда надевать обратно, — на тонну потяжелевшим тоном пояснил Александр, и еще пустой анус Фимы сжался от страха. Ой, не сносить ему головы после такого.
— Нет, Хозяин, не в коем случае. Простите, я виноват, накажите меня, — пискнул он, снова протягивая ключ. Александр же снова покачал головой. Медленно поднялся с кушетки, на которой еще недавно лежал так расслабленно, явно не собираясь вставать. Опять Серафим все испортил своим несносным характером, а этот день только-только из невыносимого стал для них обоих хорошим.
— Как мне тебя наказать, дорогой? Принесешь любимое орудие? Сколько ударов пожелает Его Величество? — продолжал шипеть Александр, подходя все ближе.
Сердце Фимы сжалось, а к горлу подкатил комок. Он не хотел расстраивать хозяина и тем более подвергать сомнению его авторитет, не собирался командовать и устанавливать свои правила, ведь пришел к Александру именно затем, чтобы он командовал им и заставлял делать то, чего он не хочет. Его сердце пропустило удар, а в уголках глаз задрожали слезы обиды и разочарования в себе. Снова он все портил, снова не справлялся с выделенной ему ролью, и снова он нарывался на наказание, с каждым своим словом закапывая себя все глубже. «Теперь мы будем еще и молчать, когда я с тобой разговариваю?!» — совсем бешено взревел Александр, скручивая в пальцах его бедное ухо и за него же поднимая полуживого от страха Фиму на ноги, едва не вырывая с мясом.
Серафим уже, не стесняясь, плакал, и на задворках сознания маячило что-то важное, ключ к свободе, подобно тому, что он все еще сжимал в дрожащих пальцах, но от ужаса не мог произнести ни звука, кроме совсем детских писков. Он боялся, что стоп-слово Александра еще больше взбесит, ведь будет значить полную неспособность Серафима к подчинению. Еще ничего не случилось, они не достигли болевого порога, жизни Серафима ничего не угрожало, а значит, у него не было права использовать стоп. Он был морально раздавлен этим жестоким, не терпящим возражений напором и новыми криками, смысл которых до его отключающегося сознания уже не доходил. Он падал в обморок, но, почувствовав горячую пощечину, вынырнул обратно, глотая легкими раскаленный воздух. И снова утонул, когда получил вторую, уже в качестве наказания за то, что, как великосветская барышня, посмел перед своим Домом изображать «выключенную батарейку» на пустом месте.