Слепой кот

И вот он в порту, одном из многих, где приставала Дева с того дня, как Гаррет её нашёл. Здешний городишко — сумрачное и кишащее гнилью, моллюсками и чайками злачное местечко. Его корабль, не сменивший за долгое время ни имени, ни облика скульптуры на носу — морской девы с поднятым над головой фонарём, клеткой светлого камня, чуял хозяина так же, как уличный пёс чует свежие помои. Да, после пары недель в Пустоши, запах не то чтобы отличался.

Игар ворчал в усы, пыхтел трубкой, но пересказывал события этих дней, пока Гаррет проворачивал очередное своё приключение вдали от команды. Сам капитан в это время занимался поглощением похлёбки в зале трактира, куда вышел с перемотанной полотенцем головой. Хотя в том, что он помылся не в воде из ближайшего мутно-зелёного канала, уверенности не было.

— Дела всё хуже, — ворчал одноглазый пират, и его тон ужасно сочетался с шумом ливня за окнами. — Ты и сам прекрасно знаешь. Разворошив осиное гнездо… Как станется, что он тебя найдёт…

— Ну да, теперь у него на один повод больше, — хмыкнул тот в бороду. Как будто Змей не пытался убить его раньше. Гаррет чувствовал его ненависть с самого того дня, когда перерезал ему горло. Ходил по морю, а в воде видел его укоризненный взгляд из Бездны.

— Может, нам стоит снова нанять того парнишу с пушкой, — Игар задумчиво скрестил на груди руки и принялся выпускать колечки дыма, уперев трубку в ладонь. — Или сдружиться с дочкой Астальта. Она, кажись, неплохую банду сколотила в верховьях Геанны.

— Исключено. — Гаррет понимал, что не подвергнет никого из этих людей такому риску. Что пройденное останется позади, тем более, сейчас, когда за его голову вот-вот будет назначена награда, а его укрывателям и пособникам придётся платить репутацией, если не жизнью. — Мы теперь сами по себе.

— Так-то оно так, но может всё ж… Знаешь, я всё думаю, отвесь ты ему золотых, он бы снёс змеевы башни, как тот захудалый храм?

— На замок мы не пойдём. — Гаррет смерил его тяжёлым взглядом. — И пушки нам не понадобятся.

Ещё не хватало, чтобы он оторвал себе последние пальцы. Видит Пряха, если Гаррет заглянет в ту дыру, где его оставил, они ему ещё понадобятся.

Игар присвистнул, и Гаррет отложил ложку похлёбки, чтобы ему врезать. Затевать драку в полотенце и расстёгнутом кафтане, да ещё и в чистой рубахе, он не собирался, просто шутил. Но свистеть и крякать Игар не перестал.

— Порой я думаю, сколько тебе сотен лет, а до сих пор за каждой задницей увязываешься. Кто опять?

— Это так очевидно?

— Я на Деву юнгой пришёл, успел тебя изучить и в фас и в профиль. Ну?

— Да там, — протянул Гаррет, ведя безучастным взглядом по залу трактира. Дым мари, рыбьи чучела на стенах, облезлая зелёная краска и полки бутылей с мрачными, явно колдовскими снадобьями. И… кот. Гаррет почувствовал, как волосы сзади на шее поднимаются. У кота, лежащего на высокой стойке тёмного, грязного дерева, была искорёжена морда, и не было глаз. — Одна… музыкантша…

— Кто там? — насторожился Игар. — Ребята на стрёме, мы никого не ждём.

Всего лишь кот, подумал Гаррет, но такой, что от одного взгляда на него кишки в узел скручиваются. Ничего не делает, слепая калечная тварь, крутит себе кончиком полосатого хвоста, да дёргает порванными ушами. Вот только заметил он его как назло тогда, когда вспомнил про Мирле. Не к добру. Не надо было оставлять её у Змея под носом.

— В море сегодня не выйдем, — медленно проговорил он. Игар пожал плечами, но не согласиться не мог, верил предчувствию капитана, которое того редко обманывало. — В городе есть почтовая башня?

— В этом захолустье? Не думаю. Ближайшего гонца можно перехватить у Клыка Молний…

— На рынке? Подойдёт.

— Что ты там удумал…

Гаррет не ответил. Море научило его верить приметам, и шутить с судьбой он не хотел. Не когда дело касалось Мирле.

Поэтому у себя в комнате он достал из сумки лист пергамента и чернила, расстелил на подоконнике кожаную подложку, и, смотря на стекающий по стеклу дождь, принялся думать, что написать. Такого, чтобы его тревога не пролезла сквозь строчки. Такого светлого, чего и заслуживала Мирле. И чего, кроме как от него, похоже, уж не получит в той тьме, куда она упала. И зачем он только оставил её.

Письмо в конверте

Пепельный замок жил своей жизнью на отшибе мира, до него с изрядным опозданием доходили вести из земель, хоть сколько далёких от Скального или Пустоши. Посему гонцы из внешнего мира здесь были той ещё новостью. Мирле сидела на подоконнике, свесив ноги в прорехи решётки, и глядела на внутренний двор. Гонец был щегольски разодет в мигреесские резные накидки, покоцанные долгой дорогой. Усы покрывала изморозь, а конь тяжело дышал паром. Кшер знает, сколько он провёл в седле, и, наверное, мечтал только о постели и еде, но к нему уже спускались Кречет и Агата со свитой из устрашающих человеческих кукол. Мирле не была уверена, они ещё там живые, или уже разлагаются.

— Я, я первая, — голосила Агата, обгоняя Кречета по брусчатке площади. — Мне там подарки!

— Ты не можешь быть первее Змея, сначала ему полагается получить все вести, — цедил под нос Кречет, кутавшийся в чёрный мех. — Ну же, уймись.

Кулак стукнул Агату по макушке, и та непонимающе воззрилась на него, снимая платок и потирая больное место.

— Змея, а не тебя, — надулась она.

Мирле со скукой следила за ними, пока все письма и посылки не были переданы второму колдуну замка лично в руки. Дождалась, пока Кречет не поднимется к ней, благо сидела посреди коридора.

— Мирле, — остановился Кречет. Она было подумала, что ему снова нужна поддержка вручить Змею что-то спорное, типа отказа какого-то потенциального союзника. Ну уж нет, к этому живодёру она не пойдёт. Змей не оценил её песенок, не оценит и шуточек. — Тут для тебя посылка.

— Э? — обернулась она. — Для меня?.. В смысле?

Перед ней на пол опустился небольшой сверток, перевязанный камышовой верёвкой. Мирле застыла: к узелку была подвязана нитка чёрных бус. Набатом в её голове загрохотало: Гаррет. Она своими пальцами доставала эту нитку из рыжей бороды, видела её вплетённой в толстую косицу. А теперь… Она сглотнула.

— Лучше Змею не знать, что он там пишет, — пожал плечами Кречет.

— Да, — она облизала губы, схватила свёрток. — Я… спасибо тебе!

И, не дожидаясь, пока в коридоре появится кто-то ещё, рванула в укрытие. Кречет сокрушённо вздохнул ей вослед.

На полпути она остановилась. А что, если этот свёрток для Змея? Оберточная бумага тут же заколола ладони. Вдруг Гаррет про неё и не вспомнил. И вообще, с чего это Кречет решил, что это для неё? Может, Гаррет послал Ангору ящик ядовитых пауков. Мирле потрясла свёрток, но услышала только шорох. Пауки бы запищали. Наверное.

Да и в конце концов, она, наверное, как-нибудь поймёт, что посылка предназначена не ей, и тайком передаст. Куда хуже, если это Змей прочитает её имя в посылке. Это ведь Ангор не знает, что их что-то связывает с его бывшим. Она хихикнула. Нет, надо открыть. Таки открыть.

Мирле спряталась в нише и медленно потянула за верёвочку. Руки вспотели. Она выругалась, вытерла их о чулки. Не хватало ещё заляпать важное письмо. Хотя, смотря что там написано. Он ведь не прощается или что-то такое. Нет?..

А если хуже… Мирле уставилась на нитку бус. Он ведь её никогда не снимал. Это, конечно, хороший знак, чтоб отправителя узнали только знающие люди, но если кто-то её срезал? Если Гаррет… Мирле отложила свёрток и обняла колени. Но ведь убить его может только пепельная сталь. Сложновато это будет сделать, когда Эзхен в замке. Другой ведь такой стали нет. Нет же?..

Она потянулась к свёртку и боязно докоснулась его, провела пальцем по ребру, не зная, с чего начать. Если допустить, что с Гарретом всё в порядке, и это он прислал. Зачем? Может, у него стряслось что-то? В таком случае она не сможет помочь. Вокруг Пепельного Замка мёртвые земли, а к востоку лежит Пустошь, где она сдохнет от первого порыва ветра.

Или, может, Гаррет в Скальном? Вдруг он задумал пришить Змея и приехал… Мирле покрутила в пальцах узелок. Этого она хотела и не хотела. С одной стороны, было бы здорово снова его увидеть. Ну, провести вместе время, типа. Как Змей с Кречетом, только, нет, не с таким отвратительным звуковым сопровождением, и не точь в точь так. Типа, как это обычно делается. Если это, ну, возможно вообще, в чём она не была нисколечко уверена. Но с другой стороны, его же тут убьют к кшеровой матери, тут дохренища охраны и стражи и колдунов и этих мерзкожутких человеческих кукол умопомешанной Агаты… Нет, пусть сидит где он сейчас сидит, этот Гаррет, и не суётся.

Мирле поджала губы, не зная, что ей делать со свёртком. Полагается открыть, но вдруг ей не понравится, что там внутри. Он же лежал всё это долгое предолгое время в сумке у гонца, полежит ещё чуток. Она скрестила руки на коленях, положила голову на сгиб локтя, разглядывая потёртости бумаги и неровности упаковки.

Может, ей стоило выспросить у гонца, где он это получил, от кого. Хотя, так бы она владела опасной для Гаррета информацией, и Змею бы ничего не стоило её выпытать. Пытаться-то Мирле не умеет, у неё развязывается язык уже при виде щекотного пёрышка.

Но что, если там что-то важное, если ему нужна помощь или типа того. Хоть Гаррет и не стал бы просить подмоги у Мирле. Если только у Кречета. Как Мирле ему поможет? Доведёт Змея до удара своей писклявой фальшью и тупыми шутками? Да Змей ещё её переиграет.

Ой. В конце концов, ей просто любопытно. Со вздохом Мирле потянулась разорвать бумагу, как услышала шаги. Тут же выдернула нитку бус, единственное, по чему могли узнать Гаррета, сунула за ворот, и, зажав свёрток под мышкой, выскочила в коридор под носом у почетного конвоя эйлэ.

Все, и грозные сопровождающие, и посол в долгополом меховом халате, уставились на неё как на выкатившийся из подворотни куль дерьма.

— Марас дарас вас фарас, — отвесила Мирле поклон, зазвенев бубенчиками, и поспешила убраться подальше.

— Этот парниша назвал вас крылатой свиньёй, стоит ли нам его убить в назидание здешним невеждам? — протянул эйлэ, оборачиваясь к послу.

— Спишем на варварский акцент, — вскинул тот нос. — В конце концов, мы должны показать свою благосклонность новым союзникам.

Завернув за угол, Мирле нырнула за тяжёлые двери и оказалась в уютной темноте. Такая в Замке встречалась нечасто: обычно темнота либо пугала, как в тронной зале, либо угнетала, как в подземной темнице, либо грозила проткнуть железом. Мирле забралась в кармашек занавесок на крышку большого сундука и вынула из-за пазухи нитку бус. Покрутила в пальцах, понюхала, вдруг та сохранила какие-то запахи кроме пепла пустыни и пыли сумки. Но нет.

Помедлив, развязала узелок камышовой верёвки, и застыла, не зная, стоит ли ей вообще открывать. Кашлянув, почесала в затылке и завязала обратно. Всё же так куда спокойнее.

Но ведь Гаррет зачем-то послал ей это. Значит, хотел, чтобы она видела. Кшер подери, это ведь подарок, значит, ей радоваться положено. Да только Мирле ещё не дарили подарков, и как себя с ними вести, она не знала. Сложно это всё.

Мирле подперла ладонью челюсть и попыталась вспомнить, хотела ли когда-то, чтобы Гаррет ей что-то дарил. Ей было бы вполне достаточно и того, чтоб он просто не исчезал. Но так было нужно. Его мог прибить воскрешённый Тёмный. Гаррет, в конце концов, был с ним не в ладах последнюю сотню лет.

Ладно, она откроет. Раз он так хочет послать ей подарок, то она посмотрит, что там такого. Мирле развязала узелок, отвернула краешек обертки. Показалась деревянная крышка. Ящик. Ну что ж.

— Чем ты там занимаешься, уж не книги мои портишь? — раздался скрипучий голос. Мирле подскочила и завернула ящик обратно.

Только Акелиаса ей не хватало. Этот хер каким-то образом мог видеть всё в своей библиотеке, а встречаться с ним было себе дороже. Если от трупного запаха не проблюёшься, то точно в кошмаре приснится.

— Больно надо! — выкрикнула она, выскакивая из занавесок. — Кому вообще сдались твои книги.

— Тогда иди проказничай в другом месте, — тяжёлый посох ударился об пол, и Мирле поспешила смотаться и отсюда.

Надо ей портить его бесценные книги. Она всего-то раз изрисовала какой-то старый свиток, он бы и без неё в пыль рассыпался.

Она поднялась в одну из башен и проникла в покои Кречета, по пути заставив стекляшки на занавесках звенеть, а половицы под ногами громко скрипеть. Ну да, барду ведь комнаты не положено, а у него аж три окна на все стороны башни. Зато ей тут всегда рады, и сюда никто не заходит под страхом смерти. Мирле вытерла туфли о красный ковёр, узор которого её, откровенно говоря, пугал, напоминая распахнутую пасть, и с прыжка растянулась на кровати. Кречет никогда с неё не убирал ни одеяла, ни шкуры, ни свои шубы, ни заныканные мантии Змея, без которых тот регулярно от него уходил, так что кровать была не только широченной, но и высокой, и пружинила.

Перевернувшись на спину, Мирле подняла над собой ящик, глядя на него в окружении росписи потолка и кольца тёмно-красного балдахина. Сколько можно тянуть-то, в конце концов. Вскочив до стола с высоким зеркалом, она схватила один из наточенных кинжалов Кречета. Тех, которыми он резал вены, настолько острых, что они почти не причиняли боли. И, внаглую сунув один такой бесценный инструмент меж досок, вскрыла ящик.

Оторвала крышку, зажмурившись на всякий случай. Протянула руку, дотрагиваясь до содержимого. Мягкое. Приятное. Мирле распахнула глаза, уставившись на ткань, шерстяную, зелёную, с чёрной вышивкой. Так вот что шуршало так. Вытащила, это оказался плащик с капюшоном. Тёплый, и какой-то изящный, будто для дамы, что ходит с собольей муфточкой. В нём обнаружился шелковый шарф, крашенный в мигреесский пурпур. Она и забыла, каким ярким может быть этот цвет, так давно его не видела среди серости Пепельного Замка, и дольше того не носила.

Мирле прижала ткани к щеке, вдыхая их запах. Они пахли искрящимся снегом и дымом Кесгерлена, солёным ветром, свежим корабельным деревом и теплотой портовых трактиров. Они пахли Гарретом.

А на дне ящика обнаружилась свёрнутая бумажка. Мирле подцепила её огрызком ногтя, развернула и увидела своё имя. Она знала, что ей должно сжечь её потом, и что она этого никогда не сделает, как бы ни было опасно. Она представила, как Гаррет писал это в одном из трактиров, капая на бумагу дешёвыми чернилами и гимелью, закрывая спиной от лишних взглядов. Быть может, и от команды. Достанет ли ей смелости его прочесть… Мирле выдохнула. Она сможет.

Моргнула, поднимая письмо. Зажав в руке, нырнула в кармашек одеял, оставаясь в сумраке, где её никто бы не нашёл. И там уже развернула, пробежала глазами по строкам. Не торопясь, впитывая каждое слово. И затем, прижав письмо к лицу, подтянув к груди коленки, тихонько рассмеялась, краснея.