В прохладном воздухе витали запахи пряных трав, безжалостно иссушенных солнцем, и приближающегося дождя. Поднявшийся к ночи несильный ветер прогнал дневную духоту и заставил деревья небольшой рощицы, что располагалась почти вплотную к ровному ряду коттеджей, перешёптываться между собой. Тонкие осинки и дикие яблони словно делились какими-то своими секретами и не гнушались обсуждать чужие, подобно обычным сплетницам, так легко в шуршании листьев угадывалась людская речь. 

Свежесть летней ночи хотелось вдыхать полной грудью до лёгкого головокружения, что и делал Ремус, открыв окно в своей спальне нараспашку. Полупрозрачные занавески взлетали над полом, их белый цвет особенно выделялся в темноте комнаты, создавая иллюзию свечения, что делало царящую атмосферу более таинственной. Парень кутался в одеяло и наслаждался прохладой постели, что ещё не успела впитать тепло его тела. Наволочка на подушке, в которую Люпин уткнулся носом, пахла магловским стиральным порошком и домом. Даже после двух недель каникул уют родительского дома не стал чем-то привычным и приевшимся. В заботе и безмятежности, какие были у него только здесь, хотелось тонуть, однако это не мешало скучать по друзьям и школьным приключениям. 

Спать не хотелось. Приученный к скитаниям по коридорам и потайным туннелям Хогвартса под мантией невидимкой ночи на пролёт, Ремус мог только ворочаться, размышляя о чем-то своём. Симфонию, созданную природой, что доносилась с улицы и писк, повылезавших из своих углов, комаров заглушал хрип старого радиоприемника. Металлический, с давно отколупавшейся краской радиоприёмник достался ему от матери. Та предпочитала менее хлопотный проигрыватель и пластинки с классической музыкой, в отличие от сына. Настраивание антенны, поиск радиостанции, все это приносило некое удовольствие парню. Такая возня успокаивала, а предвкушение любимых песен делало работу ещё приятнее. Пожалуй с этим ни одна вылазка в Хогсмид не сравнится. 

Музыка лилась тихо-тихо, перебиваемая постоянными помехами, но за неимением лучшего и это казалось Ремусу восхитительным. Красивый голос, знакомые слова и спокойная мелодия. Все это переполняло парня чувствами, которые он не смог бы назвать. Он вдохновлялся и хотел что-то делать, но совершенно не знал что. И все то, что давала ему музыка, непроизвольно срывалось с его губ словами песни. В этом было что-то личное — шёпот на самой грани слышимости под хрипящее радио. Только его рай. 

— And I'm floating in a most peculiar way

And the stars look very different today, — Глаза Ремуса закрыты, он фальшиво тянет гласную, а его пятки, выглядывающие из под одеяла, щекочет ветер. Казалось, ничто не сможет потревожить эту идиллию, но звуки возни со стороны окна и знакомый голос заставили парня подскочить на кровати и уставиться на незваного гостя. 

— Какой ангельский голосок,— Пропыхтел Сириус забираясь в дом. Его длинные волосы были слегка растрепанны, а глаза лучились весельем. 

— Иди в задницу, — Возмутился Ремус, смущенный насмешкой друга и его внезапным вторжением. Казалось, с приходом Блэка вся атмосферность и романтика момента должны были разрушиться, но ничего подобного не произошло. Тот достаточно органично вписался в темноту комнаты, тихий спейс-рок из приемника и в маленький мирок Ремуса Люпина. 

— Прости, но я только что оттуда и возвращаться не собираюсь неделю как минимум. 

Сириус скинул куда-то свою кожаную куртку и принялся стягивать тяжёлые ботинки. Ремус наблюдал за ним и гадал: пристрастился ли тот к магловской культуре только для того, чтоб позлить родителей, или же она действительно ему нравилась? "Скорее второе"— определился с выводом Люпин, вспомнив, с каким усердием парень подгоняет свой внешний вид под новомодный стиль панк-рока. Джеймса это очень веселило и тот неустанно подкалывал друга по каждому поводу, Ремус же никак не комментировал увлечение Блэка, но в тайне считал, что образ действительно горяч. 

На Сириуса было приятно смотреть, его красивое лицо приносило эстетическое удовольствие. Контраст по-аристократически бледной кожи и тёмных волос, аккуратные кисти рук и длинная шея заставляли Ремуса чувствовать себя нескладным и невзрачным, но это чувство быстро проходило, стоило Блэку открыть рот. 

— И кстати, я говорил не про твой голос, ты бездарен, я про джина из коробки. 

— Это транзисторный радиоприёмник, я уже объяснял...— На оскорбление Люпин просто закатил глаза, а не раз рассказанный принцип работы приёмника повторял вяло и с неохотой, прекрасно осознавая, что его не слушают. — Ты что творишь?! 

Сириус наинаглейшим образом забирается в постель Ремуса, перетягивая на себя одеяло. Холод его тела обжигал Люпина, пуская по телу стаю мурашек. Блэк жался к парню в поисках тепла. 

— Как ты вообще сюда добирался? — Обречённо спросил Ремус, прекратив попытки столкнуть друга с кровати и смирившись со своей участью грелки или мягкой игрушки для объятий. 

— На метле,— Блэк довольно улыбнулся и окончательно перебрался на Люпина, уткнувшись носом тому куда-то в шею. Дыхание парня щекотало Ремуса, а любовь того к физическому контакту уже давно не удивляла. Сириусу постоянно нужно было кого-то трогать, кого-то касаться и обычно под раздачу попадал Джеймс, вынужденный терпеть тактильность друга почти круглосуточно, но и Лунатику доставалось. 

— От Лондона до Беркли 112 миль, ты вообще в своём уме?!— Возмутился Ремус, кладя ладони на спину улёгшегося на него парня и отвечая на объятье. Пальцы проехались по хлопковым складкам чужой футболки, а тяжесть чужого тела зарождала чувство некого уюта и желание заботиться о другом человеке, но и на то, и на другое Люпин предпочёл не обращать внимания. — Да ещё и в джинсах полез в чистую постель. 

— Ооо, Лунатик, и многие избавлялись от джинсов, чтоб оказаться в твоей постели? — Усмехнулся Сириус и внезапно запустил свои ледяные руки под пижамную футболку Ремуса, заставляя того очень высоко взвизгнуть и пнуть Блэка. Люпин резко повернул голову в сторону парня, чтоб высказать все свои мысли о нем, но угодил лицом в чужие волосы. Они пахли городом и гелем, ощущать их мягкость на своих щеках было настолько приятно, что Ремус решил остаться в таком положении подольше. 

Они обнимались, дышали друг другом и слушали какой-то незнакомый хит популярной группы, которым сменилась предыдущая песня. Ремус чувствовал холодные ладони на своей спине, тёплое дыхание где-то над ключицей и ногами чужие ноги. Казалось, отгородившись одним одеялом от всего мира, они могли не думать о том, что это должно быть странно, не думать о природе своих чувств. Зарождались ли те в них сейчас, в ничем не примечательную летнюю ночь под прогрессивный рок, или же это произошло в только что пролетевшем учебном году, а может когда-то еще. Люпин не знал и не был до конца уверен даже в существовании чего-то подобного в своём сердце, но то, что происходило сейчас, ему нравилось. Он не чувствовал неловкости от молчания и не чувствовал, что заговорив, сможет разрушить что-то. Ему было легко и с этой лёгкостью не хотелось расставаться. 

— Почему не к Джеймсу?— Совсем тихо спросил Ремус, на него наконец накатила сонливость, веки парня сомкнулись, а тело расслабилось.

— У тебя есть приставка,— Также сонно ответил Бродяга.

Что-то отвечать на это Люпину не хотелось. По подоконнику застучали первые капли дождя, который скорее всего перестанет к рассвету. «Черт, он же пускает слюни во сне»— вспомнилось Ремусу, когда тот услышал тихое сопение, но любое шевеление сейчас казалось чем-то непосильным и вскоре парень тоже заснул.