Вечернее небо розовело нежными оттенками, а ближе к горизонту плавилось и растекалось жидким золотом. Ветер в Мондштадте не затихал никогда, всегда такой разный, но неизменно приглядывающий за городом, как когда-то это делал архонт. Несущий его волю ветер, легкий и ласковый, пакостливо срывал с деревьев листву, гонял по сидоровому озеру волны и зарывался Кэйе в волосы, растрепывая итак не аккуратную прическу. Пусть треплет, рыцарь знает как уложить мех, сколько пуговиц на рубашке оставить не застегнутыми и самое главное: он знает как надо смотреть, чтоб произвести нужное впечатление. Легкая небрежность прически ему только на руку, поможет натолкнуть чужие мысли на идею, что капитан к этой встрече не готовился вовсе, а он ещё как готовился. Как бы мило не розовел щеками предвестник, как бы звонко и по-детски не смеялся, Кэйа не мог позволить себе забыть о том, что тот опасен. И именно это и интересовало капитана в предвестнике. По крайне мере ему хотелось думать, что он в небольшой спешке и даже в нетерпении идёт через весь город к пристани, где была назначена встреча, не только из-за того, что фатуи просто был забавным. 

«Его отправили на убийство архонта»,— Проскальзывает в мыслях капитана и у того по коже пробегают мурашки. 

Кэйа знает из чего делаются глаза порчи и догадывается для чего фатуи смерть бога, вот только в то, что убийство Властелина Камня одним человеком возможно, верилось с трудом. Какое же чудовище, подобно оборотню, таится под этой бледной израненной кожей? Это попросту не его дело, информация таких рисков не стоит. Он может привести причин двадцать против того, чтоб лезть в это осиное гнездо, и только одну за. В жизни капитана причина «ему так хочется», всегда имела вес превышающий какие либо другие. 

Аякса мужчина замечает издалека, одинокую фигуру разгуливающую на пирсе с воистину гигантским букетом цветов пропустить сложно. Картина пробивает на легкий, тихий смех, ему столько цветов за всю жизнь не дарили, сколько сжимает в своих объятьях взволнованно ходящий туда-сюда юноша. 

— Чайлд, признайся честно, ты ограбил малышку Флору? 

— Что?! Конечно нет, я заплатил!— Предвестник возмущён подобными мыслями о нем, но одного взгляда в эти лукавые, искрящиеся весельем глаза, хватает, чтоб юноша раскраснелся и забыл свои обиды,— По правде говоря, я не знал какие ты любишь… 

— Поэтому купил вообще все цветы в этом городе?— Кэйа хохочет, принимает сесилии, астры, лилии и другие цветы из чужих рук и привстаёт на носочки, чтоб подарить почти невесомый поцелуй в щеку фатуи. Аякс чуть наклоняется для мимолетной ласки и Кэйе представляется шанс дразняще прикусить мочку чужого уха, провести по той языком, под вздрагивание юношеского тела, а после отстраниться как ни в чем не бывало. 

Они идут в долю ангелов ,держась за руки, пока рыцарь не устраивает чужую ладонь на собственной талии и поначалу Аякс лишний раз пошевелиться боится, но после привыкает к ощущению чужого тела под рукой и прижимает то ближе. Если на них кто-то и смотрит, то Кэйе хватает одного ответного взгляда, чтоб заставить всех отводить взоры, пока его спутник за рассказом какой-то забавной истории из жизни ,прерываемой неловким смехом, не замечает ничего вокруг. 

В таверне народу не много и не мало, людей столько же, сколько и всегда стягивается отдохнуть после рабочего дня, кто-то из рыцарей, кто-то из гильдии и разумеется парочка охотников. Каждый считает свои долгом поприветствовать капитана, несколько людей здороваются и с Чайлдом, а Сайрус ещё и присвистывает, глядя на роскошный букет. Кэйа приветствует всех в ответ, смеётся на свист, убирает одну из сесилий из букета себе за ухо и уводит предвестника в самый конец зала за дальний столик, где можно насладиться хотя бы иллюзией уединения. 

Они почти не пьют вина, перед ними стоит по бокалу, осушенному только наполовину, а больше они не заказывали. Рука капитана гладит руку предвестника, а ногой мужчина дразнясь оглаживает чужую ногу, мыском медленно ведёт до самого бедра, ещё чуть-чуть и коснётся паха, но не касается. Ни эти шалости, ни забавные реакции на них юноши не мешают им разговаривать. 

Когда в последний раз он вёл беседу с кем-то не по работе, Кэйа не помнит. Когда в последний раз беседой наслаждался? Слушая про семью Аякса, подлёдную рыбалку и прочие мелочи, рыцарь начинает думать, что никогда. Только где-то глубоко в сердце теплятся отголоски давно забытого прошлого и капитан даже позволяет себе поделиться ими с предвестником. Рассказывает об играх в прятки среди виноградников и заплывах наперегонки до крошечного островка посреди неподвижного в своём спокойствии озера. То, словно уснувшее, никогда не поднимало волн на своей поверхности. Водилась там и рыба, оризии кажется, но они их никогда не ловили, только распугивали. Ещё он припоминает, что у самой кромки воды, чуть в отдалении от их дома, водились крио слаймы. Они, совсем ещё мальчишки, вооружившись палками, играли в рыцарей и ходили на слаймов в боевые походы. Потом в слезах убегали, конечно. 

Аякс хохочет до слез и говорит, что он тоже жил у воды, только та вода большая и соленая. Недружелюбная и вечно бушующая, в такой не поплаваешь, сразу утонешь или успеешь перед этим околеть если не повезёт. Он рассказывает о пойманной им рыбе, хвастается размерами широко расставляя руки, а когда рук не хватает, указывает куда-то пальцем и говорит: «как отсюда и до вон того стола». Кэйа делает вид, будто в эти россказни не верит, чтоб послушать обиженные возмущения юноши. 

Кэйа почти забывает о своих уловках, хитрит и провоцирует, забавляется, но что-то выведать не пытается вовсе. Только когда Аякс рассказывает, что лишь однажды покидал семью надолго, капитан спрашивает, в чем была причина разлуки и не получая внятного ответа, чувствует, что именно здесь можно нащупать какой-то секрет, самую сокровенную тайну. Но больше этой темы не касается, отчего-то она ему кажется неуместной этим вечером. 

В какой-то момент Аякс подрывается с места, будто что-то вспомнил, и уносится в другую часть помещения с криком «никуда не уходи, щас вернусь», а возвращается под руку с шестипалым Хосе. Когда Кэйа понимает, что фатуи заплатил барду за исполнение любовной серенады для него, рыцарь действительно старается изобразить растроганное выражение лица, однако на хороший результат и не надеется, ему слишком смешно. Серенаду слушают они от силы минуту, после Аякс начал совать Хосе в двое больше денег, только бы тот прекратил, и вот тут то капитан своего смеха сдержать уже не смог. 

— Ты знал, что так будет!— Фатуи так забавно, на взгляд Кэйи, обвинительно тычет в него пальцем, что его губы будто бы сами изгибаются в улыбке. 

— Конечно знал, Хосе не умеет петь. 

— И ничего не сказал! 

— Нет, не сказал,— Капитан покорно соглашается с каждым словом Аякса, отчего тот распаляется только больше, но их беседу прерывает незнакомый для фатуи холодный мужской голос. 

— Что это?— Дилюк указывает на погребенный под кучей цветов стол, сверля его недовольным взглядом. Впрочем, другого взгляда этих глаз Кэйа уже и не помнил. 

— О, это? Милый жест от моего кавалера, а это…— Рыцарь вынимает из букета траву-светяшку, чтоб вложить ту в нагрудный карман на одежде собеседника и подмигнуть,— для тебя. 

— Здесь не ботанический сад, унеси,— Цветок Дилюк никак не комментирует, но и не вынимает. 

— Разве правила заведения запрещают цветы?— Решает обратить на себя внимание Аякс, наведя на себя серьёзный вид. 

— Запрещают. 

— Ну и где же это написано?

— Могу на лбу тебе на- 

— Ох Чайлд, я совсем забыл! Ты же уже через несколько дней покидаешь нас, а город тебе толком никто и не показал,— Кэйа вскакивает с места, подхватывает одной рукой предвестника под локоть, в другую забирает букет,— Прости, Дилюк, сам видишь, дела. 

Под гомон прощающейся с капитаном толпы, пара покидает таверну и проваливается в кромешную тьму ночи. Облака совсем заволокли звезды, ориентирами служили только редкие керосиновые фонари, да свет льющийся из чьих-то окон. Кэйе казалось, отпусти он чужую руку, совсем потеряет притихшего рядом юношу. Будто тот способен весь, без остатка, раствориться в густой, плотной и может быть даже хищной черноте. 

Молчание показалось мужчине каким-то неприятным и в попытке разрядить обстановку, он решается переместить ладонь с чужой руки на юношескою спину. Ближе жмётся к боку Аякса своим телом, а руку игриво ведёт все ниже, чтоб после оставить ее лежать на чужой ягодице. 

— О чем задумался? 

— Кто этот тип из бара?— Услышав вопрос, Кэйа издаёт легкий смешок и замолкает на какое-то время. Так просто ведь и не ответишь. 

— Дилюк. Нас называют братьями, но я бы так не сказал. 

— А как бы ты сказал? 

— Никак. Определить — значит ограничить, м? — Они ещё какое-то время проводят в тишине. Рыцарь ведёт Аякса куда-то в верхнюю часть города, они преодолевают бесчисленное количество ступеней прежде чем Чайлд заговаривает вновь. 

— А нас бы ты ограничил? 

— Нас? Хах, мне бы очень этого хотелось,— Мужчина останавливается, кладёт свою ладонь на чужую щеку и чувствует, как юноша слегка трется об неё, требуя ласки. Отказать этому трогательному жесту было попросту невозможно. Кэйа ведёт своей рукой дальше, зарывается пальцами в рыжие волосы, открывая чужой лоб и прислоняется к тому своим. Рыцарь решается на небольшую честность и признаётся самому себе в том, что вообще ни в чем этому негоднику отказать не может,— Оглянись, мы пришли. 

— Ммм, здесь вид поинтереснее,— Аякс целует его, уже не так, как целовал прошлым вечером. Он пытается быть медленным, не теряется в ощущениях, оголодало пытаясь получить больше, он изучает. Фатуи следит за реакцией Кэйи на каждое своё движение, старается уловить, что доставляет тому удовольствие, что — нет. Аякс учится тому, как нужно целовать эти губы, и добивается первых успехов, чувствуя чужой рваный дрожащий выдох. 

Кэйа позволяет фатуи сминать свои губы, а себе — уступить контроль и отпустить себя. Под его кожей трепет и зимняя вьюга, расслабишься, недоглядишь — весь мир заметёт. И рыцарь доверяет ее чужим рукам, таким нежным и осторожным, удерживающим вьюгу не силой, но лаской. Сознание Кэйи плывет, он сильнее сжимает в ладонях зажатый между их телами букет и отстраняется. Дышат они тяжело через рот, выпуская облачка пара, на рыжих ресницах лежат снежинки, а под их ногами на вымощенной грубым камнем дороге алеют лепестки ветряных астр.

— Ещё успеется, а теперь позволь мне показать тебе Мондштадт,— Отдышавшись, шепчет мужчина и отходит на пару шагов, взору Аякса представляется огромная статуя анемо архонта. Двукрылая и сложившая ладони в молитвенном жесте, она будто оберегала город и каждого его жителя. А обернувшись, юноша обнаружил балкон, он подходит к самым перилам, увитым разросшимся плющом, и глядит на черепицу жавшихся друг к дружке крыш, ничего другого рассмотреть в темноте ночи не удаётся. 

— Не впечатляет, да? Пошли,— Кэйа направляется к статуе и под поражённый взгляд Аякса начинает взбираться по одежде каменного божества, а добравшись до предплечий жестом подзывает спутника к себе. Чуть помедлив предвестник тоже начинает подъем. 

— Мондштадт — это не стены,— Говорит Кэйа, когда фатуи садится подле него в ладони молящегося архонта,— Мондштадт — это то, что за ними. 

И вот теперь Аякс действительно видит то, о чем говорит капитан, у него аж дух захватывает от разливающейся перед ним буйной зелени. Снежная — белая пустошь, там белое зимнее небо круглый год, в белое кутаются деревья и земля слепяще белая тоже. Здесь мир совсем другой, незнакомый, цветущий и другим словом, кроме как свободный, его не описать. Предвестник выдыхает и только после этого замечает, что все это время его спутник не отводил от него своего взгляда. 

Кэйа улыбается ему, указывает пальцем вперёд на раскинувший тяжелые ветви огромный дуб и шепчет: «Долина Ветров». Он рассказывает немного о Венессе и говорит, что сразу за долиной Побережье Сокола, показывает где Мыс Веры и Утёс Звездолова, а другой рукой гладит юношеское колено. Пик Буревестника и Шепчущий лес, дыхание капитана шевелит рыжие волосы и пускает по бледной коже стайки мурашек. Ладонь поднимается вверх по бедру, Кэйа рассказывает о Борее, его губы касаются чужой шеи и места за ухом. 

— А прямо позади тебя Драконий Хребет,— Взглянуть на заснеженные горы капитан не позволяет, поворачивает чужое лицо к себе и целует льнущие к нему губы, рукой же начинает гладить пах юноши и тот отстраняется, когда ловкие пальцы начинают расстегивать ремень. 

— Нас же увидят, — Аякс весь красный, жаждущий, но напуганный перспективой быть замеченным и этот вид распаляет Кэйю ещё больше. 

— Не увидят. Слишком темно, да и кто ходит задрав к верху голову? — Мужчина ласкает языком чужое ухо, ладонью забирается в штаны юноши и случайно роняет с высоты букет, что рассыпается цветочным дождем где-то внизу. 

— А патрульные…

— Остановили бы нас, когда мы сюда взбирались. 

Аякс совсем поддаётся этому искусителю и коротко стонет, когда капитан седлает его бёдра и высвобождает его член из под слоев одежды, проводит по нему рукой несколько раз, а после прерывается, чтоб стянуть зубами перчатку со своей ладони. Перчатку Кэйа не удерживает и та падает к подножию статуи, оставаясь лежать в окружении цветов. Мужчина возвращает оголенную руку на член предвестника, другой же находит в его кармане небольшую стеклянную емкость. 

— Водоворотное масло? Как раз кстати. 

Масло пахнет морем и приятно ложится на ладонь, Аякс громко выдыхает, когда Кэйа наносит масло на его член и распределяет то по всей длине. Юноша нетерпеливо толкается в чужую руку, ловит своими губами мягкие губы капитана и чувствует на тех улыбку. Покоившиеся на тонкой талии ладони предвестника приходят в движение и тоже находят своё место на чужом члене. Кэйа стонет намеренно громко и также громко смеётся над тем, как его спутник вздрагивает в страхе быть пойманными. Аякс шипит, просит быть тише, в наказание за шум начинает кусать губы капитана, но того уже не унять. 

Кэйа — не уроженец города свободы, но сейчас, высоко над землей, в руках божества и в ладонях краснеющего юноши, он чувствует как этот буйный дух свободы течёт вместе с древней кровью по его венам. Воистину горючая смесь и этой ночью та горит. 

Одна рука капитана на члене Аякса, другая — в его волосах, и когда юноша отстраняется от мягких губ и пытается уткнуться Кэйе в плечо, тот дергает за огненные вихры, чтоб встретиться с предвестником взглядами. 

— Я хочу, чтоб ты смотрел на меня, Аякс, — И Аякс смотрит. Смотрит на изгибающееся в стонах и толкающееся в его ладонь тело, плавящееся в наслаждении. Лунный свет даёт чужим чертам мягкости, липнет к темной коже, бликует на чёрных волосах и в этом свете Кэйа совсем как в луче прожектора. Взгляд темных глаз не отрывается от предвестника тоже, будто бы позволяет заглянуть в самую глубину, в места, куда солнечному свету никогда не пробиться и где обитают рождённые на заре времён чудища. Была б воля юноши, он бы с каждым сразился, каждое приручил и каждое приласкал, но единственное, на что способны его руки — держать самое опасное из чудовищ. 

— Кончишь для меня, Аякс?— Их сбившееся дыхания уносит ветер, более резвый на такой высоте, шёпот он уносит тоже, но юноша все слышит и не может ослушаться. Предвестник изливается в чужую ладонь, дышит загнано и поверить до конца не может, что они делают это здесь. Мужчина изливается следом за ним и с хихиканьем начинает осыпать поцелуями его щеку, скулу, ухо, а после под громкое возмущение Аякса начинает легонько кусаться. 

— Эй, что вы там делаете?!— Откуда-то снизу доносится недовольный оклик, заставляя их отстраниться друг от друга. Фатуи выглядит напуганным и Кэйа улыбается только шире. 

— Не бойся, милый, я разберусь. 

Предвестник ,опомнившись, вызывает воду, дабы очистить их от семени, но совсем забывает про усиливающий гидро элемент эффект водоворотного масла и окатывает их целой волной. Промокший насквозь капитан хохочет, попавший под раздачу патрульный негодующе стонет где-то на земле. 

Бегущая с них ручьями вода мешает спуску, Аякс поскальзывается и чуть не падает вниз, но Кэйа успевает ловко ухватить того за руку и удержать от падения. Спускаются они вместе и в патрульном Кэйа узнаёт Арамиса. 

— Капитан?!— Тот начинает неловко топтаться и отводить от начальства взгляд, будто бы это Альберих застал его за чем-то непотребным. 

— Добрый вечер, Арамис, как насчёт выгодной сделки?— Кэйа улыбается хитро и знающе, ему не откажут,— Ты молчишь о том, что видел нас этой ночью, а я, так уж и быть, не расскажу никому, что ты покидаешь свой пост. 

— Д-да, конечно, капитан. 

— Можешь идти,— Рыцарь смотрит вслед уходящему патрульному, а затылком чувствует испепеляющий взгляд предвестника. Чтож, рано или поздно это должно было произойти. 

— Что это было? 

— Полагаю, я должен был сделать это ещё в нашу первую встречу,— Кэйа улыбается и тянет ладонь для рукопожатия,— Позволь представиться, Кэйа Альберих, Капитан кавалерии Ордо Фавониус. 

От точного удара в лицо рыцарь увернуться даже не пытается.