Запах привел его к самому Карнизу, туда, где скала обрывалась вниз, в пропасть. Нерешительно ступая по скользкому льду и снегу, он подходил все ближе к краю. Быстро-быстро билось сердце при виде белоснежной фигуры на самом краю, в каких-то шерстинках от падения, будто бы не обращающей внимания на собственное положение.

— Метель? — прозвучало нерешительным выдохом — воитель боялся испугать белую не-совсем-кошку, заставить ее дернуться и свалиться со скального выступа.

— Светлоух? — она обернулась, четко выверяя движения, посмотрела в самую душу узкими зрачками, как умела только она. — Что тебе здесь нужно?

— Ты. Мне нужна ты. Племя волнуется.

— Передай им, что я не вернусь.

Он не мог сделать ничего. Не мог ухватить ее за загривок и дернуть, не мог увести от опасного края.

И мысль о том, что, быть может, через несколько минут на дне пропасти появится еще одно изломанное тело, острыми когтями раздирала душу.

— Почему, Метель, почему? — пытливо спросил воитель, осторожно делая еще один шаг к краю. — Что тебе сделало наше племя?

— Вы не сделали ровным счетом ничего, — прикрыв янтарные глаза тонкими веками, ответила та. — Просто мне здесь не место.

"Ей здесь не место", — шептались между собой старейшины, когда странный белый не-совсем-котенок, найденный патрулем на самой границе территории племени и принесенный в лагерь, крутился возле них. А яркие желтые глаза найденыша смотрели с жалобной надеждой, кривилась вытянутая наподобие широкого клюва мордочка, и кончик тонюсенького хвоста, опасливо поджатого, то и дело резко окрашивался в разные цвета, заставляя вздрагивать от неожиданности даже воинов.

"Ей здесь не место", — говорило все племя, напуганное ее странной внешностью, но она осталась. И училась наравне с остальными, с каждой луной все сильнее замыкаясь в своем крохотном мирке, обрывая заведенные было знакомства, давя эмоции в зародыше, словно за их проявление каждый раз платила непозволительную цену. А хвост ее уже больше не менял цвета, будто и не вспыхивал когда-то давно от малейшего шума пугливым желто-оливковым*.

"Ей здесь не место", — шептали в толпе, пока остальные во время посвящения странной не-совсем-кошки в воины кричали ее новое имя — Метель. А та, явно слыша эти шепотки, щурила похолодевшие с возрастом янтарные глаза в отчаянном протесте, готовясь в который раз доказывать обратное.

"Ей здесь не место", — говорил сокрушенно Молнезвезд, предводитель племени. И глашатай, вызванный на этот приватный разговор, кивал печально, соглашаясь, и озвучивал очевидное — таких, как Метель, не видел никто и никогда. И никто не знал, откуда вообще она появилась в тот день на границе.

— Но почему? Тебя приняли, тебе дали имя, ты — одна из нас! — восклицание Светлоуха, должно быть, вышло слишком экспрессивным, ведь он и сам понимал, что говорит неправду — Метель на самом деле приняли единицы.

— Я никогда не стану одной из вас, — ровно произнесла она, обвивая скальный выступ длинным тонким хвостом, тоже неправильным, не кошачьим, со странным ромбовидным уплощением на конце — именно оно, как помнил Светлоух, могло менять цвет. — Я всю жизнь пыталась доказать обратное, но это было бессмысленно. Гоняясь за признанием, я лишила себя права на эмоции и на полеты, а все ради чего? Ради знакомств, которые недопустимы? Ради дружбы, от которой не будет проку? — что-то все же прорвалось через ледяную холодность воительницы, на кончике хвоста мелькнула лазурь**, быстро сменившаяся алым цветом***, исчезнувшим так же стремительно. А заметившая это Метель заговорила размеренно, словно рассказывая сказку:

— Обычный кот боится шагнуть в пропасть, потому что понимает, что очень быстро его изломанное ударом тело окажется на дне. Но это он понимает подсознательно, и его пугает даже не столько боль от удара — его пугают секунды падения, свист воздуха в ушах и несущееся навстречу то самое дно. Я почти уверена, что мои предки, мои родители не боялись шагать в пропасть. Ведь им приходилось делать это много раз на дню, ведь падение — это тоже полет, а полет — это тоже падение, особенно когда сложены крылья. Чтобы полететь, в любом случае нужно оторваться от земли. Так почему я, дочь своих родителей, должна бояться шагнуть в пропасть? Почему должна прятать крылья и давить в себе желание полететь? Почему я не могу отправиться на поиски себе подобных?

И она напрягла мышцы, готовая сделать шаг — только вот шаг от края или за край, Светлоух не мог сказать. Он тоже напрягся, припал к снегу, понимая, что по-прежнему не может сделать ничего для спасения воительницы, повредившейся умом — как еще он мог объяснить околесицу, которую она несла про полеты и крылья?

— Пожалуйста, не делай этого!

— Мне здесь не место. Только, Звезд ради, — она изобразила некое подобие улыбки, — не перевирай ситуацию и не говори племени, что я совершила самоубийство.

И она шагнула в пропасть, а перед глазами воителя мелькнул окрашенный бледно-синим кончик ее хвоста****.

Светлоух горестно вскрикнул, уже понимая, чем всем кончится. Скребанув когтями по льду, прыгнул к самому краю, туда, где только что сидела Метель, и посмотрел вниз, ожидая увидеть забрызганный кровью снег на дне пропасти и искалеченное тело белой не-совсем-кошки. Но там ничего не было, и лишь какая-то крупная белоснежная птица взвилась, спугнутая, метнулась вверх по каменной стене и шмыгнула в ярко-голубое небо.

Кот проводил ее взглядом, отстраненно подумав, что птиц с четырьмя крыльями и длинным тонким хвостом он никогда не видел, и снова с отчаянной тоской уставился вниз. Разум, словно оледеневший в тот момент, когда мир на миг закрыл бледно-синий ромб, отказывался строить догадки о том, куда могла деться Метель — до тех пор, пока не мелькнуло воспоминание о точно таком же ромбе, которым оканчивался хвост неведомой птицы.

И в его голове возник один-единственный вопрос: как так вышло, что за столько лун никто не заметил ее крылья?

***

Ветер подхватил устремившуюся в грозовые облака Метель, незнакомо запел в перепонках крыльев, засвистел в ушах.

Она никогда еще не боролась с такой непогодой и оттого действовала на чистых инстинктах. Падая в воздушные ямы, кружась наперегонки со шквалами, прорываясь через влажную черноту облака, она летела, раскинув все четыре крыла, и в ней медленно-медленно пробуждалось то, что дремало последние пятнадцать лун. Она мчалась к самому центру грозы, туда, где молнии сверкали чаще всего, где гром раскатывался не переставая. И ее сердце билось в рваном такте искрящих молний, а крылья выгибал ветер.

Раз.

Вокруг стремительно мчащейся белокрылой не-совсем-кошки мелькали голубоватые искры, сливаясь в крохотные молнии наподобие тех, что резали небо вокруг. И она наслаждалась этими искрами, выпуская на волю то дикое, что всю сознательную жизнь давила в себе. И ей впервые в жизни было без разницы, какого цвета у нее хвост – ведь ее никто не видел!

Два.

Метель сощурила глаза, вытягиваясь в струнку, отводя назад раскинутые крылья. Она более не сливалась с грозой – она неслась сквозь нее, будучи в самом ее центре, и уже знала, что сейчас произойдет.

Три.

Ударила молния. Янтарная радужка окрасилась в чистую голубизну неба, пространство вокруг поплыло, мир расколол надвое удар – и она помчалась. Помчалась так, как не мчалась никогда. Время замерло, замерла она сама, у нее замерло дыхание, замерло в груди сердце – а она мчалась, и кончики крыльев обдавало нестерпимым, невозможным холодом, какого она никогда не ощущала в горах.

...Громыхнуло, и мир снова раскололся напополам, выпуская Метель в чужое, непривычное небо с огромной фиолетовой луной.

Она вздохнула, расставаясь с последними крупицами воздуха того, оставшегося позади мира и впервые пробуя на вкус воздух этого, нового. Плотный и наполненный запахами, он обжигал легкие и необыкновенно легко поддерживал под крылья. Уши ловили множество незнакомых звуков, тело, казалось, весило меньше, чем до взлета.

— Al'maze... — будто само по себе вылетевшее из клюва неизвестное слово удивило и испугало. Лапы коснулись влажной земли, крылья прошелестели по синей траве и тут же рефлекторно сложились, прижимаясь к спине и хвосту и становясь, как всегда, незаметными.

Зашуршали кусты, за ними мелькнула большая бурая птица с рогами и тут же скрылась, чем-то напуганная...

***

Метель вздрогнула, просыпаясь. Неокрепшие крылья ломило после вчерашних полетов, урчал пустой живот. Сквозь крону дерева, на котором она ночевала, виднелось издевательски голубое и чистое утреннее небо.

Она видела эти сны уже не в первый раз. Помнила, как уцелеть в грозе и как накопить энергию для решающего "прыжка" туда, домой, в родной мир под высоким небом с фиолетовой планетой. Всей душой рвалась в него, верила, что найдет там таких же, как она. Ждала и искала одного — сильной грозы, которая могла ей помочь. Но ее все не было и не было...