Томми проснулся один.

На самом деле чувство всепоглощающего одиночества его настигло сразу же, но оно быстро размылось за ощущением приятной утренней тяги.

В окно больше не стучал дождь. Началось самое обычное утро. Отсутствие призрака где-то под боком Томми списал на то, что Уилбур в первый за неделю ясный день вышел прогуляться. Иннит игнорировал все эти тоскливые нотки, скопившиеся где-то на задворках сознания. Только позже, намного позже, он вспомнит, что уже тогда знал всё, просто его внутреннее «я» было отделено от этого непроницаемой стеной, за которой он просто прятался.

Никому не захочется знать, что он остался один, пока есть возможность притвориться, что это не так. Ночной разговор ни на что не влиял.

Уилбур, конечно же, не вернулся ни через час, ни после обеда, ни вечером.

Он больше никогда не возвращался, но Томми, собрав рюкзак в школу на следующий день, упрямо думал, что дело в их разговоре накануне. Может, этот дурачок решил, что ему будет лучше уйти? Снова напридумывал себе разное и абсолютно забыл про все слова Иннита, что он не сможет без него.

Но Уилбур вспомнит. Точно вспомнит и вернётся.

День, второй, третий Томми думал так, ожидая.

Даже весь последний учебный день он думал об этом.

Уилбур вернётся. Уилбур вернётся. Уилбур вернётся.

***

30 мая, за два часа до лета, Эрет написал Томми с вопросом, всё ли у них хорошо.

Подросток ответил не сразу, потому что из-за слёз не попадал по клавишам.

Он так скучал за Уилбуром. Вся боль от разлуки, всё предвкушение скорой встречи выплеснулись от одного сообщения.

Томми не смог остановить поток горячих слёз. Почему, почему Уилбур такой глупый и решил, что бросить его — самый лучший вариант?

На следующее утро Томми написал ответ.

«Мы с Уилом немного поругались и он ушёл, но я знаю, что вернётся»Сообщение прочитали почти сразу же, но сам ответ пришёл в середине дня.

«Нам нужно встретиться с тобой»

Томми думал юлить, предчувствуя, что будет разговор, но Эрет был единственный с кем Томми мог обсудить свои переживания. Единственный, кто знал про Уилбура.

На следующий день состоялась их встреча. Разговор был именно таким, каким его представлял подросток.

Эрет отвёл его на второй этаж, в жилую квартиру, которая оказалась очень маленькой. Из прохода было видно, что комната, которая планировалась проектировщиками дома, как спальня, завалена разными книгами и стопками бумаг.

Кухня оказалась на удивление просторной и светлой. Окна выходили на солнечную часть дома и так как в районе не было многоэтажных домов, лучи освещали всё помещение. Потемневшие от времени обои добавляли определённой атмосферы.

Эрет поставил чайник на плитку, а рядом турку для кофе. Томми последние несколько лет не видел такие. Через несколько минут помещение заполнил густой, доминирующий запах кофе и слабый запах зелёного чая.

Как только кружки оказались на столе, белая из какого-то быстро нагревающегося металла с потёртыми рисунками грибов для Томми, и причудливой выпуклой формы для Эрета, старший собрался с мыслями и заговорил.

— Томми, ты ведь понимаешь, что Уилбур не вернётся? — напрямую спросил Эрет.

Иннит шмыгнул носом. Отчаянно и раздражённо. Слабо, но ощутимо он потянул красную ниточку.

— Мы поругались, — сказал подросток. — Но всё будет хорошо, такое уже было один раз. Он вернётся.

Эрет поджал губы и поправил сползшие очки. Томми так и не удалось увидеть его зрачки.

— Он не придёт, — утвердительно сказал старший, чем заслужил недовольный взгляд. — Он закончил свой путь. Всё. Я не знаем, что именно случилось, выполнил ли он кармическую задачу, закончил последнее дело или дожил свой земной срок, но это всё. Его время здесь закончилось, понимаешь?

Томми покачал головой, ни на секунду не поверив ни одному слову.

— Он вернётся.

— Почему ты так уверен в этом?

— Он обещал мне, что не бросит. Шиз бы не соврал о таком.

Эрет тяжело вздохнул.

— Тогда рассматривай это не так, что он тебя бросил, а так, что у него не было выбора. В любом случае, это к лучшему, поверь. Я встречала очень много заблудших душ, которые страдали из-за того, что не могли упокоиться. Призраки не бывают счастливыми. Ты помнишь, как я рассказывала, что никто не возвращается на землю просто так? Не забывай, что Уилбур сам хотел смерти, он шёл за ней. Даже если ты помог ему обрести смысл жить, это не значит, что он вернулся к жизни. Его пребывания здесь было неправильным и нет-нет, да он чувствовал это. Конечно, он мог задержаться подольше, но ты знаешь чем это чревато? Наш привычный мир начал бы отрицать его. Постепенно Уилбур бы утратил способность видеть себя в зеркало, становится осязаемым, разговаривать и воспринимать человеческую речь. Он начал бы терять свою личность, становится сгустком негативной энергии. Просто поверь, никто не заслуживает этого.

Томми закрыл лицо руками. Он не мог позволить, чтобы кто-то видел, как он плачет.

— Что-то случилось накануне того, как он пропал?

И тут до Томми дошло. Как бы он не отрицал всё в дальнейшем, тогда он понял.

Дело было в том, что они любили друг друга.

Томми должен был полюбить Уилбура без идеального касания.

А Уилбур должен был научить его любить без идеального касания.

Это всё, что требовалось, дабы всё разрушить.

***

Томми смотрел в землю под подошвой и ждал, что скажет Вена.

Тяжело было рассказать девочке, что её брата снова нет.

Тяжело было говорить то, во что он не верил.

И Вена чувствовала это.

— Ты думаешь, что он вернётся? — тихо, дрожащим голосом спросила она.

— Да, — твёрдо и уверено.

Секунда молчания. Тщательное обдумывание всего. И…

— Тогда я тоже, — сказала Вена, чем заставила Томми посмотреть на неё. — Я потеряла его однажды и думала, что никогда больше не повстречаю, а потом появился ты на его могиле и сказал, что он сейчас рядом с нами. Я думала, что ты сумасшедший, но это оказалось правдой. Я могу поверить, что он вернётся после этого.

Начало лета выдалось холодным.

Когда заморосило, Томми подумал, что это небо снова плачет из-за них, но в этот раз он больше сочувствовал Вене. Неожиданно на плечи свалилось осознание, как много пережила эта девочка, но всё равно была готова поверить в невозможное.

Разве Томми мог подвести её и потерять собственную веру?

***

Срыв настиг Томми внезапно.

Прошла половина июня, а Уилбур до сих пор не вернулся к нему.

Мысли нагнетали. Томми не хотел спрашивать у самого себя, что будет, если Уилбур не вернётся, но спрашивал. Он не мог дать ответа.

Потому что не представлял, что будет тогда делать. При этом он не понимал, не хотел понимать, что уже жил без Уилбура.

Срыв случился за ужином из-за вопроса родителей всё ли с ним хорошо в последнее время. Конечно они заметили, что что-то случилось.

Сначала у Томми задрожал подбородок, за ним губы и защипало в носу, а потом изо рта вырвался всхлип, за которым последовали безудержные слёзы.

Нет. Нет, всё не хорошо. Всё ужасно. Действительно ужасно. Томми ненавидел каждую секунду без Уилбура, ненавидел просыпаться с надеждой и засыпать вновь разбитым.

Он устал держать всё в себе, игнорировать сообщения друзей, отмахиваться от родителей.

Томми так резко осознал, что…

устал молчать и прятать.

Ему так хотелось рассказать всем, каким замечательным был Уилбур, рассказать, как сильно они были близки, как много их связывало.

Но, конечно же, Томми не мог.

Родители опешили от неожиданной истерики сына. Одно дело просто знать, что он он плачет где-то в своей комнате и, если они вмешаются, сделают только хуже, другое — когда их ребёнок рыдает перед ними. И не подойти и не уйти.

Впрочем, мама Томми постаралась взять себя в руки и, дав команды мужу, вышла из комнаты, чтобы позвонить психологине.

Папа Томми, прочистив горло, начал говорить. Старший мужчина не видел смысла пытаться узнать, что случилось, поэтому он просто пытался отвлечь. Он даже предложил сыну съездить на рыбалку, и отстранённо Томми заметил, что было бы неплохо. Разговор отца про планы помогли осознать, где подросток находится и экстренно пытаться успокоиться.

Мама Томми вернулась почти через десять минут, раздражённая, но очевидно пытающаяся это скрыть.

Подросток к тому моменту только шмыгал носом и утирал слезящиеся глаза, но дышать спокойно уже мог.

— Том, мой хороший, всё хорошо? — женщина практически подлетела к сыну.

Томми ничего не ответил только громче шмыгнул носом.

Женщина вздохнула и на секунду дала слабину, на лице и в дальнейших движениях отражалось тяжёлое чувство вины. Она не сдержала порыва и обняла Томми.

Чуть позже, когда подросток окончательно успокоился, и его начало терзать чувство вины за то, что он не смог взять себя в руки сразу, мама сказала Томми, что тот больше не будет заниматься с Кэтрин. Обосновала она это тем, что психологиня, оказывается, взяла отпуск на неопределённое время, даже не предупредив об этом. Так же миссис Иннит пообещала сыну, что они найдут другого специалиста, который будет даже лучше.

Томми к этому никак не отнёсся.

Какая разница, кто будет пытаться помочь, если не сможет?

Какая разница, с кем будет говорить Томми, если он всё равно не сможет рассказать про Уилбура?

И Томми решил, что не хочет из-за этого ни с кем говорить.

За один вечер и одну внезапную мысль, он резко замкнулся в себе. Если до этого он нет-нет, да отвечал друзья, хотя бы минимально, то после того дня он практически перестал брать телефон в руки или подходить к компьютеру.

Всё, что Томми делал днями на пролёт — сплошное ничего. Он подолгу спал, но постоянно просыпался, потому что ему чудился такой привычный стук в дверь. Иннит стал реже вставать с кровати. А смысл, если всё нужное под рукой? К примеру фотографии Уилбура и та самая, которую он подарил призраку на Новый Год.

Конечно, иногда Томми приходилось вставать. В туалет, или на ужин, потому что, если он этого не сделает, то родители слишком сильно обеспокоились бы. Куда им ещё?

Томми было страшно лишний раз выйти из комнаты и пропустить момент когда вернётся Уилбур, но одним утром, специально проснувшись, он спустился к родителям. Конечно, начинать сразу с просьбы было неудобно, поэтому подросток для вида сделал себе чай. Переводить молоко для хлопьев он не стал, в горло всё равно не лезло ничего.

Родители смотрели странно на него. Они видели последние несколько недель как худо их сыну и совсем не ожидали, что тот спустится на завтрак.

Томми долго мялся, не зная как начать диалог. Он подпирал голову ладонью, разрывал на мелкие кусочки бумажное полотенце, сотню раз перемешал чай, позвякивая ложкой о кружку.

Когда подросток начал барабанить по столу пальцами, его отец не выдержал:

— Том, что-то случилось? — обеспокоенно спросил мужчина.

Подросток, не поднимая головы, мог сказать, что мама смотрит так же, как звучит его папа.

— Я хотел кое-что спросить.

— Что? — тут же вклинилась миссис Иннит.

— Можно мне переночевать у Таббо? Пожалуйста, мы так давно не тусили с ним.

В этот раз, почему-то Томми было стыдно врать родителям. В марте, точнее в последний зимний день, такого не было.

Тем не менее, такая ложь была необходимой.

Томми вышел вечером, снова соврав, что Таббо идет к нему навстречу.

На станции он встретил Вену, с которой они уже вместе сели на последний поезд в нужную сторону. Как Томми узнал, девочка вообще ничего не сказала маме и фактически снова сбежала из дома. Он ничего не сказал об этом, только мысленно заметил, что Уилбуру бы не понравилось это. Но не читать же ему нотации ей?

Была ли у пары надежда, что Уилбур придёт?

Томми думал об этом, пока шёл между покосившихся заборов, подсвечивая тропу фонариком телефона.

Могила Уилбура совсем не изменилась, разве что на земле лежал увядший букет. А ведь точно, не так давно была годовщина его смерти.

Томми и Вена сели прямо на землю.

У кого-то в доме щёлкнули часы, но у них двоих лишь изменились цифры на телефоне.

Двенадцать ночи, новый день. Летнее солнцестояние.

Томми хорошо понимал лишь одну вещь.

Если Уилбур не придёт сегодня, хотя бы ради ритуала, то, вероятно, уже никогда не вернётся.

Вдалеке ухал филин, мягкий ветер шуршал травой, а над макушками и верхушками деревьев рассыпали блеклые звёзды. Маленькие точки дрожали как огоньки и подмигивали.

В пол второго ночи, Томми с шипением открыл банку с энергетиком и накинул на плечи кофту.

Всё это время они с Веной молчали. Девочка занималась чем-то в своём телефоне, подсвечивая личико, и постоянно потирала глаза. Томми не хотелось тратить заряд и он просто сидел, смотрел по сторонам и старался ни о чём не думать.

Особенно не думать, что они пришли зря.

Почти в три часа ночи, вдалеке поплыла точка света. Томми тут же цокнул на Вену, чтобы она выключила телефон, на случай если это сторож кладбища.

Несколько минут прошло в напряжённой тишине, а свет приближался и приближался.

Томми мысленно уже прикидывал, что им будет, если их найдут, а когда человек с фонариком остановился прямо возле них — уже составил речь с объяснениями, что они не сектанты, не расхитители могил и не нужно звонить в полицию.

А оказалось, что это просто Эрет.

— Я думал, ты не придёшь, — удивился Томми.

— Я знали, что вы собирались, так что не могу бросить двух детей на кладбище на сутки, — сказал Эрет, пожал плечами и открыл калитку.

Глаза Томми, в которые до этого попал свет фонаря, начали снова привыкать к темноте, и он заметил огромный походный рюкзак.

— Что у тебя там?

— Спальные мешки.

Вена легла спать и уснула первая. Томми и Эрет не обменялись ни словом, пока девочка не засопела.

— Ты ведь понимаешь, что Уилбур не придёт? — шёпотом спросил Эрет.

Томми оторвал травинку и начал тереть её между пальцев.

— А если придёт, а меня не будет?

Эрет цокнул.

— Томми…

— Не говори ничего.

Иннит долго не мог уснуть. Было много причин: выпитый энергетик, начавшее розоветь небо, ощущение, что Уилбур вот-вот придёт.

Томми уснул лишь с первыми лучами солнца, в начало самого длинного дня и в конец самой короткой ночи. Спалось плохо, ведь для этого были все нужные обстоятельства: время, холод, дискомфорт, ощущение, что Уилбур скоро будет.

Проснулся он почти в обед от того, что его трясли за плечо. Подросток тут же подскочил, ожидая увидеть Уилбура, но его не было. Как бы Томми не вглядывался в деревья, Уилбура нигде не было.

Эрет понимающе-грустно улыбнулся и протянул ему бутерброд.

Время тянулось медленно и что-то это напоминало. Заняться было нечем, интернет был никакущий. На помощь пришёл Эрет, который взял с собой игральные карты. Предусмотрительно.

Два часа они играли в карты, паралельно обсуждая отстранённые вещи. В основном разговор происходил между Эретом и Веной, которой старший мужчина показался очень интересным собеседником и они быстро нашли общий язык. Когда игра в карты наскучила, Эрет пытался научить их раскладывать пасьянс. Томми это совсем не было интересно и он отошёл прогуляться.

Могилы молчали и нагнетали. Все люди-фотографии смотрели неприсутствующим взглядом мимо него.

Томми остановился возле ангела-инвалида, долго рассматривал его, прокручивая ниточку на пальце, и в итоге расплакался.

Как только начало темнеть, как только закончился самый длинный день, всё стало бессмысленно и зря. Всё, что сталось в напоминание о нём, — вырванные листы, исписанные почерком Уилбура, которые Томми отдала Вена.

***

Миссис и мистер Инниты начали кричать, как только Томми объявился на пороге дома. В конце концов подросток не выдержал и, заплакав, обнял обоих родителей.

Уилбур точно больше не вернётся.

***

Томми сложил руки на груди и опустил голову, упрямо смотря только в пол.

Он ненавидел это.

За всю свою жизнь Иннит сменил нескольких психологов, и ни один из них не смог ему помочь. Что должно поменяться на этот раз?

Впрочем, после того, как подросток пропал почти на сутки, это был единственный компромисс, на который он согласился с родителями, — попробовать ещё раз.

Паффи была милой молодой женщиной, с белыми кудрявыми волосами, собранными в конский хвост и спадающими белыми локонами на плечи. Томми понравилось, что она сразу поняла, что с прямыми вопросами к нему лезть не стоит, и почти всю первую сессию они разговаривали о пиратах.

Но вечно на отвлечённые темы они не могли разговаривать.

Поэтому Томми не болтал. Паффи не настаивала на сиюминутном ответе и терпеливо ожидала, думая, что подросток ещё захочет заговорить.

Почти через десять минут тишины, психологиня сдалась.

— Томми, я вижу, что ты не настроен ко мне враждебно, а значит ты не хочешь говорить по-другой причине. Я не прошу тебя сейчас рассказать мне, что это за причина, но я хочу как-то помочь тебе, поэтому у меня есть предложение.

— Какое? — отстранённо спросил Томми, не заинтересованый в ответе на самом деле.

— Если ты не можешь никому рассказать, то расскажи сам себе. Попробуй написать письмо обо всём, что произошло, и что ты чувствуешь, хорошо?

Что за глупость?

Томми даже прыснул и ничего не ответил женщине. До конца сессии он молчал, полностью игнорируя попытки психологини заговорить с ним.

Когда подросток вышел, его мама, игнорируя ставшее привычным хмурое лицо, весело спросила, как всё прошло, и пойдут ли они пить молочный коктейль. Томми ответил только на второй вопрос кратким «сегодня не хочется».

Всё, чего ему хотелось, — чтобы лето, которому и так осталось дожить полтора месяца, поскорее кончилось.

А ещё хотелось зарядить наушники и снова до вечера кататься на велосипеде.

И всё.

Это единственные реалистичные его хотелки.

Самым большим настоящим желанием оставалось возвращение Уилбура.

Конечно, призрак не соврал ему, когда говорил, что будет везде, когда уйдёт.

По ночам Томми выбирался на козырёк и подолгу всматривался в ночное небо, надеясь встретить там Уилбура. «Когда я умирал, я думал, что стану звездой.» Интересно, у него получилось или он снова бродит где-то в одиночестве, уверенный, что так будет лучше?

Томми полностью перестал слушать свои песни и включал только тот плейлист, который состоял из музыки, которую советовал Уилбур.

А ещё внутри Томми поселилась пустота, сплошное ничего, которым Сут обещал его окружать. В итоге оказался в самом сердце.

Может, Уилбур и не лгал, когда обещал всегда быть рядом?

***

Когда одно из желаний Томми, закончившееся лето, исполняется, лучше не становится. Скорее, всё тоже самое, но только пять дней в неделю приходится вставать ни свет ни заря, Таббо легче добираться до него со своими попытками узнать, что происходит, и помощью, а ещё учителя сразу начали терроризировать его мозг разговорами о том, что это последний год обучения.

В общем, не прикольно.

Зато голова Иннита больше не была круглосуточно занята скорбью и печалью. Теперь там ещё были мысли об уроках.

Томми делал каждый предмет, который задавали на дом, старался не отвлекаться на уроках, зная к чему это может привести, и даже на переменах он втыкал в учебник.

Немного это помогало. Блондин, к своему удивлению, ни разу не заплакал в школе, пусть был к этому близок, когда вспоминал как за ним в учебное заведение таскался Уилбур. В такие моменты помогало уткнуться по самый нос в учебник физике и повторять одни и те же формулы. Будто ему это интересно, мда.

Зато в конце сентября, когда листва позолотела, мистер Брайан искренне похвалил Томми, сказав, что не думал, что тот что-то знает. Вроде и приятно, а вроде внутри ничего не дёрнулось.

А вот Таббо посчитал это ещё одним звоночком, что не всё в порядке, когда услышал об этом во время обеденной перемены.

Томми тогда сказал лишь потому, что его друг спрашивал зачем математик попросил задержаться после урока. Он ещё размазывал еду по тарелке, потому что было совсем тошно.

Тошно от всего.

Томми ненавидел, что жизнь продолжалась будто ничего не произошло. Он ненавидел просыпаться, ненавидел уроки, ненавидел то, как люди вокруг него улыбались и смеялись, не зная груза потерь.

В середине октября Томми не выдержал.

Он долго ворочился в кровати, но у него не получалось уснуть. Да даже если бы получилось, он бы проспал максимум часов пять из-за очередного кошмара, в котором его душат холодно-тёплые руки, которых не было наяву.

Томми это ненавидел.

Ненавидел то, что у него были только воспоминания, которыми он дышал и жил изо дня в день. Когда не получалось избавиться от мыслей, он так много раз прокручивал в голове все те моменты, когда Уилбур целовал его, что начинал ощущать фантомные прикосновения.

И это его добивало.

Тогда, заплакав, блондин и разбил телефон. Он даже не уверен как так вышло, пришло ли ему сообщение, которое расстроило ещё сильнее, или он просто попал под горячую руку, пока подросток беспорядочно бил сам себя пятками ладоний. Не было ведь рядом никого, кто в этот момент схватил бы его за запястья и остановил, как это получилось у Уилбура.

Суть была одна.

По экрану распустились паутинки-сеточки трещин. Томми, хлюпя носом, пытался переключить внимание на это, проверить, не перестал ли работать сенсор, и, проводя пальцем по экрану, случайно открыл камеру.

Заплаканное лицо через призму трещин. Томми чувствовал себя так с мая, с последнего дождливого дня.

Он снова отшвырнул телефон, не уверенный, что тот приземлился так, как было запланировано, а не упал на пол и не сломался совсем.

Это было невозможно.

На Томми вмиг обрушились все стены и потолок, в пространстве появился вакуум, и он очень чётко ощутил, что умрёт, если сейчас же не уберётся из этого места.

Слишком много всего. Слишком много чужой жизни, чужого присутствия, собственных страданий. Томми не мог это терпеть.

Он выскочил из дома, сел на велосипед и просто поехал.

Томми крутил педали, пока холодный, ночной, осенний воздух ерошил его волосы и высушивал слёзы на щеках.

Так не должно было быть. Нет.

Не встречный ветер должен был помогать Томми разобраться со слезами. Нет. Один разговорчивый, но очень печальный призрак должен был размазывать их по щекам, а потом очень трепетно и нежно касаться его губ своими, словно они — хрупчайшая ваза, а у него неврологическое заболевание и крупный тремор рук.

Томми просто хочет, чтобы всё происходящее между ним и Уилбуром ещё раз стало правдой.

Томми крутил и крутил педали, совершенно не видя куда едет из-за пелены перед глазами.

Так он и наехал на крупный камень, не удержал равновесие и упал прямо на лужайке чужого дома. Желание вставать появилось не сразу, боль в расцарапанных ладонях — тем более. Почти минуту он лежал на спине и пытался разглядеть звёзды, которые были скрыты тучами, но он всё равно верил, что они подмигивают.

А потом над ним нависла фигура, с огоньком-сигаретой.

Томми дёрнулся от неожиданности и резко перешёл в сидячее положение, от чего заболела голова. Он долго вглядывался в стоящего рядом человека, пытаясь понять, была ли это какая-нибудь галлюцинация от недосыпа. К его удивлению, он распознал отдалённо знакомые черты, как и этот человек.

— Билл?

— Томми?

Несколько мгновений утонуло в тишине. Билл, поняв, что парень не спешит подниматься, тоже сел на асфальт, сжимая в пальцах сигарету.

— Почему… ты не спишь? — наверное, Томми хотел спросить не это, но был слишком сконфужен, чтобы думать, о чём завести разговор.

— Тот же вопрос к тебе, — пожал плечами Хоп. — Сегодня ночь с пятницы на субботу. Любой уважающий себя подросток найдёт, чем заняться в это время помимо сна.

Томми фыркнул.

— А если серьёзно?

— Вышел покурить, а перед моим домом какой-то придурок упал с велосипеда и лежал, не вставая. Как добропорядочный гражднин, я был обязан убедиться, что с ним всё в порядке и в обратном случае позвонить в надлежащий орган здравохранения.

— Ты куришь?

— Нет, — серьёзным тоном ответил Билл и сделал затяжку.

Томми снова хмыкнул и подтянул к себе колени. В этот момент, когда тонкой ткани пижамных штанов коснулись ладони, он понял, что из царапин сочится кровь. Иннит постарался игнорировать её.

— Ты какой-то невесёлый, — подметил Томми.

— Ты тоже, — вторил Билл.

— У меня есть повод.

— И у меня.

Томми посмотрел на небо. А потом украдкой на Билла и на кончик тлеющей сигареты, который на секунду вспыхнул ярче и через мгновение погас окончательно, потому что Хоп потушил бычок о подошву кед.

— Что у тебя случилось? — спросил Томми.

— Вспомнил кое-что плохое.

— Хочешь рассказать?

— Зачем?

— Может я хотя бы на минутку забуду о том, что случилось со мной.

Билл прыснул.

— Ты когда-нибудь чувствовал себя виноватым в чьей-то смерти?

Томми не ожидал такого вопроса, почти успел растеряться, но автоматически кивнул. Билл понимающе поджал губы.

— А я именно был. Однажды я врезался в одного парня, который и без меня собирался прыгать, и он полетел на рельсы перед самым прибытием поезда. Я ненавижу себя за это каждый божий день и иногда мне не хватает сил притвориться, что это не так.

В голове у Томми что-то щёлкнуло.

С неба плавно опустилась маленькая снежинка и преземлилась Инниту на щёку. Обожгла и растаяла.

Через несколько минут Томми и Билл сидели на кухне у второго и смотрели на первый в этом году снег, который растает к обеду следующего.

+++

Как же было непривычно впервые оказаться на могиле Уилбура одному. Томми ещё и был удивлён, что он смог её отыскать.

Он долго стоял, смотря на выцветившую фотографию. Вроде вёл внутренний диалог-монолог, а вроде и ни о чём не думал. Странно было всё.

В конце концов, когда кончик носа совсем замёрз, он достал телефон и на разбитом экране посмотрел время.

Ещё немного и начнёт опаздывать на поезд.

С тяжёлым вздохом, Томми опустился на землю, сложил кучкой огромную стопку листов-писем, а сверху потемневшую ниточку, короткую, со связаными концами, и достал из кармана одолженную зажигалку.

— Ну, ты знаешь, что я хочу сказать, шиз, — с комом в горле проговорил Томми. Он поджог краешек одного нижнего листа и ветром пламя перескочило на другие. Припарошивший землю снег начал таять вокруг тысяч слов, которые Томми никогда не сможет никому рассказать. — Ты знаешь, потому что был идеальным человеком для меня, как бы оно не было.

И ушёл.