Господи, прости, праведен твой гнев! …

Но за кем идти, если пастырь слеп?

Но за кем идти, если пастыря нет?..[1]

     — Если ты действительно хочешь, я могу выложить тебе адрес Осаму прямо сейчас, — Мори слегка наклонился вперёд, скрестив руки перед лицом и со змеиной улыбкой наблюдая за подопечным. — Но если ты действительно хочешь. А могу дать тебе власть, силу и самоуважение. Доказать твоему бывшему напарнику, что он тебе не нужен, ты сильнее. Как видишь, у тебя есть выбор, мой маленький бог. Удовлетворить жажду крови или увидеть, как к твоим ногам падет твой враг.

      Накахара был похож на жреца, внезапно обнаружившего, что колосс, которого он превозносил в храме, всего лишь статуя на глиняных ступнях. Белый, как полотно, дрожащий, с бледными, сжатыми в полоску губами. И с пламенем в глазах, чистым синим огнем, в котором горели вселенные и растворялось само время.

      — Какая вам выгода? — хрипло, едва слышно спросил подросток, и яркие голубые глаза сверкнули сталью. Мори едва не зажмурился, будто кот на солнце: может, Чуя не был дьявольским гением, но острый ум ему не был чужд. Пожалуй, не будь его теперь уже бывший подопечный столь высокомерен, он бы сполна оценил все прелесть юного, гибкого разума своего напарника. Накахара прекрасно понимал, что просто так Огай не станет предлагать столь лакомый кусочек.

      — Дазай был моим преемником, как ты знаешь. Правая рука, ближе любой женщины, любого родственника. Пожалуй, на одном уровне с драгоценной Элис, — мужчина с обожанием глянул на непривычно молчаливую спутницу. — Ты — достойная ему замена. И в то же время, при очевидных отличиях, ты гораздо выгоднее для меня как союзник по правую руку, чем враг напротив или пес у моих ног, даже больше, чем сам Осаму. Мне жаль, что Дазай не стал рассматривать возможность отпустить твой поводок и дать тебе больше свободы. Это досадное упущение для такого гения.

      — Я опасен. Моя способность не контролируется, — рыжий скрестил руки на груди, синие глаза будто слабо замерцали льдом под солнечным светом, скрывая за тонкой, но крепкой броней глубины океана. — По факту — как оружие я одноразовая ядерная боеголовка, которая может рвануть в любой момент, и радиус поражения не определен. Как и длительность взрыва.

      — Не боеголовка. Атомный реактор, — врач хмыкнул, считывая с лица юного эспера недоумение. — Твои боевые навыки высоки и без того, чтобы применять Порчу. А еще ты знаешь, что теперь не можешь пользоваться этой силой, потому что иначе умрут многие — и виновные, и невиновные. Не думаю, что ты слишком дорожишь своей жизнью, по крайней мере, сейчас. Ты можешь спрогнозировать план операции так, чтобы не было необходимости в Порче, но потери все равно оставались минимальными, разве нет?

      Чуя медленно кивнул, нахмурившись, и не отвел взгляд от вставшего со своего места Огая. Он внимательно, будто волчонок, следил за каждым плавным, будто ленивым движением своего босса. Он понимал, от кого Дазай набрался таким обманчиво-расслабленных жестов вкупе с томными взглядами, когда у парня было хорошее настроение. Впрочем, слепок злости антиэспера был точь-в-точь как у оригинала, с такими же ледяными глазами, отрывистыми, но идеально выверенными движениями и горделиво-высокомерным изломом губ. Сердце предательски пропустило удар, и Чуя едва уловил момент, когда Огай сел перед ним на одно колено, оказываясь даже чуть ниже сидящего в кресле послушной куклой подчиненного. Длинные, холодные, как лед, пальцы коснулись его запястья на подлокотнике, и босс Мафии аккуратно взял хрупкую на вид ладонь в свои, поражаясь, как только в этой хрустальной плоти хватало места для силы, способной уничтожить половину мира. И даже без Арахабаки и мощи гравитации… Разве он не знал, что Накахара способен свернуть одним движением голову тренированному бойцу, метнуть нож так, чтобы тот зашел по рукоять в стену, или в одиночку противостоять небольшой банде? Тонкие пальцы покрыты царапинами, на костяшках давно отпечатались белым и розовым следы старых травм от бесконечных тренировок, в основании пальцев с внутренней стороны чувствовались шершавые, твердые участки от грифа тяжелой для него штанги, своей рифленой поверхностью вгрызающегося в тонкие, почти что хрупкие руки.

      — Я даю тебе выбор. Голову Дазая или место рядом со мной, куда более интересный вариант мести, разве нет? — вкрадчиво произнес мужчина, вторгаясь в личное пространство рыжего, зная, что тот никогда не поднимет руку на своего босса. Его верность была настолько непоколебимой теперь, что сложно было представить, что могло бы заставить мальчишку предать свою новую семью. Впрочем, Мори прекрасно знал, то вполне мог бы сманить его маленького рыжего бога на опасную тропку. И Огаю только на руку, что Дьявольский Гений не посчитал Накахару ценной фигурой, достойной раскрытия «двойного дна» в планах «Мимиков», потому что если бы мальчишка предложил напарнику уйти с ним, даже сам бывший врач не смог бы спрогнозировать ответ.

      Чуя был лишен выбора. Он не хотел смерти Дазая, но уязвленная гордость взрезала до самой тьмы в глубине души — и требовала отмщения любым способом. Даже продать душу этому красноглазому демону.

Сделай выбор, маг, только руку протяни.

Сделай первый шаг, покрывало подними… [2]

      Смотреть на такого спокойного, равнодушного Чую — почти что испытание его выдержки и восхищения. Дазай всегда думал, что у него есть выбор — жить или умереть, сбежать от Мафии или вернуться, да даже съесть яблоко или запихнуть его в глотку врагу. Он менял свои маски и цели по прихоти и наслаждался этими изменениями, будто это была только игра. Впрочем, для Дазая все было игрой, и он сам не отрицал, насколько для него все это было несерьезно. Ему было почти скучно находиться в ВДА, и он действительно случайно проходил мимо места, где члены Портовой Мафии собирались устроить торжественный прием. Какой это был праздник, по какому случаю — для Дазая это было ровно так же значимо, как стоимость прошлогоднего снега по отношению к сожженной листве.

      Когда он увидел выходящего из машины Огая, у него сжались руки в попытках сдержаться от опрометчивых поступков. Например, убийства нынешнего босса Мафии. Это было глупо, потому что тогда будет нарушено шаткое перемирие, и война эсперов просто превратит Йокогаму в руины. Однако холодная ненависть кипела в груди и шипела ядовитыми змеями, вскрывая его светлую, милую оболочку, клубилась и расползалась покалыванием до кончиков пальцев.

      Когда он увидел выходящего следом Чую, то едва не подавился воздухом. Хвост рыжих волос мягко спадает на плечо, и черная рубашка с черным же жилетом, на пару тонов темнее, подчеркивала бледную, будто аристократичную кожу парня. Синие, холодные глаза, будто копирующие взгляд Мори. Неизменная черная шляпа с золотой цепочкой, мерцающей едва уловимыми бликами от фонарей вокруг. Черные перчатки на руках, до самых запястий. У Дазая мелькнуло странное чувство дежавю, когда он смотрел на своего бывшего напарника по правую руку от бывшего босса. Юный принц, не иначе. Темный, грозный, горделивый — и подле короля, который властно осмотрел склонившихся в поклоне подданных, отмечая страх на их лицах и уважение. Только новый глава Исполнительного Комитета остался с гордо поднятой головой, имея право не склонять ее. Мерцание ледяной синевы в глазах заставляло остальных склонить головы и перед кронпринцем Мафии, не смея поднимать взгляд, пока король одобрительно кивнул, одобряя действия юноши.

      Мори краем глаза заметил высокую фигуру, которая наблюдала за ним из-за переулка. Интересно, куда смотрит охрана, если предатель подобрался настолько близко… Впрочем, Дазай не был настроен враждебно и не рвался атаковать своего бывшего работодателя, а вот у бывшего врача взыграла гордость и какое-то желание мести. Был ли дорог этому наглому мальцу его напарник или тот просто действовал на поводу у эмоций, чтобы так глупо упустить свое ценное из рук, свою синицу, что послушно садилась на пальцы, пусть и клевалась за попытку погладить… Но сейчас мужчина и сам не был достаточно хладнокровен, чувствуя, как в крови бушует желание доказать что-то. Ткнуть носом в ошибку, как паршивого щенка в наделанную на любимом ковре лужу. Разумеется, он был бы рад, если бы его дворняга вернулась на псарню вместо случек с ищейками Фукудзавы, но кронпринц в Портовой Мафии может быть только один. Верный до последней капли крови.

      Широкая ладонь в белой перчатке уверенно и мягко легла на плечо рыжего юноши, приобнимая, и Огай наклонился к уху своего нового преемника, едва слышно что-то говоря. И Накахара лишь наклонился чуть ниже, прислушиваясь к тому, что говорил его непосредственный начальник, едва ли не касаясь губами хрящиков. Он даже не вздрогнул от этих объятиях, не отстранился, выглядел все так же холодно и спокойно, будто не в первый раз тяжесть чужой руки ложится на плечо и тепло чужого тела столь близко от него, практически прижимая к черному кашемиру пальто. Будто не в первый раз большой палец широкой горячей ладони гладит через рубашку выступающую кость сустава на плече, притягивая в объятия.

      В тот момент Дазай в первый и далеко не в последний раз задумался, был ли его выбор действительно разумным. И не потерял ли он в итоге много больше, чем приобрел от такого выбора.