сатору смеётся с очередной своей глупой шутки, у него собирается кожа рядом с глазами, волосы щекочут лоб, спадают к вискам снежными хлопьями. гето сугуру в очередной раз не может его вынести.

небо над ними металлически-синее, светлое из-за снегопада. целоваться со смеющимся человеком неприятно, сугуру чувствует его улыбку на своих губах.

целоваться с годжо сатору непривычно, сугуру чувствует его прожигающий прищур на своей коже.

у него глаза-льдинки, плавятся на языке, когда годжо этот самый язык высовывает, ловит снежинки, смотрит на сугуру абсолютно-точно-случайно, абсолютно-точно-не проверяя, смотрит ли он. сугуру сидит рядом, они почти утонули в снегу, закутанные в самую тёплую зимнюю форму, сугуру наблюдает, чтобы годжо не подавился этими снежинками, потому что с его удачей это уже не кажется невозможным.

— что если бы ты родился неудачником? — спрашивает сугуру, пальцами убирая снежную чёлку с его глаз.

— я родился, — отвечает сатору, и углы его губ сами собой поджимаются, — это причина, почему мне удалось забраться на вершину.

ютахиме снова потеряла их след, гето не видит её силуэта на мутном горизонте, звёздные гончие не чуют подвоха. для сатору мир — дорога без конца, метель, заставшая в пути. сатору остаётся только ждать, когда снег осядет, и он оседает затылком на чужие колени, делает вид, будто всё снова идёт по плану, хотя уже ничего не идёт по плану.

пальцы сугуру скользят по влажным волосам, — он снова без шапки, он никогда не надевает шапку, потом лежит с температурой в комнате гето, просит принести чай с имбирём и рассказать сказку — перебирают мысли. у сатору язык горячий, обожжённый, не думающий, что говорит, срывающийся на просьбы-уговоры, пожелания, клятвы, и гето говорит ему: замолчи, гето говорит ему: хватит, но сатору прижимает его ладонь к своим губам, смотрит глаза в глаза, и, обводя вокруг пальца, замолкает.

им быть всегда вместе — как снегу и земле. прикрыть на время, исчезнуть, в какой-то момент стать опасным — молодым растениям заморозки ни к чему.

гето смотрит на небо, и громче криков и лая гончих он слышит только тихое:

— не отпусти.

и сжимает руку крепче.