Опаздывающая Мира вбежала в класс, шлепнула портфель на привычное место. И только потом заметила, что рядом — совсем непривычные вещи. Раньше она сидела на первой парте с дебоширом Волковым, который, однако же, за столом вел себя как шелковый в надежде списать у отличницы-соседки домашку. Место Волкова, с самого утра полное жеваных бумажных шариков и ломаных карандашей, оказалось непривычно чистым. И лежала там новенькая с виду тетрадь и ручка настолько простая, что даже неприлично. Как те, что стоят у мамы в банке, для росписи клиентов. Такие и не жаль, если не вернут.

Одноклассники кучковались в углу, рядом с кадкой пальмы, и взволнованно шептались, то и дело оглядываясь в сторону окон. Точно, ведь сегодня вторник! Должно прийти пополнение в мальчишечьи ряды...

Размытый занавеской силуэт словно махал Мире рукой. Мира неуверенно помахала в ответ, тут же сообразив, что это не ладонь, а просто сквозняк треплет длинные волосы, и покраснев, сделала вид, что разминала запястье. Познакомиться до начала урока так и не получилось: в класс вошла учительница.

Мира рассматривала соседа искоса, стараясь сильно не пялиться. Волосы почти до плеч занавешивали лицо, руки лежали на парте, сцепленными в замок. Пара фенечек на запястье. Кажется, что-то японское... Дарья Федотовна представила новичка как Максима, скупо пожелала удачи и выразила надежду на дружелюбие подопечных. И за урок не спросила мальчика ни разу. Необычно: Мира тоже пришла в класс посреди прошлого года, Вика, ее лучшая подруга, на месяц позже, и обеих Дарья Федотовна усиленно допрашивала о знаниях в первый же урок.

В класс заглянул директор, вызвал учительницу в коридор. Мира повернулась к соседу, улыбнулась.

— Привет! Я Мира. А ты Макс, да? — Так, наверное, не стоит спрашивать обычные вопросы: откуда, как — его этим уже другие задолбали... — Они надолго могут застрять, — кивнула Мира на дверь, — Давай может быть, пока в слова поиграем? Или в города, это я тоже люблю. Гренада! Тебе на "А".

Мальчик смотрел сквозь волосы с нечитаемым выражением и молчал. Мира растерялась. И что теперь делать?

В руку ткнулась записка. Вика, повиснув через ряд, сделала страшные глаза, Мира поспешно развернула бумажку.

"Он немой".

Ого. Вот это да... Вот это Мира дала маху...

— Почему не сказали? — прошипела она подруге.

— А опаздывать не надо! — ответила Вика, — В начале Пал Палыч зашел и предупредил.

Вернулась Дарья Федотовна, но Мира даже не заметила. Она горела со стыда. Было ужасно страшно глянуть в сторону. Боже, он ее просто ненавидит сейчас, наверное. Вот же дура... В города ей вздумалось поиграть! Что может быть тупее?! Можно было спросить хоть про любимые игры в мобилке, придумать что-нибудь понормальнее...

Скомкав три исчерканных листа, она написала "Извини, я не знала" — и пододвинула к Максиму. Секунды тикали словно завод взрывного устройства. Наконец, листок вернулся. "Ничего. На лбу же не написано".

Мира отважилась повернуть голову и увидела, что мальчик улыбается. С сердца свалился огромный камень.

***

Оказалось, семью Максима поселили неподалеку, так что в школу теперь ходили вместе. И переписывались в чате, конечно. Вика даже ревновала.

Максиму нравился парк с белками и дятлами, нравились даже давно неработающие качели-лодочки и облезлое "колесо обозрения". Он вообще любил всякое старое железо и бесконечно его фотографировал. Когда Мира отыскала в соседнем районе свалку автомобилей и договорилась со сторожем о визите, Макс улыбался так, словно ему подарили "Бугатти", а не возможность испачкаться ржавчиной с пары десятков "Запорожцев"...

Мира выучила значение термина "психогенный мутизм". И в общих чертах знала, почему такое случилось. От этого знания все переворачивалось и саднило, словно Мира с разгону проехалась по асфальту животом, только не снаружи, а внутри. Раз в неделю провожала нового друга к большой высотке у проспекта, где жил врач, который делал какие-то процедуры, о которых Макс совсем не хотел говорить. Порой он и идти туда не хотел: "Давай лучше в парк на самокатах!" — а Мира уговаривала — ведь если есть возможность вернуть себе голос, надо обязательно ею воспользоваться! Только уже близилось лето, а Максим все еще молчал. Хотя и молчать с ним было как-то очень уютно.

Лето принесло расставание: Миру отправили на дачу к дедушкам, и из дружбы с Максимом остался только чат. Дедушки ворчали, что внучка совсем не бывает на воздухе, а только ходит, уткнувшись в "свою железяку". Мира так ждала августа... Но в июле отцу Максима неожиданно предложили работу в Европе.

***

Мира гордилась, что теперь ее зовут Мира Владимировна. Мелочь, а приятно, особенно когда из-за невысокого роста всю взрослую жизнь принимают за подростка. А теперь уже все, Мира Владимировна, начальница отдела маркетинга, с табличкой на двери не поспоришь!

Вечеринка по поводу назначения была в самом разгаре, но уставшая от шума Мира улизнула в свой кабинет. Открыла окно, с удовольствием вдохнув зимний воздух, закурила тонкую ментоловую сигарету, присев на угол стола. Новый стол был шире прежнего, и монитор побольше. Красота. Только значки на таком большом мониторе мелковаты... Чтобы понять, что это там мигает, пришлось надеть очки.

Входящее письмо было коротким, но Мира выронила сигарету прямо на ковролин, поспешно ее подняла и выкинула в пепельницу. Походила по кабинету, все больше воодушевляясь. Наконец, совершенно несолидно подпрыгнула и бросилась прочь.

— Мира Владимировна, вы куда? — поймала ее на выходе секретарша, Женя.

— Ой, у меня такое! такое! Женечка, спаси, придумай что-нибудь, мне срочно, срочно надо лететь!

— Куда?!

— Далеко! — махнула рукавом Мира. — Позже! Отмени на завтра все на свете! И на послезавтра!

— А что я скажу?.. — хлопала ресницами секретарша, но Мира уже бежала по лестнице, игнорируя медлительный лифт.

Время поездки и полета смазалось, забылось тут же, стоило лишь выйти из начищенной, пахнущей мылом гостиницы. Время и место встречи... Фонари... Незнакомый язык... Каким он стал? А вдруг взрослая Мира ему не понравится? А вдруг так радуется предстоящей встрече она одна?.. А вдруг она его не узнает?..

Узнала, конечно. Даже без длинных волос и фенечек, и выше нее на три головы. Максим подошел, улыбнулся и сказал:

— Антверпен.