Свечи горят, алтарь — золоченый мох. 

Старый друид поет, проводя обряд. 

Сыплется пылью бетона взорванный бог. 

Змеи из-под листвы на огонь глядят. 

Молится, чтобы высоким взошел лес, 

Вырос силен, не слишком к гостям суров.

Чтобы на острых ветвях заалел всплеск — 

не из кровавых сердец, но из лепестков.

Капает воск, в кронах летит сыч, 

мох оплывает в глазах наливным сном.

Падают слезы, мочат глухой кирпич, 

Может, однажды песню услышит он;

Песню услышит и отзовется сам, 

выпустит корни, запертые под ним.

Ржавь с арматуры смахнет, проходя, лиса.

Тот, кого ждут, возвратится домой живым.

Вновь застрекочет клёст в смоляном бору,

В рыжей хвое мизинцы взойдут грибов.

Будет кому шептать "без тебя умру",

Будет куда сбегать, если не готов.

Песня звучит, хотя и не всем слышна,

пальцы проходят сквозь угловатый слом;

сгустком тумана кажется голова.

В травах сухое тело лежит ничком.

Следуют тени за светом, и так везде...

Меркнут в кустах оскалы клыкастых морд.

Вьются горох и кашка по бороде.

Тьма не страшна тому, кто уже мертв.