— А ты знаешь, я вчера прочитал, что... кх-кх...

Аркаша довольно улыбнулся и поддал газу, обгоняя приятеля. О том, что он такое опять читал, Кеша мог распространяться часами. Даже если Аркаша уже не слушал. Даже во время еды. Или езды на великах по полю, полному резвящихся поденок.

— Фух! — наконец, отплевавшись, Кеша догнал его. И больше до дому не разевал рта.

Аркаша слушал как шуршит под колесами трава и стрекочут насекомые, свистят в вышине ласточки. Ну и пыхтение Кеши чуть позади, конечно. Без него все было бы не то: кататься одному скучно.

Нужно было морально готовиться к совместному лету. Еще только июнь, впереди еще два месяца Кеши.

Кеша мог бы сказать, какие именно твари звучат в траве и классифицировать их по видам; мог вывести параболу полета охотящейся ласточки или рассказать, как правильно выходить ее упавшего на землю птенчика. И всю эту громаду информации выливал на Аркашу, который готов был выть уже на пятой минуте захлебывающегося от радости монолога... Он часто думал — ну почему Кеша не рассказывает это маме или старшему брату? Кому-то из пацанов-соседей по даче? Почему выбирает мучить эрудицией именно лучшего летнего друга?

А если свежевыкопанные факты кончались, Кеша начинал описывать мир вокруг, чисто как чукча: что вижу, то и пою. Причем описывать, восхищаясь, что бесило неимоверно. Даже вступив в коровью лепешку, он начинал расписывать невероятные возможности коровьих желудков, да какие чудные травы в этот раз уродились на лугу. Ну как, как можно быть настолько в восторге от абсолютно всего на свете?!

Справедливости ради, надо признать, что в качестве парного игрока в приставку Кешу мало кто мог заменить, да и вообще другом он был верным и хорошим. Когда в прошлом году бабка Клава пришла ругаться на то, что, дескать, Аркаша воровал у ней арбузы, Кеша вступился и объяснил, что никакого воровства в помине не было, а был залетевший в огород мяч. И даже ходил показывать: ни одного открученного черенка на бахче нет, кроме тех, что бабка Клава откручивала собственноручно. Тогда как Аркаша в это время мог лишь стоять как оловянный солдатик с прилипшим к небу языком, и таращиться перед собой невидящим взглядом. Это у него случалось всегда, если сильно ругали. Как будто заклятье Медузы Горгоны...

Но кончилась вторая июньская неделя и этот день, ночь упала сверху внезапно, как ватное одеяло. А Аркаша уже устал и с тоской думал о завтрашнем дне и новой неделе, полной потрясающе интересных фактов.

— А знаешь, я у брата еще в городе угнал реактивы. Придешь ко мне завтра опыты делать? Проверять буду.

— Что проверять? — лениво поинтересовался Аркаша.

— Да все! — с горящими глазами потряс кудрявой копной Кеша. — Там знаешь сколько интересного?! Придешь?

— Не знаю, — Аркаша ковырял носком сандалии песок. — Меня мама заставляет грядку ей подровнять огурцовую.

— А меня бабушка за солью посылает с утра. Неохота переться ужасно... Но что поделаешь? Может, потом встретимся?

— Может, — неопределенно махнул рукой Аркаша.

— Я буду ждать! — белая улыбка сверкнула и пропала во тьме.

Аркаша послушал удаляющийся шорох колес и пошел домой.

***

Огурцовая грядка осталась подровненной только на треть. Аркаша сидел в сгущающихся сумерках рядом с укутанным в плед Кешей и боялся давящей, неестественной тишины. Старался не смотреть на повязку на глазах друга. Мучительно корил себя за то, что не знал, что правильно говорить в таких случаях. Но тишина давила все нестерпимей, не давала дышать.

— Ты это... Ты правда хотел из химии соль сделать?

— Угу, — едва слышно мукнул Кеша.

И снова замолчал. Так... странно. И ужасно-ужасно-ужасно.

— Кхм, — мучительно, откуда-то из живота откашлялся Аркаша. — И... Получилось?

Наверное, вопрос был самым идиотским из всех возможных. Кешины губы медленно, неуверенно разъехались в улыбке.

— Ага... Осели два шарика. Бабушка потом сказала. Но знаешь, соль там другая, не хлорид натрия, вообще-то.

— А... ты чего без очков-то смешивал там... всякое? Правила безопасности же.

— Да я думал — немножечко попробую, оно не будет сильно, — смутился Кеша и почесал нос под бинтами. — Лития у меня много, а азотной кислоты капля была.

— Ничего себе капля, — проворчал Аркаша. — Надолго это, сказали?

— На неделю где-то, — неуверенно повел плечом друг. — Как заживать будет...

Мерно водили по скрипочкам вечерние цикады, где-то под полом крыльца тукал жук-древоточец.

— Закат красивый, малиновый, — сказал Аркаша. — И такие облака ленточками.

— Перьевые или лентикулярные? — немного оживился Кеша.

— Ну... такие, — Аркаша попытался изобразить руками, но понял, что это бессмысленно.

— Расскажи еще? Пожалуйста? — тихо попросил Кеша.

— Березы розовые. На них черные вороны. Одна улетела. На елку. Мимо забора Борзой идет. Здрасти, Алексей Палыч! — "Здорово, орлы!" — донеслось с улицы. — А теперь на нашей тайной полянке наверное светлячки уже взлетели, и месяц серпиком выглянул из-за леса...

Ужас какой. Аркаша покраснел до корней волос. Светлячки, месяц, серпик... Откуда это все?

— Красиво-то как, — прошептал Кеша и зевнул, устраиваясь в кресле поудобнее. — А знаешь, что лучи кратера "Тихо" видны в полнолуние? Расскажи еще.

И Аркаша рассказывал. Когда стало совсем темно — не про то, что на улице, а просто разное, что приходило в голову. Внутри словно открылся какой-то словесный шлюз, а мир почему-то стал похож на сказочный, и река образов качала, качала...