10.10.1971
Минги стоит на старом скрипучем столе, на углу которого уже сходит лак. Он на днях купил клеенку, потому что на новый лак и наждачку пока тратиться не готов. К тому же совсем не было времени. Спина ноет от неудобного положения, зато голове высунутой в форточку хорошо. Нос и щеки приятно щиплет, помогая разуму создавать подобие чистоты и ясности в условиях сильного недосыпа. Ещё лучше лёгким, которые, наконец, нормально могли дышать. Минги мог бы открыть окно настежь, а не довольствоваться жалкой форточкой, ради которой приходится балансировать, согнувшись буквально пополам, но Юнхо и так болеет и кашляет в тревожном сне. В комнате холодно даже с закрытыми окнами, разве что воздух почему-то все равно ужасно спертый. Минги старается лишний раз даже не шелохнуться, чтобы не издать слишком громкий звук – судя по свистящему сопению, дыхание друга выровнялось совсем недавно, вряд ли прошло больше получаса.
Денег на лак, кстати, нет как раз поэтому – купили лекарства, они всяко важнее. Минги закрывал форточку очень аккуратно, но хлопнуть ею все равно приходится: иначе плотно не закрыть, потому что рама рассохлась. Нужно обстрогать – делает он в голове пометку. Лучше, конечно, поменять окно полностью, но вопрос упирался во всю туже тему денег. Хотя, вроде, театр начинает доверять и повышение с помощника бутафора до полноценного мастера не за горами, как и премия, но на нее лучше купить Юнхо зимнее пальто, а то Минги все еще не сделал ему подарок на день рождения. И все по той же гнусной причине.
Минги вздыхает и выпрямляется, смотря на Юнхо. Тот только-только успокоился и перестал вертеться на диване, наматывая вокруг себя износившуюся простынь. Юнхо спит на диване, потому что так сегодня выпал жребий – ему диван, а Минги раскладушка, от которой утром будет болеть спина и ноги, потому что она слишком маленькая для высокого парня. Признаваться, что Минги специально мухлевал, и обе спички были короткие, тот не собирался. У него сердце сжимается каждый раз, когда Юнхо дерет горло в тяжелом кашле, а потом идёт в ванную сплевывать, что собралось в горле – он заслуживает хотя бы поспать в удобстве.
Они могли бы разложить этот самый диван, но он был сломан ещё когда они заезжали сюда два года назад. Еле наскребли деньги на одну комнату в коммуналке на двоих. Места неприлично мало, зато было тепло, пока не появилась раскладушка. Спать приходилось вместе, прижавшись спинами, а поутру носом к чужой шее. Может ну ее к черту. Не шею, а раскладушку. Соседям, вроде, сверху, хотя может и снизу, она была нужна, в отличие от Минги с Юнхо. Они все равно уже привыкли обниматься на ночь, даже летом не было жарко. К тому же, возможно, с десятой попытки Минги поймет как починить диван. Если не поймет, то доломает до вечно разложенного состояния. Места останется только на табурет возле письменного стола, но зачем им больше, все равно если и оказываются вместе в комнате, то сплетаются ногами, подсовывая холодные ступни под бедра другому, пока головами в разные стороны лежат и якобы читают. На самом деле подсматривают друг за другом как подростки.
Минги выглядит пугающие стоя на столе, подсвечиваемый фонарем с улицы, но он ждёт, когда Юнхо снова начнёт кашлять, чтобы скрип стола утонул в этом звуке, и Юнхо не проснулся. Как назло ждать приходится долго, но Минги рад – друг постепенно идёт на поправку. На кухне громко щелкает холодильник, начиная гудеть как целый завод. Так кажется, потому что в квартире ночная тишина стелет сквозняком по полу. Ну, почти. Минги решает, что можно аккуратно сесть на корточки. От скрипа стола на диване дёргается Юнхо, болезненно жмурясь. Видно, что его немного трясёт, что неудивительно. Сегодня резко похолодало и от стены веет дурным холодом. Они повесили одеяло Минги на стену, но ночью температура упала еще сильнее, а оно совсем тонкое. Сам Минги укрывается курткой, которая тоже слишком короткая для сна, хуже раскладушки, но хоть что-то. Ему самому и без нее будет хорошо – он попросил перед сном у Сонхва-хёна простынку, а больше тепла и не надо. Он так думает.
– У вас ведь есть пуховое одеяло завесить стену? – Сонхва честно переживает, поэтому говорить, что одеяло отдано мерзлячему Уёну, Минги не решается. Сонхва сейчас вообще слишком нервный и пьёт на ночь пустырник, потому что не может заснуть. Минги не знает с чем это связано, но каждую ночь, когда входная дверь открывается Хонджуном, который живёт в конце коридора, он слышит тихие шаги и неразборчивый шёпот. Минги не уверен, что это Сонхва, но если Хонджун приходит позднее обычного на утро Сонхва выглядит бледнее обычного, пока варит дешевый кофе. Но у него, в конце концов, очень чуткий сон, как у матери, готовой подскочить к ребенку в любой момент, и каждый шорох как удар в набат над самым ухом, так что неудивительно, если он просыпается каждую ночь от этого. Но ничего ведь не говорит Хонджуну, хотя и за ребенка точно не считает. Наверное, только его одного таковым и не считает.
У Минги затекают ноги, и он решается слезть, не дожидаясь квартирного шума. Юнхо снова дёргается, сжимаясь в комок, пока Минги крадётся к раскладушке, обходя скрипучие половицы, которые он уже выучил наизусть, да и их всего две – легко запомнить. У него добротная тяжёлая куртка, пахнущая маслом, которым он смазывал на неделе подъездные двери, случайно попав на рукав; еловыми таблетками от моли и, возможно, им самим, но последнее он, очевидно, не чувствует.
Перед тем как накрыть Юнхо курткой, Минги поправляет одеяло, которое совсем сбилось в пододеяльнике. Это сложно, потому что просто снять его и встряхнуть вообще не вариант, но аккуратно, пусть и медленно у него выходит. В немой бессознательной благодарности Юнхо моментально выпрямляется ноги. Куртка легко оказывается плотно подоткнутой со всех сторон, но он каким-то волшебным образом моментально зарывается под её воротник носом. Юнхо смотрит на оставшуюся открытой часть лица и тянется большим пальцем расправить морщинки между бровей. Лицо Юнхо слишком легко расслабляется.
Босые ноги Минги подтягивает к груди, чтобы те свисая не оттягивали. Простынка немного жёсткая, зато плотная, явно новая. Засыпает он под все то же лёгкое сопение Юнхо и отголоски слабого шепота в какой-то из ближайших комнат. Ничего не разобрать, но и пытаться Минги не будет, потому что это не его дело кто и кому так тепло и нежно что-то шепчет. Тем более он знает и кто, и кому. Одеяло точно вернут этим утром – отпадет необходимость.
В предрассветных сумерках Минги крепко спит, не обнаружив, что куртка вернулась на его дрожащие от холода плечи.
Со дня на день обещают дать тепло.
Хотя в 14 квартире оно есть всегда.