15.10.1971
Дверь в квартиру Сан закрывает медленно и очень осторожно, чтобы не дай бог, та не хлопнула, потому что он знает – Уён лёг спать в три минуты восьмого если судить по сановым часам, когда он выходил на работу. Они столкнулись в коридоре, чудом избежав маленькой катастрофы в виде разлитого чая: в руках Уёна была полупустая чашка, а сам он устало покачивался, норовя упасть. Да Уён и с удовольствием бы, если падать придется в руки Сана. Им обоим сказать было нечего не только потому, что в прихожей уже обувался Юнхо, а потому что у Уёна просто сил только на то, чтобы медленно прикрыть глаза. Даже это далось ему с трудом: глаза не хотели открываться обратно ни в коем разе, поэтому Сан без зазрения совести довёл Уёна до кровати, чтобы тот ненароком не собрал себе синяков по углам. Часы в коридоре ударили по ушам напоминанием – уже семь, поэтому Сану бы поторопиться, а Уёну расцепить внезапно крепкую хватку на чужих плечах – физических сил для этого у обоих сполна, но желания никакого. Тепло поцелуя на макушке Сан хранил весь день, скрывая чрезмерное счастье от чужих глаз в своих ладонях, что слишком часто касались волос. Спасибо Юнхо, что поправил их, когда они вместе выходили.
На самом деле, сейчас Уёну бы уже встать и беспокойно начать шуршать постельным бельем, но по дому лишь тишина оседает пылью. Сан вернулся домой раньше, чем следовало, потому что в библиотеке санитарный день, а в прошлом месяце он отработал за двоих, получив в скромную плату томик зарубежных романтических стихов, от которого пахнет сыростью подвала, где "не рекомендованные произведения" прячутся в коробках с обрезками тряпок для уборки и газетами, которыми натирают до скрипа окна. Платят ему еще и шансом уйти в следующем месяце в этот же день пораньше. Как и месяц назад запазуху жжёт книга, а совесть по-доброму хитрый взгляд Джисона. Знает или просто догадывается – неизвестно, но никому не говорит и слава Богу – шепетом про себя.
Каблуки сановых ботинок гулко стучат на неровной половице перед обувной этажеркой, из-за чего Сан замирает прислушиваясь. Слышно только как в трубах шумит горячая вода, словно осваивась. Сан думает, что это одобрение и медленно поднимает сначала одну ногу, затем вторую, чтобы стянуть обувь и также тихо поставить её на место.
Тонкие шерстяные носки может и колят щиколотки, зато глушат шаги. Комната Уёна и Ёсана самая первая по коридору, и дверь её последнее время вообще не закрывается: смысла нет, ведь Уён всегда дома. Он в одиночестве работает весь день, прерываясь три раза на чай, один из которых обязательно с сахаром, и один раз на обед. Про обед он иногда привирает, потому что Уён уже взрослый и никому не стоит волноваться так поел он или нет. На самом деле все замечают, если он не поел, но видя, как тот волнуется, понимая, что помешал чьему-то спокойствию – молчат. Сан бы и сейчас первым делом пошёл проверять, обедал ли Уён, но какой смысл, если тот ещё спит, а Сана тянет хотя бы просто посмотреть на него, присесть в ногах и коротко коснуться щиколоток. Он осторожно кладет ладонь на исцарапанную ручку, нажимая, чтобы дверь открылась.
В комнате плотно задернуты шторы, хотя день не то чтобы солнечный, но те закрывались ещё ночью, чтобы слишком яркий фонарь не мешал спать Ёсану. На своей пружинной кровати сидит Уён, который проснулся давно, только вот, кажется, так и не выбрался из сна.
– Уён-а, – удалось сказать только со второй попытки, из-за севшего от долгого молчания голоса. Все равно это бесполезно: Уён дёргается скорее от внезапно возникшей тени в свете коридорной лампы, который не рассеивается толком, потому что сорвать уродливый абажур Минги было расплюнуть, а вот найти новый не так просто. Но все решили, что так лучше: тот действительно был несуразен. Мычание Уёна в ответ такое же, как и попытка сфокусировать взгляд.
– Я дома, – тепло разливается по телу от сонной улыбки, что расплывается на уёновых губах.
– А я ещё не умывался, – кровать заскрипела от того, что Уён спустил с неё ноги. Одна штанина слишком больших пижамных штанов задралась, обнажая коленку, на которую Сан не может не бросить нежный взгляд, пока Уён, не замечая, встаёт, в попытках потянуться. Он бы и дальше сидел, но очень хочет поцеловать Сана, о чем вслух не скажет, но определённо посмотрит с робкой просьбой, намекая, что Сан может озвучить его мысли, но только тихо, почти шепетом, а Уён кивнет в ответ. Но сначала стоит почистить зубы.
Сан ловит его в дверях, обнимая. Уёну хочет думать о том, как приятно уткнуться носом в основание шеи, вдыхая запах Сана. Но получается только о том, что скоро начнут возвращаться соседи по коммуналке. Уён даже знает – первым будет Юнхо, хотя может и Сонхва – он совсем потерялся в днях недели и не уверен в их расписании. Они оба тихие: прокрадутся так, что не заметишь, а они-то заметят все, а что потом – знать не хочется. От этого Уён жмётся ближе, чтобы чувствовать, как размеренно поднимается и опускается грудь Сана в спокойном дыхании.
– Ты работаешь дома, а мы все равно не видимся, – грустно бормочет Сан Уёну в висок, прижимаясь губами. У них таких моментов, чтобы только на двоих и без опаски быть пойманными по пальцам пересчитать, но они рады даже сидя рядом якобы случайно стукаться коленками.
– Ты можешь смотреть, как я чищу зубы, – в ответ на это Сан только смеётся, щекоча ухо дыханием, отчего Уён втягивает голову: слишком приятно. Непозволительно приятно.
– Я переоденусь и приду к тебе, – он Уёна почти и не держит, да тот только не хочет разрывать объятия, но все же лениво выскальзывает, смотря в глаза.
В ванной новый кран чуть ли не сияет, как и Ёсан от радости, который его и менял. Скидывались все вместе, а после того как Ёсан установил, на кухне плотно прижавшись боками отпраздновали чаем без торта. До зарплаты у всех ещё половина месяца. Но с новым краном словно теплее стало, хотя, конечно, все дело в отоплении, что дали совсем недавно. Зубной порошок колит язык и щиплет прокусанную от нервов губу, из-за чего его хочется быстрее смыть. В этой ванной секретов не счесть, у каждого свои, у кого-то поделены на двоих, но все запечатаны между плиток и не разглашаются, даже теми, кто слышал, но в секрете не участвовал. Негласное правило. Уён бросает взгляд в зеркало нехотя, потому что знает – выглядит прескверно. Он думает, что может быть сможет смыть лицо, если умоется не детским мылом, а хозяйственным. Идея не реализовывается, хотя запотевшее зеркало и не узнало бы.
На самом деле Уён торопится, чтобы сберечь каждую секунду, а не спустить её мыльной водой в трубу. Сан в его комнате что-то вертит в напряженных руках. Это оказывается керамическая фигурка кошки с полки над кроватью Уёна. У неё отколото ухо и на спинке следы от чернил, но Сан любит ее почему-то. Он поднимает голову к вошедшему парню и улыбается, светясь ярче солнца в водных бликах. Он даже ничего не говорит, а просто хлопает обеими ладонями по кровати перед собой. Да кто Уён такой, чтобы отказать, тем более напряжение он заметил, и беспокойство уже тянет в груди.
Сан сгребает его в объятья моментально, стоило только Уёну забраться на кровать. Хотя он даже не делает это полностью, успевает только колено поставить, чтобы приместиться с ногами, а его уже тянут к себе. Падают они громко ахая.
– Ты не ушибся? – взволнованный вопрос звучит в шорохе простыней, пока Уён пытается подняться на локтях и осмотреть затылок Сана. Тот только морщит нос, потому что, да, ушибся, но беспокоиться не о чем.
– Поцелуешь, и пройдёт, – лукаво отвечает он. У Уёна от интонации сердце начинает биться быстрее, но совсем немного, никто не заметит – так он сам себя уверяет. Сан не никто, но он молчит: смущать дело последнее.
– Как я поцелую твой затылок, если ты меня держишь? – смеётся Уён, пытаясь выбраться из рук Сана. – Я же не дотянусь, – попытка саботажа объятий не работает, потому что Сан только сильнее прижимает к себе, тычась макушкой в щеку, ища ласки.
– Тогда целуй не затылок, – фраза заставляет Уёна замереть с распахнутыми глаза, пока рука путается в волосах Сана. Он касается губ Сана с трепетом и любовью греющей кончики пальцев. От поцелуя у того в груди сердце стучит неровно, запутавшись в эмоциях. Уён отрывается, чтобы коротко чмокнуть нос, наслаждаясь как после Сан трется своей щекой об его. Приятно. Садятся они, не разрывая объятий.
– Я принёс кое-что, – шарит за собой Сан, и находя протягивает книгу. Она тёплая, потому что лежали они на ней. На обложке ничего, а название на титульнике вымарано подтекшей чёрной краской – принёс из-под полы. Уёну любопытно до чёртиков, но Сан не листает дальше, ещё и держит вверх ногами, потому что сидят они прямо напротив друг друга. – Там про то, что нам можно сделать в наших… отношениях. И как правильно это сделать.
Пряча глаза, Сан открывает страницу на тонкой ленте закладки и протягивает книгу улыбающемуся Уёну, смотря на его лицо исподлобья так внимательно, словно бы пытаясь уловить на нем даже намёк на изменения. Уён не совсем понимает, к чему это, но принимает книгу из руки и сталкиваясь с буквами заголовка замирает.
– Если ты не хочешь, то не надо, – быстро кладет поверх страниц ладонь Сан.
– Подожди, я прочту.
Уён проводит взглядом по строчкам внимательно, пытаясь в голове представить картинку описанного, выходит почему-то очень хорошо, за что хочется себя крепко ударить. Щеки горят, а в ушах немного шумит, но он продолжает. Читать не то чтобы много или тяжело, сложно разве что чему-то внутри Уёна.
– Ты предлагаешь мне заняться любовью? – не отрывая взгляда от книги, сжимая её в руках, шепчет Уён. Ему стыдно и страшно, возможно даже, страшно стыдно. Он видит оборванный угол под последним абзацем и подпись на полях, но её прочитать уже не может, только провести пальцем по растрепанному мягкому краю листа.
– Да, – так же шепча, отвечает Сан, водя кончиками пальцев вдоль предплечья любимого, ощущая крупную дрожь в его теле. – Уён-а, если ты не хочешь, то мы не будем.
Уён выдыхает кажется весь воздух и закрывает глаза в ожидании, что сейчас на него разозлятся, потому что он как обычно все портит как сбившаяся клавиша в печатной машинке, от которой буква стекает в обугленное как все уёново нутро пятно. Потому что он слишком медленный. Потому что он не к месту и не к времени со своими мыслями. Он даже слова выдавить не может от эмоций, только и пытается цепляться за реальность, сильнее сжимая книгу в руках, чувствуя, как кожу жжет то ли от излишнего давления, то ли страницы в его руках действительно горят. Из марева мыслей его вырывает Сан, ласково ведя носом вдоль щеки к виску, целуя его.
– Перейдем ведь черту, а назад потом никак, – еле выдавливает из себя Уён.
– Никак, – у Сана голос мягкий и спокойный, – я бы и не захотел.
– Поцелуй меня, – впервые сам в голос просит Уён, приоткрывая глаза, которые испуганно сверкают из-под ресниц. И отказать уже не может Сан.
Уёну поцелуй нужен до судорог по всему телу и темноты в глазах. Руки Сана на затылке Уёна и его пальцы путаются в волосах, пока ладони Уёна на сановой груди напитываются жаром тела и стуком сердца, бьющимся как пичужка. Они пододвигаются ближе, из-за чего Уён забирается на бедра Сана, пока в чувственном запале руки того начинают гладить шею и плечи Уёна, который понимает, что ему уже мало губ – ему бы спуститься, прикусить кожу на шее, провести языком.
– Я не уверен, что сейчас на все готов. Не обязательно ведь сейчас… все.
– Не обязательно – Сан большим пальцем проводит по его губе, чтобы Уён прекратил терзать ее, беспокоя недавно зажившие ранки. Уён, пугаясь этого, дёргается, отстраняясь, но Сан не ругает, только мягко приглаживает место укуса, где кожа совсем истончилась, а затем опускает руки. – Мы сделаем только то, на что ты согласен. Если ты согласен.
– Согласен, – лишь губами шевелит, да Сану и достаточно, чтобы понять. Это что-то их личное.
Уён завараженно смотрит, как снимает рубашку Сан, расстегивая пуговицы только до груди и стягивая её через голову очень грациозно. Он так не может, хотя не то чтобы пытался. Уён вообще смотрит на тело Сана и его как парализует: оно все очень правильное, манящее своей силой, хочется касаться вечно, положить ладонь на грудь и вести вниз докуда позволят, а потом слиться воедино. Идеальное с… уеновым. От последней мысли крутит живот и давит под ребрами. Свое тело Уён привык игнорировать, так он не начинает себя презирать.
– Все в порядке? – Сан гладит спину Уёна проводя пальцами под пижамой, щекоча поясницу, пока того тошнит от осознания скорого отвращения в глазах любимого человека.
– Я отвратительный. Выгляжу мерзко, – небрежно шепчет Уён, думая, что заплакать сейчас будет совсем низко. Он старается отодвинуться, чтобы Сан не мог его почувствовать, а то он сам себя слишком хорошо чувствует. В этом, казалось бы, нет смысла, они так часто обнимались, тесно прижимаясь и прячась, друг в друге от холодной ночи. Его останавливают крепкие руки.
– Почему ты так говоришь? – волнение в голосе реально или так хочется слышать Уёну – тот не понимает. Он хочет сбежать сейчас, пока его не скинули с кровати – за отвращение если не к телу так к его тошнотворному характеру.
– Потому что… – потому что “зато ты умный”, потому что “мне рядом с тобой стыдно”, потому что “в кого ты такой урод?” выписанное красными полосами отцовского ремня в материнских руках, – это правда.
– Нет, – на такой ответ Уён беспомощно дергается: он не хочет уходить, он хочет млеть от ощущения кожи к коже, но надо, только ему надо. Так твердят отголоски воспоминаний. Что сейчас сказала бы мать? Влюблен в мужчину – гадко – теперь еще и хочет его целиком и полностью, не брезгует облизать с головы до ног – ублюдски отвратительно. Уен помнит, что является улюдком, не будь таковым не получило бы место в архитектурном бюро. Он слишком жалкий, его это достало. – Уён, я не знаю, почему ты так думаешь, но это действительно не так.
Что может сделать Уён? Рвано вздохнуть, надеясь в приступе кашля выплюнуть мысли, горчащие гуталином на языке, стоит их озвучить. Пошло все к черту. Он резко дергает полы пижамной рубахи, которая и так из-за слабых петель начала расстегиваться по вороту, и болезненно жмурится.
У Уёна мягкие живот и бока, которые он раньше терпеть не мог, скорее из-за того, что они его, а не потому что те действительно уродливы., А потом он просто затонул в рутине, забыв об изъянах или просто о своем теле. Кожу обжигает первое осторожное касание, дыхание выбивает второе. Ладони скользят по бокам от бедер вверх, почти доходя до подмышек и запуская мурашки. Ровно середины груди, где сплетаются ребра, касаются губы и, испуганно всхлипывая, Уён распахивает глаза, встречаясь взглядом с Саном. Тот смотрит любовно и сладко. Они замирают, вслушиваясь в общее тяжелое дыхание. Уёну кажется, что он слышит, как бьются их сердца, но это ложь: ему доступно только свое, вперемешку с кровью, шумящей в ушах, а вот Сан действительно слышит: кладет голову на грудь, прижимаясь ухом ровно над сердцем, крепче обнимая Уёна.
Либо сон, либо бред. Третьего не дано, особенно после недели тяжелой работы. У него жар, судя по пылающим щекам и плывущим перед глазами прутьями кроватной спинки, хотя руки что неосознанно поднялись и начали гладить Сана по голове, вроде, доказывают, что все реально. В нос бьют смешавшиеся запахи хвойного мыла, одеколона и хлорки. Слишком по-бытовому, во снах такого нет. Он чувствует как дыхание прохладно щекочет грудную клетку, как сухие от моющих средств ладони подрагивая лежат на лопатках, как пальцы коротко, но приятно гладят кожу. Сану нравится его ласкать и трогать. Он проводит рукой от спины по груди, наблюдая за судорожным вздохом от касания чувствительных мест над ребрами. Уён думает, что в его голову забрались иначе почему Сан ведет рукой по его животу, цепляя резинку штанов, но не смея двинуться дальше, как хотел он сам. У Сана ногти совсем короткие, срезаны под корень, царапнуть никак, но он и не хочет, ему мягких касаний за глаза.
– Я не против, если… если ты снимешь, – шепчет Уён, наконец понимая, что размыто все из-за стоящих в глазах слез, которые он пытается незаметно сморгнуть. Сан все видит, тянется сцеловать их, а потом затянуть в медленный поцелуй. Уёну нравится, как Сан втягивает его губу, как отрывается и смотрит темным взглядом, как снова приближается и языком проникает внутрь, оглаживая. От этого вниз живота стекает напряжение, а из горла вырывается тихий стон. Сан тянет пижамные штаны на себя, не разрывая поцелуй. Все это неторопливо, Уён в любой момент может остановить его, но он только привстает, позволяя снять штаны, обнажить медовые бедра.
Уёну неловко, отчего краснеют даже уши. Он не понимает, как скатывается с коленей Сана, оказываясь между его ног, пока тот получает возможность рассмотреть его еще лучше. В глазах ни капли отвращения – интерес, желание, нежность, любовь – но не отвращение. От осознания тепло по всему телу и возбуждение еще более сильное, чем раньше, выбивающее судорожный вздох.
– Ты не можешь быть мерзким... Ты же... прелестный.
Прелестный. Прелестный. Прелестный.
Звенят в голове слова Сана, пока тот выводит слова восхищения губами на шее и плечах Уёна, который плавиться от того как много на него обрушивается любви. Уён никогда не стоял под водопадом, но думает это точно также – кажется, что разорвешься на миллион кусочков от внешней силы, пока давление в висках стучит громче колес поезда. Сан шумно вздыхает, когда осмелевший Уён тянет его на себя и кусает тонкую кожу за ухом, и в ответ Сан гладит его бедро по внутренней стороне, избегая самой нежной чувствительной части. Сам он чуть ли не мурчит от пальцев Уёна, которыми тот зарылся в волосы Сана, надавливая с силой несколько большей, чем привычные ласки. Штаны Сан снимает с себя сам.
Они снова целуются, когда Сан кладет руку Уёна на свой член, обхватывая своей ладонью его. Уён замирает, забывая как дышать, но в чувства его приводит мычание Сана: он сам не заметил, как стал водить рукой по его длине. Уён тянется к шее Сана, чтобы оставить там ряд поцелуев и длинные стоны, когда они ловят общий ритм. Сан больше дышит ртом, почти не издавая звуков, пока Уён хнычет от удовольствия, уперевшись лбом ему в плечо. Он тонет в ощущениях, хотя это не то, что приносить удовольствие привычно высокое, которое он дает сам себе, но так упивается этим, особенно когда Сан толкается бедрами еще ближе, отчего их костяшки больно проезжаются друг по другу, заставляя замереть. Уён не думает, на автомате поднимает голову и обхватывает оба члена, понимая, что Сан делает это же, смотря ему в глаза. Оба теряются в чувствах и друг друге, ощущая, как их накрывает просто от того, что они рядом. Достаточно близко.
От произошедшего в голове Уёна пустота, поэтому в ванную его несёт Сан. У той теперь новая тайна, стекает каплями по кафелю стены. Под струёй холодной воды Уён приходит в себя, осознавая, что Сан держит его любовно-крепко и обнимает, прижавшись щекой к щеке. В доверчивом молчании они и стоят, ожидая, когда пойдёт теплая вода.