— Я всё равно не понимаю, в чем тут смысл.

Толпы разукрашенных и переодетых людей, самого разного возраста — от маленьких дошкольников, до взрослых личностей — и разных национальностей, всюду сновали по достаточно оживленной улице не самого крупного городка. Уединенные частные дома, не знавшие подобных толп кроме как на Рождество, преобразились в обиталища серийных убийц и маньяков; призраков и оживших трупов, выглядывающих как из окон, так и сидящих прямо на лужайке, охраняя сладкие сокровища. Наиболее смелая ребятня подходила, не замечая ловушки, и стоило им протянуть свои падкие до лакомств пальцы к корзинам, как недвижимые долгое время существа срывались с места, хватая за руки, а те, испуганно визжа, отбегали на пару метров, только чтобы также громко рассмеяться.

Среди хаоса и веселья, сборной солянки из пиратов, ведьм, фей и прочего немыслимого сброда из фольклора всего мира, ни капли не выделялись двое вполне настоящих воинов-ассасинов. Лиэнг не мог с точностью сказать, что он думает по этому поводу. Сама мысль о том, что идея «прятаться у всех на виду», предложенная, конечно же, Томашем, сработала, уже вызывала у него множество вопросов. Главным из них был «Что еще за “Хэллоуин”», и почему эти люди, изображая из себя невесть кого, ходят по чужим домам и вполне легально угрожают, говоря «деньги или смерть», да?

— «Кошелек или жизнь», брат. Сколько раз можно повторять? — закатив глаза, поправил друга Смоук. — Какая разница, почему они это делают? Главное, что оно нам на руку.

В соревновании «кто лучше украсит свой дом» один человек пытался победить силой голоса, уверяя, что ни у кого на улице нет столь реалистичных тел на лужайке, с такой бесподобно натуральной кровью. Опытному взгляду было сразу ясно, что тот привирал, но люди охотно подходили, поддерживая его версию, и делали снимки на фотоаппараты, что тут же выдавали им какие-то карточки. Атмосфера праздника звучала в каждом звонком голосе, в каждом ужасающем завывании скачущих на длинных палках людей в черных балахонах. Дети носились меж домов, требуя свои лакомства, а взрослые, без зазрения совести, давали их им. И не было в этом никакого двойного дна. Просто веселье и радость захватили маленький уголок Земли.

— Понимаешь, Тундра? — с надеждой спросил Смоук, заглядывая в безучастные синие глаза.

Воин тяжело посмотрел на друга.

— Нет.

Томаш театрально вздохнул, что-то недовольно шепнув на чешском.

— Знаешь что? — сказал он с вызовом. — Я покажу тебе это.

— Смоук, нет, — в глубине строгого ответа послышалось затаенное отчаяние. Смоук не любил отказывать от своих «невероятных» идей.

— Да, воин-сосулька. — Под синей маской расплылась коварная улыбка. — И прежде чем ты скажешь, что миссия «первостепенна», «важна» и еще множество других нудных эпитетов, которыми тебя напичкал Саб-Зиро, подумай вот о чем: мы здесь как рыбы в пруде – никто не заподозрит в нас наемников; и потом, кого будет искать полиция? Под наше описание подходит каждый!

— Не каждый, — парировал воин холода, гордо расправив плечи.

— Ну хорошо, каждый пятый. Этого по-прежнему более чем достаточно. В конце-концов, Тундра! — сдавленно воскликнул воин, начиная терять терпение. — Это ты любитель делать всё тихо и незаметно! Вот он твой шанс!

— Очень странный шанс.

— А вот это уже не имеет значения. Пошли. — Томаш стянул с головы балаклаву, дав пепельным волосам укрыть шею, скользнув по плечам, и свернул ее наподобие небольшого мешка. На нем всё еще оставалась маска, скрывающая половину лица, так что он, проигнорировав недовольно нахмурившегося друга, смело двинулся к первому дому, потянув того за собой.

Тундра действительно зря беспокоился, что в них могут распознать ассасинов. По округе ходили люди гораздо больше подходившие под этот статус, чем они. Некоторые даже восхищенно кивали, оценивая качество их «костюмов», с такими настоящими, на вид, ножами на голенях. Также, внешне их ничего не отличало от хорошо сложенных подростков: первую щетину скрывали маски, а тело еще не утратило юношеской стройности. Томаш чуть ли не вприпрыжку подвел его к двери, жестом велев молчать и слушать.

Встретила их уже не молодая, но еще достаточно миловидная женщина с русыми волосами, из украшений на которой были лишь фартук в виде тыквы, да скромные рожки на голове. Она внимательно оглядела пару довольно рослых ребят, невольно поежившись от холодного взгляда одного из них, но сразу же приветливо улыбнулась, встретившись с улыбающимися тепло-карими глазами второго.

— О! — воскликнула женщина, наконец разобрав в сумерках значение их темно-синей формы. — А вы, я полагаю, ниндзя, да?

С улицы налетел ледяной ветер.

— Мы не нин…

— Всё верно, хозяйка, — громко перебил не успевшего возмутиться друга Томаш. — Мы ниндзя.

— Вот. Это вам подойдет. — Она достала из отдельного пакета небольшие шоколадки, обернутые в фольгу, и выполненные в форме сюрикенов, специально подготовленные для такого случая.

— Это оскорбительно, — недовольно проскрипел Лиэнг, стоило им удалиться на достаточное расстояние. — Мы воины, а не ниндзя!

— Тундра, Тундра. Ты еще столь молод. Столько всего тебе еще предстоит понять, — по-филосовски изрек Томаш, перебирая полученные сладости. — Эти люди видят в тебе того, кого хотят видеть. И вместо того, чтобы возмущаться, просто прими этот факт и наслаждайся моментом. И наградой, — он закинул в рот одну из шоколадок.

После третьего дома Лиэнг смирился, перестав даже пробовать исправлять невежественных людей, не отличавших настоящих воинов Лин Куэй от обычных ниндзя. После пятого — согласно поддакивал не гнушавшемуся подобного звания Смоуку.

— Почему именно сладкое?

— Не знаю. Питательно, наверное. Говорят, так они откупаются от злых духов, что в эту ночь бродят среди живых.

— Так они тоже кормят Голодных духов?

— Кого? — Томаш не сразу вспомнил о наличии схожей легенды на просторах Китая. — А, нет. Или да. Всё может быть.

В этот момент они подошли к очередному дому. Открыла им полная темнокожая женщина с накрашенными черной помадой губами. Острая шляпа на голове выдавала в ней ведьму. Она ничем не отличилась от прочих людей, не признающих в них воинов, но ее особенно привлек внешний вид Смоука.

— Какие у тебя необычные волосы! — Цвет искренне удивил ее, заставив задуматься о покупке дорогой серой краски на следующий год. — Ты ниндзя-призрак?

— Как вы угадали? — Томаш прислонил руку к своей груди, а после чуть поклонился и галантно изрек: — Ваша проницательность превосходит всякие похвалы, мисс!

Они рассмеялись, пока хитрый воин получал свою двойную порцию сладостей.

— Ну а ты? — обратилась она к молчавшему Лиэнгу, что всей душой надеялся остаться незамеченным.

— Я? — растерялся он. — Я-я… Лесной демон. Мисс.

— Что же, лесной демон, — усмехнулась ведьма, протягивая руку, — твои угощения.

Тундра неуверенно отклонился назад, не зная, что ему делать.

— Он не переносит сахара, — вмешался Смоук, поймав на себе благодарный взгляд.

— Ой. Подожди-ка минутку. — Она скрылась в доме, вскоре вернувшись с чем-то в руках. — Вот.

В этот раз воин не стал столбом, а по просьбе Томаша протянул открытые ладони, на которые ему упал небольшой брикет фруктовой пастилы. Он удивленно поднял голову.

— Всё понимаю, — отмахнулась женщина, — сама с диабетом мучаюсь.

— Эм-м… Xiè?.. — Лиэнг был готов поклясться, что вся взращенная годами выдержка давно покинула его, не вытерпев подобных испытаний. Черт! Да в Лин Куэй испытания в разы проще, чем это!

— Мой друг хочет сказать «спасибо», — быстро поправил Томаш, вновь поклонившись, и потянул мешкающего друга обратно к дороге.

— Зачем она сделала это? — после долгого молчания, воин неожиданно подал голос.

— Не «зачем», Тундра, — устало объяснил Томаш. — Просто прими, что на свете есть такие понятия как доброта, эмпатия и альтруизм.

— Мы сейчас точно на одном языке говорим?

— Я что, случайно перешел на чешский? — испугался Томаш.

Когда его уже хотели заверить, что это не так, тот рассмеялся. Лиэнг, хмыкнув, всё же приподнял уголки губ.

— Объясню, как закончим миссию, — пообещал «ниндзя-призрак». — Вот наш дом.

Перед ними возвысилось бледно-серое строение, высотой в два этажа, ничем не примечательное на вид, но ассасины, без особого труда, распознали сокрытые в темных углах камеры и внутренние решетки на окнах. Хозяин дома, судя по горевшему свету и сновавшей тени, был дома. Участок его отличался от прочих почти полным отсутствием тематических украшений, разве что средних размеров тыква лежала посреди газона, вероятно, принесенная каким-то сверх доброжелательным соседом.

Ничего особенного планировать не пришлось. Постучать в дверь; дождаться, пока выглянет небритая, заспанная рожа наемника на пенсии; плавным, но быстрым движением затащить его в дом, а там уж разберутся по ходу. Смоук, как более доброжелательная на вид личность, должен был заняться нейтрализацией, пока Тундра смотрел по сторонам, дабы никто не обратил на них лишнего внимания.

— Кошелёк или жизнь! — в очередной раз воскликнул Томаш с радостной интонацией, сильно контрастирующий с его истинными намерениями.

— Пошли вон! — гаркнул человек, собираясь закрыть дверь, но воин ему не позволил.

— Значит, ты выбрал жизнь.

Глаза Смоука нехорошо сверкнули, но прежде, чем он успел что-либо предпринять, на его плечо опустилась холодная рука.

— Простите нас за беспокойство, сэр, — степенно проговорил Тундра. — Мы уже уходим.

Томаш непонимающе оглянулся на друга, сразу же заметив причину его действий. Рядом с ассасином стояла малявка в костюме феи, макушкой едва ли достающая ему до пояса. Видно было, что она вся робела перед человеком в доме, крепко вцепившись тоненькими пальчиками в ручку своей сумочки-тыквы. Дверь громко захлопнулась, едва не сломав нос Смоуку, от неожиданности отступившего на шаг.

— Н-да, — потянул он. — Похоже, тут ловить нечего.

Они собрались уйти и заняться планированием новой тактики. Со стороны улицы послышался смех. Группа ребят, сгибаясь в три погибели, хохотали над изначально не предвещавшей успеха попыткой выпросить сладости у хозяина Серого дома. Вот только не их с Тундрой. Маленькая фея с тыквой в руках стояла, не зная, что ей делать. Слезы медленно наворачивались на ее бездонные глаза, а губы дрожали, подобно осенним листьям на ветру. Томаш взвесил мешок в его руках.

— Ну-ка посмотрим, как они будут смеяться над тобой после такого, — сказал он, высыпая уйму сладостей в сумку замершей от шока девчушки. Злорадный смех мгновенно стих. — А теперь беги.

Хлопнув несколько раз своими огромными ресницами, фея неверующе посмотрела на значительно наполнившуюся тыкву, а потом на ниндзя с удивительно пепельными волосами. Звонкий смех тут же разнесся по улице.

— Смотрите, смотрите! — Ребятня долго провожала с открытыми ртами скачущую прочь малявку, на весь мир оглашавшую свою радость.

— Понимаешь, Тундра? — вновь спросил Смоук, стоило им немного отойти от дома.

Лиэнг ничего не ответил.

В небольшом городском парке людей было значительно меньше, но часть ребятни, со своими уставшими от долгой ходьбы родителями, отдыхающими на лавочках, носилась вокруг по-прежнему работающего фонтана с громкими визгами.

Густые тени деревьев, не до конца успевших расстаться с укрывавшими их листьями, прятали под собой пару воинов, что также бездельно устроились на затерянной в глубине парка скамье. Томаш перебирал новодобытые сладости, избирательно откладывая те немногие, что могут прийтись ему по вкусу, пока Лиэнг недвижимо наблюдал за скудным окружением, о чем-то размышляя.

— И всё же, «зачем»? — он никак не мог уложить в своей голове концепцию альтруизма по отношению к абсолютно незнакомому человеку.

— Знаешь, как еще бы тебе это сказать, — Смоук медленно подбирал нужные слова, — радость, она не только в том, чтобы что-то получить, но и чтобы что-то отдать.

Нет, ледышка и в этом плане оказался непробиваем. Томашу трудно было принять это, но он изо всех сил напоминал себе, что его друг с раннего детства не знал ничего, кроме клановых стен и законов выживания в них.

— Ну вот, например, почему ты остановил меня тогда? — напомнил он о ситуации перед Серым домом.

— Не знаю. — То, что Тундра сам не мог дать точный ответ, лишний раз доказывало, как мало он понимал о самом себе. — Нас бы заметили, вероятно.

— Значит, тебе было абсолютно плевать на ту мелочь, и что она бы почувствовала, увидев расправу? — критически заключил «призрак».

Тундра свел ближе густые брови, оставив вопрос висеть в воздухе. Но Смоук догадывался, что происходило в его забитой снегом голове.

— Ты упустил шанс, — продолжил он. — Практически, отдал его ей, но в иной форме.

Обычные люди не привыкли бороться за собственную жизнь так, как это делали ассасины Лин Куэй. Будни их были наполнены нудной рутиной, или яркими путешествиями. Им не требовалось задумываться о том, что любая мелочь смещает шкалу выживания в ту или иную сторону. Отдать чего-то, значило откатить себя к гибели, отобрать — превознести до недостижимого спасения. Они смеялись, дарили друг другу подарки и забывали об этом в следующее же мгновение, наполняя собственную душу нечто иным.

— Это то, что ты чувствуешь, когда безвозмездно что-то даришь другому. Порой, это даже не материально. Ты просто понимаешь, что поступил правильно, где-то в глубине ощущая от этого моральное удовлетворение.

— Так суть в удовольствии? — Наконец, Тундра пришел хоть к какому-то прогрессу.

— Это две стороны одной палки.

На воина непонимающе посмотрели.

— Чего?

— Выражение такое, — уверенно пояснил Смоук. — Вроде как «одно и то же» означает.

Задумчивое молчание воцарилось между ними. Лиэнг перебирал в руках подаренную ему странной женщиной пастилу, приходя к каким-то своим неясным умозаключениям. Действо вокруг фонтана заметно снизилось; дети тяжело дышали, стремясь распахнуть свои курточки после бега, но родители им не позволяли. Пастила замерла в тот же момент, как в голову криоманту пришла мысль. Он глубоко вдохнул, поднес к губам неплотно сжатый кулак и выдохнул в него поток ледяного воздуха, остатками заструившегося к земле морозным паром. Потом сжал пальцы, сверкнув укрытыми снежной пеленой глазами, и выбросил руку вверх, по направлению к людям. Искрящая сфера кометой рванула к фонтану, взорвавшись в небе над ним мириадами кристаллических снежинок, вскоре упавших на землю. Дети, радостно взвизгнув, носились по небольшой площади, ловя языками холодные частички подступающей зимы, пока родители их, вначале непонимающе вертевшие головами, тепло улыбались. Через несколько минут наблюдений за всеобщей радостью, Лиэнг заметил на себе хитрый взгляд Томаша, который, к его удивлению, не проронил ни слова.

Внезапно, лица обоих приняли настороженный вид. Они подскочили, почти увернувшись от броска, но две цепкие руки до боли впились им в плечи, рывком посадив на место.

— Стоять, беспризорники! — прозвучал глухо искаженный за плотной маской голос, по-прежнему отдающий ледяными иглами. — Чем вы тут занимаетесь?

Двое обернулись, к собственному ужасу встретившись взглядами с сияющими кристаллами радужек старшего криоманта. Смоук был готов поклясться, что лучше бы их выследили местные фараоны, чем Саб-Зиро. Впрочем, по виду его нельзя было сказать, что тот злился. Ну, больше, чем обычно.

— Опять ты следил за нами! — возмутился Тундра, стряхивая с себя руку брата.

— Я просто зашел проведать вашу цель, — довольно спокойно отмахнулся Би-Хан. — Он уже подостыл в ванной с кровью. Странное время, чтобы лишать себя жизни, и вряд ли полиция так легко поверит в это, но других вариантов у них не будет. — Он с силой похлопал воинов по плечам, отчего те поморщились, и выпрямился. — Чисто сработано.

— Как ты тогда оказался здесь? — никак не мог угомониться Лиэнг.

— Выполнил свое задание, а потом совершенно случайно заметил двух прохлаждающихся воинов, преспокойно получавших подачки в соседних домах. — Ассасин медленно обошел их, бесшумно ступая по прелой листве, встав перед лавкой. — Так что это я́ спрашиваю: какого черта вы здесь забыли, еще и с целой горой сахара? Ты, — он ткнул пальцем в Лиэнга, — даже не ешь его.

— У нас проходит исследование праздника «Хэллоуин» как явления всеобщей радости, — на одном дыхании выпалил Томаш. Саб-Зиро приподнял брови. — Пытаюсь донести до Тундры, что в этом его суть.

— Хм. — Старший воин перекрестил руки, одной из которых задумчиво потер маску. — Вот тут ты ошибся.

— Это еще почему?

— Посмотри на них, — Би-Хан указал в сторону фонтана, вокруг которого до сих пор вились дети и снежинки. — Радость этого общества – как и печаль, и тревога, и скука, – это каждодневное явление. Общество – но они разрознены. У них нет единства, которое есть у нас. Для этого, они придумали праздники. Много людей собирается, ведомые одной целью.

— И… в чем же суть? — Томаш развел ладони к небу.

— Суть в единении.

— Единении радости! — довольно воскликнул он, быстро стушевавшись, под гневным взглядом старшего воина, но всё равно продолжил. — Говорю же: это две стороны одной палки!

— Чего? — в точности повторил реакцию брата Би-Хан.

— Выражение такое. Это значит…

— Дурачье ты, Смоук, вот что это значит, — беззлобно оборвал его Саб-Зиро, чтобы исправить. — «Две стороны одной медали».

Томаш было открыл рот, чтобы отстоять свою точку зрения.

— Он прав, — совершенно неожиданно подал голос Лиэнг. — Они вместе блуждают по домам, выговаривая заученные фразы; вместе восторгаются украшениями, в обычное время призванными пугать; вместе кормят своих Голодных духов; вместе наслаждаются этим. — Он сделал небольшую паузу, но никто не проронил ни слова. — Они радуются времени, проведенному рядом. Объединенные одной целью, и одним счастьем – <i>живут</i>.

Значительно позже, под глухой рев турбин, втягивающих разряженный воздух на высоте нескольких тысяч метров, Би-Хан размышлял над словами младшего брата, прислонившись к жесткой стене грузового самолета. Когда ты всю жизнь (или почти всю) проводишь в клане, сама суть которого объединение людей под эгидой одной цели, по большей части заключавшейся в беспрекословном служении его принципам и воле грандмастера, становится трудно отличить единение вынужденное, от свободовольного. Никаких близких связей, кроме как родственных, в Лин Куэй не поддерживали. Значит, оставалось единение, завязанное исключительно на принуждении, изначально не подразумевающем какого-либо внимания к желаниям воинов. А о таком понятии как «счастье» речи так вовсе не шло.

Но связывали ли их небольшую группу одни лишь цели клана? Би-Хан вновь взглянул на уснувших в темном закутке воинов, вплотную прислонившихся друг к другу спиной. Очередная убитая жертва не мешала им мирно спать; не мешала жить, впитывая в себя каждую секунду проносящегося времени. Вместе преодоленные трудности, и общие на всех воспоминания, приносившие тепло в оледенелые души.

Было ли в их жизнях счастье?

Наверное было.