Ветер гонял по земле подсохшие листья. Шелестели полуоблезлые ветви деревьев. С неба накрапывал мелкий холодный дождь. Капли его стекали по крышам старых, давно заброшенных домиков, стучали по металлу ржавых автомобилей, впитывались в древесину и окрашивали её в тёмный блестящий цвет. Попадали, вызывая неприятные чувства, за воротник.

Мерзкий выдался день.

Его промозглая сырость, впрочем, прекрасно соответствовала настроению сталкера, стоящего неподвижно. На душе было тяжко и гадко. И словно кошки скреблись в сердце тянущие болезненные чувства.

Ржавый смотрел на могилу перед собой.

Простой деревянный крест, вогнанный в земляной холм. Ни цветов, ни венка. И даже таблички нет. Приколотить бы, чтоб хоть по-человечески было, посидеть с ножом, вырезав имя и дату. Дату... Блять, а он ведь даже не знал когда его день рождения...

Закусив губу изнутри, сталкер сжал кулак. Выдохнул долго. И, потянувшись к карману куртки, достал оттуда пачку мятых сигарет, попытавшись закурить.

Бесполезно. Спички совсем отсырели. Выругавшись, Ржавый сжал коробок и с размаху запустил его в близрастущие кусты.

В месте падения взметнулся с явственным шипением воздух. Спустя мгновение оттуда вдарила огненная струя. Листья на земле вокруг неё принялись чернеть и сворачиваться, а дождь испарялся, не успевая даже долететь до самого пламени.

Жарку, значит, принесло недавним выбросом. Отметить бы её. Но...

Впрочем, наплевать.

Выдохнув долго, сталкер снял с плеча рюкзак. Чуть завозился со шнуровкой, матернулся, но раскрыл его. Покопавшись, извлек наружу свёрток – округлый, слегка вытянутый предмет, замотанный чистой тряпкой. Распаковал.

На ладони светился артефакт. Красивый, похожий на каплю янтаря на куске камня.

– Не успел я тебе его отдать тогда... Оставлю хоть сейчас.

Склонившись, Ржавый положил его на землю у креста. Но, подумав, покачал головой – так украдут. В Зоне много хороших ребят, но плохих гораздо больше.

Вытащив нож, он сел на корточки и принялся копать. Подмокшая почва давалась тяжело, но, к счастью, большой ямы было и не надо. Вскоре сверкающий шарик скатился в неё, подтолкнутый сбоку – земля укроет его и спрячет. Осень застелет покрывалом упавших листьев. А по весне на могиле вырастет трава, и уже никто не отнимет подарок Ржавого у того, кому он предназначался.

– Пусть всегда тебе светит эта Звезда. Прости меня, друг. И прощай.

Он никогда не умел говорить длинные речи.

– Он был хорошим человеком, да?

Ржавый вздрогнул едва заметно и обернулся. То ли Воробушек подошёл тихо, то ли задумался он совсем... Теряет хватку.

– Он был товарищем каких поискать. Не раз спасал мне жизнь. В последний раз – ценой собственной.

Выдохнув горько, он замолчал. Молчал и учёный. Стоило дать сталкеру время попрощаться с другом – и он это понимал.

Впрочем, оно не затянулось слишком надолго.

Поправив повешенный на перекладину противогаз, так, чтоб туда не заливалась вода, Ржавый отступил. И, обернувшись к Воробьеву, оглядел его, привыкая к отсутствию оранжевого комбинезона.

Тот уже переоделся в штатское – простая куртка, джинсы, осенние ботинки. Видеть его в этом было совсем непривычно, но... Нет, всё-таки ему шло. Особенно – отсутствие шлема, вечно мешавшегося когда надо и не надо.

А ещё – источающая мягкий свет "душа" на простом шнурке, спасшая ему жизнь.

Под пристальным взглядом тот смутился. Прямо как в первую встречу.

– Что-то не так?

– Все так. Любуюсь я просто, красивый ты.

Подметив покрасневшие от этих слов щеки, Ржавый не сдержал лёгкую улыбку. День начинал потихоньку становиться лучше.

Он все еще хромал. Плохо слушалась рука. Приходилось колоть ему обезболивающее – к счастью, Петренко отсыпал щедрую порцию медикаментов. Эх, золотые все ж руки у старика, и сердце доброе – пусть бы хоть сколько ворчал, отчитывая за неосторожность! Вытащил его Воробушка. Спас сразу две жизни – его и Ржавого.

Коробка с деньгами и вытащенными со всех схронов предметами для изучения была меньшим, чем сталкер его мог отблагодарить. Профессор, правда, упрямо отказывался принимать подарки за "само собой разумеющееся". Потому и пришлось втихую запихнуть её ему под стол. Так не отвертится!

Ржавый же подошёл ближе к Воробушку и обнял его в приливе нежности. Несильно, помня о заживающих ранах. Тот стиснул его в объятиях в ответ и прижался к груди.

– Я люблю тебя.

– Я тебя тоже.

Лишь спустя несколько минут они отпустили друг друга. Учёный бросил взгляд на дождливое небо. Сморщился от мелкой капельки, попавший в глаз, и, протерев его, произнёс.

– Вертолёт вот-вот тут будет...

– Знаю.

Отчего-то замялся после этих слов. Отвел взгляд, опустил глаза. Сталкер нахмурился – его что-то тревожит?

– Случилось чего, Воробушек?

– Да я вот это... Спросить хотел. Скажи... Ты точно не жалеешь об этом решении? Тебе же здесь нравилось, и...

Поцелуй не дал ему договорить. Мягкий, но долгий. Любящий. Так, чтобы не осталось сомнений, страхов и глупых вопросов.

– Я обещал – произнёс он наконец – И я не жалею.

В Зоне Ржавому было хорошо. Зона могла дать свободу. Деньги. Сокровища каких нигде не отыщешь. Но все же...

Зона не могла дать ему самого ценного, того, что он обрёл так неожиданно, и едва ли не потерял. И потерять его снова, окончательно...

Нет. Он уже успел ощутить в те несколько часов, каково будет жить без него. И часы те были страшнее выброса, от которого пришлось прятаться в подвал набитый спящими кровососами.

– Я не жалею.

Треск лопастей вертолета донесся издалека, медленно приближаясь к месту, где стояли двое. Сталкер погладил учёного по щеке и отступил. Улыбнулся слегка.

Попрощался с другом. С Зоной. Дела были выполнены. На душе теперь было спокойно.

Что ждёт его там, на большой земле? Что встретит его? Кем станет бывший сталкер и как там приживется? Ответов он не знал. Но о них можно будет подумать и гораздо позже.

В любом случае, уверен он был в одном. Он жив. Его любимый тоже. Они преодолели все это. А значит...

– Все будет хорошо, Воробушек – произнёс он нежно, глядя в голубые глаза напротив. И, подумав, исправился – Все будет хорошо... Юра.