— Ну и что он нам сделает? Блять, да припугну хорошенько, крашенный зассыт даже сказать кто ему лицо раскрасил!
— Вань, если у самого мозгов нет, то меня хотя бы не подставляй.
Конечно, если Фоминов решительно захочет поквитаться с Воскресенским, не думая о последствиях, Даня его никуда не отпустит. Он вообще-то не только о себе думает, но это драчливому парню знать необязательно. Ваня сейчас на взводе, нужно просто переждать этот бурный поток оскорблений и угроз, которые до синеволосого так и не долетели. Со стороны можно посчитать, что до ссоры между самими парнями осталось всего ничего, но на самом деле все совсем не так. Вечно лезущий разобраться "кто прав, кто виноват" простым способом, Ваня бы уже давно стоял рядом, агрессивно щерясь и готовясь сорваться в любой момент. Но он только курил в окно, выплевывая едкие слова и зябко ежась, пока Якушев готовил нехитрый ужин рядом. Наверное понимал позицию рыжего, но признать вслух это не мог.
На самом деле Даня не винил его. Ни в этом упертом желании отстоять свою (не)правоту, ни в его агрессии на Шурика. Бьет проныра прямо в цель, по самому больному — этого у него не отнять. Даже не зная всей истории Фоминова, быстро сложил два плюс два: его гопническую натуру с прилагающейся бесплатно гомофобией и его нежные, неловко скрываемые чувства к таксующему соседу. Это Дане было откровенно плевать на подъебки со стороны, его куда больше заботили простые бытовые вопросы вроде "Выйти ли на ночную смену?", "Что приготовить на завтра?" и "Как заставить Ваню наконец-то убраться в квартире, его очередь вообще-то".
Не сказать, что у Вани была особенно тонкая душевная организация, но осознание собственной причастности к сексуальным меньшинствам, как подарок на двадцатилетие, действительно неплохо так ударило по его психике. Всю жизнь ты был "четким пацаном с района", а теперь оказывается, что ты — вот такой, как этот крашенный в шмотках девчачьих. Открытие внезапное и очень неприятное, как тогда считал Фоминов. Они стараются не вспоминать, что прежде чем начать переосмысливать свою жизнь, успели пару раз подраться, потому что конкретно сейчас Даня почти гордился своим парнем. Перебороть воспитание и менталитет страны, принять самого себя и пытаться измениться ради своей любви — это многого стоит. Ваня, конечно, кривится и фыркает на "любовь", но сбегать уже не спешит. Наоборот, все больше устраивается во внезапной семейной жизни, гопническое поведение постепенно немного меняет, подработку вон берет себе. Переезжает в данину однушку. Не уворачивается от поцелуев и сам вечерами лезет обниматься. Большой прогресс по сравнению с разбитыми носами примерно полгода назад.
Только с Шуриком все стоят на месте. Даня к парню не имел совершенно никаких чувств, иногда мечтая, как прекрасно бы они сосуществовали в одном дворе, если бы Фоминов не лаялся с Воскресенским каждый раз, когда они внезапно сталкиваются. Ах, мечты-мечты. В действительности Ваня пресекал любые попытки разговоров об этом, даже если упреков в них не было. Из "пидора ебливого" Шуру переквалифицировали в "пидора, потому что человек ебливый, а не потому что в жопу дает", ведь Ваня же тоже в жопу дает оказывается, негоже это по своим стрелять. Шура "своим" стать не может по огромному списку причин, в который сам дров подкидывает, раздразнивая стебом и разбазариванием правды о чужих отношениях. Якушев считает, что оба они в разной степени косячат, но высказываться вслух не спешит, а то еще выгонят спать на кухню. Даня когда-то, наученный опытом с девушками, думал "Вот пообижается и ночью сам придет звать в кровать". Но Ваня оказался фантастически упертым. Будет мерзнуть, страдать в одиночестве, но первым мириться не придет. "Что ж, мы не сильно гордые," — думал Даня, а потом вытрахивал из парня все нужные слова. У него тоже есть методы управления этим упрямцем.
Оказывается, что хахаль у Шурки не простой. Сам Хольт в их обшарпанный дворик заезжает. Это Ване, привязанному только к своей качалке и продуктовому на углу — там тетя Наташа продает пиво после одиннадцати, а такое нужно ценить, — плевать на известную фамилию, а Даня уже панически думает, как скоро им открутят головы за прессинг любимого развлечения Августа. Он ведь видел их обоих, видел номера машины. Полный пиздец. Расставаться с любой деткой, на покупку которой собирал деньги старательно и долго, Якушев категорически не хочет. Может, стоит вовремя извиниться за весь этот гон Вани?.. "Хольт" вроде бы не чеченская фамилия, но вдруг все равно сработает.
Попытка прийти с извинениями к самому Шурику парнем может восприняться как очередная угроза для жизни, да и Фоминову не втолкуешь зачем оно нужно. Сначала засмеет, что Даня зассал, а потом обидится, мол, переметнулся на другую сторону.
— Балда ты, Ваня! Вот не обращал бы внимания на него, так и не было бы у нас проблем! — устав от мыслительных мучений раздраженно ругается Якушев, вырубая газ и махая рукой, чтобы Ваня окно наконец-то закрыл, а то хрен прогреется квартира потом.
— Да какие проблемы? Он бы раньше на нас наехал, если бы хотел, — парень под осуждающее цоканье выкидывает окурок в окно, которое потом закрывает поплотнее, и садится за стол, — Не ссы, нормально все будет.
Ваня немного молчит, хмурится и наблюдает за раскладывающим жареную картошку по тарелкам Даней. У него самого всегда сгорала. Только с приходом Якушева в его жизнь, Ваня и стал более-менее нормально питаться, нормально работать, нормально отдыхать — не в привычном комбо "пиво плюс драка в подарок", — нормально жить. Готов ли он признаться, что дорожит всем этим? Новой жизнью, отношениями, Даней? Пусть и побороть внутреннюю гомофобию ему удалось, но вот к официальным заявлениям он все еще относился очень настороженно и с опаской. Потому и реагировал так на слова Шурика. Если парень уже научился не скрывать ориентацию и оставаться в безопасности — не без ваниной помощи в некотором смысле, — то у Фоминова с этим все было плохо. Окружающее его с самого детства и до нынешнего момента общество ни за что не примет его ориентацию, только отпиздят за углом, да растреплют всем знакомым. Ваня лишится всего, что было у него. Он не уверен, что в данный момент готов все бросить и остаться с одним только Даней. Всю жизнь скрываться кажется не слишком приятной перспективой, но оттянуть момент грандиозных перемен хочется как можно больше. Не будь Ваня таким упертым и гордым, быть может однажды признал бы — Воскресенский по-своему очень сильный и смелый человек.
— Ладно, не буду я его больше цеплять, — бурчит парень, упираясь кулаком в щеку и опуская взгляд, а после быстро добавляет, — А то кто мне картошку жарить будет? Не этот пидор же.
Даня вскидывает удивленный взгляд и громко вздыхает с улыбкой. Вот до последнего будет оттягивать признание! Впрочем, оно Якушеву и не нужно. Куда важнее слов действия. Он поднимается с места и коротко целует буйную голову Вани, игнорируя тихое фырканье.
— Только за готовку и любишь меня, — мягко журит парня Даня, возвращаясь на место и принимаясь за ужин, — Но знаешь, я был бы не против увидеть тебя в таких же шмотках, как у Воскресенского. Просто как эксперимент!
— Иди ты в жопу, Якушев!
— Как только, так сразу.