От предложения еще немного провести время в постели Алтан отказался, но удостоил Вадима поцелуем в пострадавшую щеку и виноватым взглядом за свою резкость. Теперь же от ласки мужчины он уворачивался под предлогом "Ничего не будет до первого свидания". Вадим, впрочем, не злился на кокетство, готовый ждать сколько требуется. Да и сам ведь говорил, что хочет узнать ближе. Но раз до свидания еще долго, за окном темнеет, а они уже вместе, то решение, чем занять себя, пришло быстро.

Они разбежались на десять минут, чтобы привести себя в порядок и встретиться уже на кухне. Если Дракону потребовалось разве что душ принять и накинуть уже пригретый вниманием и телом халат, то Алтан из своих покоев выплыл в совершенно другом амплуа, которое Вадим уже имел честь видеть. Эротичный костюм и нагота сменились домашней яркой пижамой с абстракцией, волосы собраны в потрепанный пучок, а красные глазки спрятались за прозрачными линзами очков, которые Дагбаев важно поправлял на носу, шаркая тапочками по полу.

— Чай? Кофе? — Алтан проходится взглядом по оставленной Алимой запиской с отчетом по дому, кивает сам себе и поднимает глаза на Вадима.

А мужчина вновь засматривается им, таким домашним, расслабленным, уютным. Парня откровенно хочется затискать, в прямом смысле. Сердце переполняется трепетом, порывом нежных чувств и желанием тактильности, объятий, ненавязчивых поцелуев в кудрявую макушку. Им столько всего ещё нужно обсудить, рассказать о себе и узнать друг о друге. Но сначала на берегу договориться о базовом поведении — дельная и довольно прикладная практика с Темы.

— Давайте чай... Вернее давай. Или мне так и продолжать к тебе "на Вы" обращаться? А касаться больше можно? Или это тоже только после первого свидания?

— Можно, — кивает Алтан, ставит чайник кипятиться и опирается поясницей о столешницу, развернувшись к Вадиму, — И можно на "ты", конечно.

Ему отдельно приятно, что мужчина продолжает обо всем спрашивать. Не то, чтобы это обязательно и с Дагбаевым во всем нужно осторожничать, но когда ты точно уверен, что человек против твоей воли ничего не будет делать, все-таки спокойнее. Особенно такому паникеру и осторожному планировщику, как Алтан. Вечно сидеть в скорлупе своих переживаний и недоверия он не может и не хочет.

Дракон откладывать открывшиеся возможности не собирается. Встаёт, в два шага подходит к парню и обнимает его. Кажется, давно так ни с кем не обнимался. И наконец-то может прижать к себе Алтана аккуратно и трепетно, без двойных смыслов. Может ненавязчиво зарываться носом в чёрные вихри волос, улавливая цветочные ароматы шампуня. Может чувствовать бескорыстное тепло рядом, на своём плече, на груди, от обнимающих в ответ рук.

— Не хочешь познакомиться более тесно? Как насчёт игры, типа "ста вопросов"? Будем спрашивать и отвечать по очереди. Я даже за повышение градуса вопросов, если и ты не против.

— Никогда в такую не играл, — тихо смеется Алтан, обвивая руками Вадима за талию и укладываясь щекой на его плечо, — Но попробовать не против, звучит интересно. Спрашивай ты первый.

Спрашивать про рост-вес и прочую физиологию смысла нет. Некоторые выводы мужчина уже успел сделать. Больше хотелось узнать прикладные, бытовые вкусы и интересы, для более полного портрета и подсказок к дальнейшим ухаживаниям в том числе.

— Хм, начну с житейского. Почему ботаника? Мне казалось, что молодёжь, живущая в таких хоромах, более склонна к управленческим профессиям, к финансам и политике.

— Это имущество моей семьи, у них бизнес в Китае. Меня бы тоже наследником туда упекли, если бы не сестра. Ей как раз ближе управление и финансы, поэтому она благородно забрала это бремя, оставив мне возможность возиться с моими "цветочками". Мама с детства поощряла любые мои увлечения, которые были как можно дальше от семейного бизнеса, так что я выбрал то, к чему душа больше всего лежит. И не спрашивай почему именно ботаника, иначе в конце концов я случайно устрою лекцию на полтора часа об отвратительной экологии в наше время. Да и моя уже очередь спрашивать. Что значит твоя татуировка? Ладно, с драконом еще более-менее можно догадаться, но... Волк?

Вадим усмехается, опуская нос к груди, которая, правда, закрыта объятиями. Но неужто он собственный раскрас не помнит?

— Про экологию и цветочки я, кстати, с удовольствием бы ещё послушал. А это... Это дело молодое, так скажем. В плане, был я ещё моложе, чем сейчас, — сам усмехается повторно на подобную формулировку, – влюбился сильно в сослуживца с фамилией Волков, ну а для меня он Волчиком был. В общем, докатился я до этой вот росписи. Но мы потом как взрослые люди разошлись, когда контракты кончаться стали. Рассудили, что даже при общем травматичном опыте, на гражданке вместе не уживёмся так, как на фронте. Он тут своё счастье, кажется, быстро нашёл, уже приличный "семьянин". А мне поискать подольше пришлось. Но ведь кто ищет, то всегда найдёт, верно?

Широкая ладонь нежно поглаживает изгибы спины. Дракон немного сомневается в необходимости этого откровения. Вдруг Алтана отпугнёт перспектива часто видеть и понимать смысл этого трофея из прошлых отношений мужчины?

— Кажется эти "волки" умеют влюблять в себя до безумных поступков, — чуть шокированно усмехается парень, — Признаюсь честно, я ожидал более серьезной причины, но корить за шальную молодость не буду. А ради меня ты тоже набьешь что-нибудь?

Шутит, конечно. Но взгляд с хитрой улыбкой тем не менее поднимает пытливо.

— Хоть на лице, хоть целиком забиться, — Вадим улыбается в ответ и оставляет звонкий поцелуй на высоком лбу. Отвечает особо не раздумывая, но отказываться от слов, произнесённых перед Алтаном, не будет. Хоть если эту выходку осуществлять так радикально, то в вузе уж точно не переживут. Но это не столь досадная потеря, которая с лихвой окупится эмоциями от романтичной авантюры.

— Теперь то, что до этого озвучивал. Я на твои глаза наглядеться не могу. Почему они у тебя красные такие?

— Не знаю, на самом деле. Это что-то генетическое, у всей семьи такое. В комплекте еще отвратительное зрение идет, — закатывает эти самые глазки Алтан, очевидно не сильно разделяя восхищения Вадима, — В темноте клуба красных глаз не видно. Почему ты подсел именно ко мне?

Мужчина берёт задумчивую паузу. Взгляд плавно скользит по чертам, ныне абсолютно домашним, с минимумом напоминаний Господина месячной давности.

— Помимо глаз было множество других причин. Ты отличаешься от остальных Доминантов. Такие, как тот же Хольт, для меня смотрятся довольно скучно. А в тебе сразу была самодостаточная и непоколебимая стать, элегантная справедливая строгость и умение воспитывать. Что скрывать, мне лицом и фигурой ты тоже очень понравился. А ещё повезло со свободным местом рядом. И с тем, что ты свободен был. Наверное, из-за того, что я был тогда под градусом, что-то могу помнить смутно, но то, что ты меня сразу очаровал — бесспорно. Хотя, может, и выражал я это несколько в неподобающих фразах и действиях. До сих пор немножко совестно, однако я только рад и ни разу не пожалел, что всё именно так сложилось.

— И ты эти стать, строгость и умение воспитывать увидел через все свое опьянение, да? — с легким укором спрашивает Алтан, сам не понимая, просто шутит он или пытается выпытать у Дракона "настоящую" причину, которая настоящей вовсе и не является.

— Помилуй, я же не вусмерть был пьян, — виновато улыбается мужчина, — Так, для храбрости надбавил, хотя больше вышло для наглости. Ну и если серьёзно — правда по-другому сказать не могу. Может и бессознательно понял, что хочу к тебе в сабы. А тебе встречный вопрос — почему ты за меня взялся, хоть я, кажется, абсолютно не по комплекции твоих прошлых сабов, ещё и повёл себя так некрасиво?

Дагбаев отвечает не сразу, раздумывая над словами Вадима. Его ответом он остается доволен, а себе дает несколько секунд уютной тишины, чтобы выбраться из теплых объятий и выключить кипящий чайник.

— Откуда ты знаешь, что у меня раньше были только сабы другой комплекции? — он наконец находит за какой хвост поймать Дракона.

— Ой, мне это, кажется, Мальвина сказал, когда в первый раз из клуба выпроваживал. Вон как, запомнил, — мужчина удивляется и радуется сам себе, садится за стол, дожидаясь чай и не мешаясь под ногами, — Так и всё-таки там мой вопрос ещё повис.

— Просто захотел разнообразия. Люблю трудности, — отвечает Алтан и отворачивается, чтобы начать звонко бренчать доставаемыми чашками.

Вылетает это настолько легко и заученно, будто он каждый день врет всяким Драконам о таких мелочах. Он и сам этого не замечает, пока через секунду не осознает, что именно сказал. Точнее, что не сказал. Правда, так бережно охраняемая, будто лишний взгляд разобьет ее, разобьет Алтана, разобьет весь его выстроенный безопасный мир, сейчас проглатывается тяжелым комом. Он привык выдавать нужные отговорки на важные и не очень темы, привык умело вертеться вокруг своей легенды и маленькой бытовой лжи, у него не дрожат руки, не бегают панически зрачки, он максимально спокоен и с вежливой улыбкой ставит перед Вадимом блюдце с зеленой очаровательной чашечкой. Ставит и думает, что лучше бы разревелся в пугающей истерике сию минуту же.

Сухость ответа замечает и Дракон. Всё ещё не доверяет? Наверное, вообще оправдать это недоверие можно, логика и мотивация у этого есть. Но они же всё-таки не первый час друг друга знают и стремятся сейчас узнать поближе. Свою причину наглого выбора Доминанта Вадим попытался аргументировать максимально честно и искренне, а от прагматичного, внимательного и осторожного Алтана эта двусложная отговорка звучит как минимум полуправдой.

— Почему такой умный с, несомненно, приличным образованием человек, решил зарабатывать на жизнь контрактами? Как историк, ты лучше меня должен знать, что ничего хорошего в этом нет, так что я в жизни не поверю в то, что ты продолжил армейское дело из большой любви к Родине, — Дагбаев садится напротив, оборачивает подмерзшие пальцы вокруг своей чашки и смотрит через линзы очков почему-то внезапно отстраненно.

— И ты будешь абсолютно прав, — кивает Дракон, поднеся чашку к губам и подув на кипяток, — Здесь минимум патетики и красоты, всё очень прозаично. Деньги, мне просто нужны были деньги. Молодого специалиста без связей и ощутимых заслуг не берут на злачные места. Каким бы ты ни был умницей с горящими глазами и сердцем, ты всё равно разобьёшься о действительность низких зарплат учителей. Сначала думал, что затяну пояса и ничего так, справлюсь, а после понял, что даже так не получается. Жить впроголодь не хотелось, поэтому я нашёл самый быстрый и подходящий для меня на тот момент вариант. А там съездишь разок, попробуешь лихую жизнь на вкус, да расстаться с этим вкусом не сможешь. Я остановился только после третьего, и то в мирной жизни, как это не странно, тоска берёт. Свист пуль, риск и адреналин кажутся заманчивее спокойной жизни. А там уже и вероятность осознать себя убийцей возрастает. Я и сам грешным делом задумывался, что к нормальной жизни не вернусь, что кончились мои человеческие эмоции и качества. Но преподавательская профессия, где уже горел зелёный свет, с каждым разом всё объёмнее и осязаемее становилась. А главное, что у меня снова сердце бьётся то аритмично, то громко и горячо, но вовсе не от звуков войны. Я невероятно рад был осознать, что влюбился, что я ещё могу чувствовать, что могу созидать, а не только разрушать. Что я могу дарить внимание, тепло, любовь, а не только смерть. Ты действительно меня спас, спасаешь сейчас просто тем, что ты появился в моей жизни со всеми своими качествами и характеристиками, которые я уже знаю и люблю, или которые мне только предстоит узнать и, конечно же, полюбить. Мне как будто второе сердце дали, которым весь мир объять можно, но, главное, тебя.

Алтан скромно опускает взгляд и прячет смущенную улыбку в чашке. Вместе с разливающимся в груди теплом его еще сильнее захлестывает стыд за ненужную ложь. Вадим с ним открыт до оголенного сердца и бесконечно честен, а Дагбаев не может даже признать свою слабость. Дракон не станет делать ничего такого, что не делал бы ранее, если узнает, что Алтан просто-напросто боится "его типажа". А теперь пойди и объясни это мозгам, которые действуют на опережение.

— Мне очень приятно, что я вызываю у тебя такие чувства, — он подбирает слова осторожно, отчего речь растягивается и делается задумчивой, — Ты меня тоже в некотором смысле спасаешь. Большим, чем просто ответной влюбленностью.

И без того горящие серые глаза вспыхивают ещё ярче от словосочетания "ответная влюблённость". Однако от внимания мужчины не уходит то, что Дагбаев всё ещё забирается в броню замалчивания.

— А чем я спасаю тебя? — Вадим осторожно касается его руки, надеясь убрать лишнее напряжение через тактильный контакт.

Рука Алтана переворачивается ладонью вверх, чтобы обхватить ладонь Вадима. Она у него большая и горячая, надежная. Парень медлит с ответом специально, лишь бы не ляпнуть что-то, чего говорить совсем не хочется. Лишь бы снова не соврать.

— Тем, что ты просто такой хороший, — улыбается Алтан, сам понимая, что ответ его звучит еще страннее, чем если бы он соврал, а потому старается хоть немного объяснить эту странную в, будто бы, отсутствии смысла фразу, — Я немного... Недоверчив к людям, как ты мог заметить. И мне было сложно принять, что ты и правда не имеешь никаких злых умыслов. Один лишь факт того, что ты, вот такой с неоднозначным прошлым и пугающим поначалу поведением, оказался на самом деле очень замечательным, трепетным и нежным человеком... Этот факт перевернул мое устойчивое мнение о мужчинах.

Дракон выдыхает, наклоняется и целует раскрытую ладошку в своей руке, которую после снова мягко сжимает. Всё-таки не в нём проблема, это уже радует. Однако то, что у Дагбаев в принципе были такие убеждения, настораживает: это логичная и объяснимая настороженность гражданского перед головорезом из горячих точек, или что-то иное, хуже?

— Спасибо за комплименты, — с добром улыбается мужчина, — А откуда эти убеждения? Или тебе говорить не хочется? Тогда хорошо, всё в порядке, я не требую.

— Да, если не против, я расскажу об этом как-нибудь в другой раз, — рука машинально тянется огладить пальцами края уже давно зажившего шрама, скрытого высоким воротником кофты, но Алтан вовремя одергивает себя, — Так... Чья там очередь?

Болтают они до поздней ночи, пока Алтан наконец не начинает зевать, а Вадим решительно заявляет что перед "самым замечательным и интересным свиданием" парню нужно хорошенько выспаться. К тому же с утра у того пары, в отличие от лентяйничающего мужчины. И Дагбаев честно прощается, желает "Спокойной ночи" и ложится спать, укутываясь одеялом по самый нос, вот только уснуть получается у него не сразу. Легкое волнение и приятные впечатления от вечера настолько его захлестывают, что унять разбушевавшееся сердце получается не сразу — самому стыдно становится, что он вот так реагирует. Ну не в первый же раз он на свиданку идет к невероятно симпатичному и хорошему мужчине! Но Вадима ставить в ряд с остальными нельзя — Алтан сам себе запретил, — Вадим совсем другой, совсем хороший и лучше прежних непременно и вместе у них все будет гораздо круче, чем когда-либо... Алтан с мученическим стоном утыкается лицом в подушку, когда понимает, что от сна снова совершенно далек.

Утром он вылезает из комнаты все еще помятый и не сильно выспавшийся, но все-таки еще помнящий про присутствие гостя в доме. Раз уж Вадим абсолютно серьезно хочет с ним долгих и настоящих отношений, то пусть привыкает к вот такому Алтану — это парень решил сразу, не сильно морочась с внешним видом, оставив волосы не собранными. В данный момент его куда больше волновало где бы заказать завтрак, потому что с готовкой у Алтана не сложилось, а кормить себя и гостя чем-то нужно.

Вадим находится перед кофеваркой. Стоит, чего-то там хозяйничает, а тихо подошедшей сзади Алтан только и хочет обнять его за талию и сонно потереться щекой по спину. Желание спонтанное и смущающее, но... Вроде бы так обычно парочки и делают? Это ведь нормально?..

— Доброе утро, — преодолевая все свое стеснение, Алтан все-таки сковывает Вадима в объятиях и прижимается к горячей спине, с удовольствием вдыхая витающий неподалеку запах кофе.

— Доброе утро. Как спалось? — улыбается в ответ мужчина, разворачиваясь в тёплых сонных объятиях, обвивает своими, поглаживая по спине и целуя парня в лоб, — Знаешь, у тебя так волосы красиво рассыпаются.

Дракон правда рад снова увидеть этот сонный, расслабленный и искренний образ, поэтому в приветствие добавляет такой незатейливый комплимент. Сам он также уснул не сразу. Не первую ночь уже его сон откладывался из-за мыслей об Алтане, а даже после того, как они начинают принимать всё более реальную форму, оставлять вадимово воображение не собираются. Только сильнее горят щёки, теплеет в груди и сладко тянет в животе.

Проснулся он всё равно раньше и побрёл по обыкновению на кухню. Готовить мужчину научила холостяцкая жизнь, хотя до шедевров ему всё равно далековато. Порой по старой памяти что-нибудь подкидывал Олег, как кулинарных дел мастер, варганящий изыски в огромных количествах с избытком, а "ты, Вадик, не успеваешь нормально готовить и есть". Успел Дракон пока окучить только кофеварку.

– Спасибо, – смущенно улыбается Алтан и заправляет прядь за ухо, наконец отцепляясь от Вадима, – Спалось хорошо. Еще лучше, если бы не нужно было никуда ехать, но увы. Закажем что-нибудь на завтрак? У меня с готовкой как-то не очень, честно говоря.

— Доставке ещё ж ехать, — Вадим прерывает свои интонации, рискующие перейти в лёгкое "стариковское" ворчание. Откровенность парня вызывает в нём всё растущие сильнее радость, уважение, умиление и любовь, — Я могу попробовать чего-нибудь приготовить. Без очень серьёзных ресторанных вещей, правда. Если ты мне доверяешь, конечно.

Вопрос относительно кухни сам собой звучит значительно глубже.

— У тебя есть куда более простые способы сделать со мной что-то, чем стараться над отравой, так что я все-таки доверюсь, — парень слегка оттесняет Вадима, чтобы добраться до кофеварки, — Но ты смотри: войду во вкус и заставлю тебя каждое утро готовить. Вот и будет "доминация и подчинение".

— Значит, мне нужно будет каждое утро просыпаться рядом, иначе с нашими пробками рискуешь не дождаться завтрака, — игриво замечает мужчина.

После завтрака они довольно быстро разъезжаются. Вадим — по своим делам, Алтан — привести себя в порядок перед занятиями. Если бы его сейчас увидел Шура, то непременно по-дружески засмеял. Все цветущее и влюбленное настроение Дагбаева само собой случайно отражается в легком очаровательном прикиде. "Влюбленный Верхний уже не доминант," — смеялся бы Мальвина. А уж о том, как сложно вернуться мыслями к дипломной работе и собственному проекту, который Алтан уже долгое время держит в секрете, и говорить нечего. Парень только и успевает вовремя обращать внимание на преподавателей, потом жалеть, что Вадим у него не преподает, и догоняться мыслью, что с таким лектором Алтан бы совсем учиться перестал.

Дракон же усилием воли заставил себя не спешить, вдумчиво доделать остаток задач, все равно то и дело прерывающихся воспоминаниями о сонных ластящихся объятиях со спины, которыми поздоровался Алтан сегодня утром. Вадим хочет накрыть эти изящные руки своими, хочет поцеловать каждый палец, переплести их со своими и повести на неспешную прогулку. О прогулке же он пишет парню, прикинув, что сейчас у того перерыв и совсем бессовестно отвлекать от учебы он не должен.

"Привет, Золотце! Гранит науки не утомил?

Давай я за тобой заеду после занятий?"

Алтан позорно закрывает лицо руками и беззвучно пищит. "Золотце". Всего-то одно обращение, ранее непозволительное, а он уже растекся в лужицу. Зная, как быстро Вадим схватывает настроение и приемы Темы, нетрудно догадаться о его реакции на алтановы кинки относительно нежности и похвалы. Вот стоит ему хоть разок упомянуть, какой Дагбаев старательный-замечательный ученик, как тот будет сражен в самое сердце. Непозволительная власть в руках Дракона, но Алтан почти готов преподнести ее на блюдечке — только продолжай называть Золотцем и заботиться.

Впрочем, Вадим с той стороны диалога вряд ли представляет душевные сладкие муки Алтана и многозначительное "прочитано пять минут назад" трактует по своему, поэтому парень спешит ответить.

"Привет, давай) Скучаю тут изо всех сил, заканчиваем через полтора часа."

"И я скучаю :(

Но считай, что я уже жду тебя у вуза!"

Через час мужчина уже сворачивал к дагбаевской альма-матер. Чтобы не вызывать лишних вопросов и подозрений, он не стал пользоваться вузовской парковкой, чудом найдя место в соседнем дворе. Очень мала вероятность, что они наживут огромных проблем совместным явлением на публике. Однако риск всё равно есть. Вадим-то справится с косыми взглядами "неравнодушных" коллег на раз-два. А ещё более вероятно, что все остальные преподаватели Алтана и вовсе не знают, от этого вполне спокойно допустят мысль о красивой пассии видного преподавателя, даже поздравят с такой удачей в личной жизни. Но вот для парня это может аукнуться сильнее. Как раз таки препода идентифицировать в Драконыче проще простого. Такую партию для ботаника на четвертом курсе, давно получившем свой зачёт по истории, всё равно могут посчитать корыстной и загнобить за якобы попытку добыть перед дипломом лояльность преподавательского коллектива через постель. Ну глупость же! Но поди, разубеди конкурентно настроенных студентов.

Однако встречать Алтана Вадим пошёл всё равно. Такая встреча уже невиннее, чем подсесть на вузовской парковке. Для невнимательных можно списать на случайную встречу, хотя историк очень даже уверен, что никто их выслеживать не станет.

Алтан выпорхает из дверей здания, сразу же выдавая свое нескрываемое скучание спешкой. Улыбается и скромно машет рукой — горячие приветствия едва ли будут здесь позволительны. На видного преподавателя едва оборачиваются, поэтому Алтан старательно делает вид, что встреча произошла практически случайно. Не успевает он толком подойти к Вадиму и поздороваться, как его опережает некая девушка — кажется, Алтан видел ее в числе первокурсников на той самой паре Дракона.

— Вадим Александрович! — она буйным огнем разделяет их, не обращая внимания на Дагбаева, и самым решительным образом упирает руки в боки, — Вы говорили, что разрешите пересдать. Давайте я вам сегодня быстренько все расскажу, раз уж вы здесь?

Уже улыбающийся в ответ Алтану, преподаватель выпрямляется, явно настигнутый врасплох. Вадим всегда слыл тем, кто идёт навстречу студентам и студенткам, поощряет за тягу к учёбе и пересдачам и выказывает уважение до тех пор, пока оно взаимно. Конечно, он имеет абсолютное право развернуть девушку до занятия на следующей неделе, но память о подобных эпизодах из своей вузовской жизни подбивает не игнорировать просьбу. Дракон очень надеется, что подобная память есть и у Дагбаева, поэтому он не шибко обидится за украденные минуты.

— Ох, Маргарита, не буду скрывать, сейчас Вы меня отвлекаете от моих планов в законный выходной. Но если Вы уверены, что сейчас абсолютно готовы, не согласны на написание доклада или на тройку при письменном ответе на дом... — мужчина выдерживает паузу, поднимая брови в ожидании ответа, и обращается с улыбкой к Алтану, решая не игнорировать его и не заставлять ждать безучастно, — Уважаемый будущий выпускник, сколько времени дадим первокурснице на пересдачу?

И если парень скучающе поведёт плечами, то Рите останется на выбор доклад, троечная работа на дом или ответ после следующего занятия.

Вот только Вадим сильно преуменьшает потраченное время на пересдачу, потому что за одной такой Ритой, с которой нужно пройти в кабинет, последуют еще несколько студентов, вовремя подтянувшихся к внезапно образовавшейся пересдаче. Алтан хмурится, поджимает губы и складывает руки на груди, всем видом являя свое недовольство — отрывайте драгоценного преподавателя когда угодно, но не во время их свиданий. Только вслух об этом не скажешь, поэтому Дагбаев долго пытается подобрать слова для ответа, чтобы не звучать слишком обиженно.

— А какие у вас планы в законный выходной с будущим выпускником? — опережает его девушка, — Вы ведь все равно что-то там дипломное обсуждать идете, да? Я не помешаю и много времени не займу, честно!

— В любом случае, к Вашей пересдаче я готов был гораздо меньше, — выворачивается Вадим. Взгляд полный извинения возвращает на Алтана, галантно пропуская его вперёд, — Пойдёмте, прошу Вас. А Вам, Маргарита, как в армии: собраться, пока спичка горит. Отвечать будете, пока мы до ворот идём. В общем время пошло. Что у нас там, Александр II? Отлично, давайте. Что такое «Великие реформы»? И перечислите все, не раскрывая.

Пока девушка резво отвечает, Алтан хмурится только больше. Идет чуть впереди, приосанившись и принципиально не проявляя к студентке с преподавателем никакого интереса. Что стоило Вадиму отшить эту Риту и уделить свое время законно заслужившему его Алтану? Да, парень несомненно вредничает и обижается совсем по пустякам — они потеряли не так уж и много минут, но дорвавшийся до внимания Дагбаев не может насытиться им и вообще был бы не против запереть Вадима где-нибудь у себя в доме, пока не будет полностью удовлетворен по всем пунктам. К сожалению ему не пять лет и таким выкрутасам во взрослых отношениях нет места, поэтому Алтан делает самое "подходящее" в этот момент — разворачивается у выхода из территории вуза и смотрит на Вадима так, будто его пятиминутная надобность отвлечься обидела парня до самой глубины души.

— Пять с минусом выставлю Вам. Минус за задержку, а так к теме правда подготовились. И во время уложились. Бегите по своим делам. Напомните мне, если про оценку забуду, — прощается мужчина со студенткой. Переведя дух вновь поднимает глаза на Дагбаева и теперь уже не отводит взгляд, полный искренней нежности с оттенком волнения и переживаний.

— Прости, пожалуйста, работа, — разводит руками Вадим. Он делает шаг за ворота вуза, поворачивается и не сдерживается, протягивая ладонь Алтану, благо народа вокруг и правда мало для слежки, — Но теперь я точно целиком и полностью свободен. Теперь нам никто не помешает. А я ужасно соскучился.

— Видимо все-таки недостаточно соскучился для того, чтобы не отвлекаться на каких-то студенток, — вздергивает подбородок парень, — Вот чего стоило отправить ее, как и остальных, пересдавать в отведенное для этого время?

Протянутую вадимом ладонь он игнорирует, почти хватается за локоть, но вспоминает о том, что они все еще на людях. Отвратительные нюансы этих отношений: мало того, что оба мужчины, так еще и студент-лектор. И все равно, что Вадим у Алтана не вел ни одной пары, а сам Алтан через полгода выпускается. От невозможности сделать такое маленькое приятное действие парень злится еще больше, сует руки в карманы пальто и расстроенно поджимает губы.

Дракон не может сдержать лёгкой улыбки. Честно, не думал, что подставится минутным отвлечением. А Алтан так морщит носик на довольно безобидную ситуацию. Видно Вадим давно не ходил на свидания, тем более с цветущей молодостью.

— Я правда-правда соскучился. Не обижайся, Золотце. Или чего ж ты? Неужто ревнуешь, а?

Мужчина хитро косит глаза на последней фразе, после оглядывается, акцентируя и алтаново внимание на незаинтересованном безлюдье, приобнимает за плечи и кивает в сторону двора, где оставил машину.

— К кому? К первокурснице или твоей работе? Я все-таки себя не на помойке нашел, – шагает в сторону машины Вадима и возмущается в ответ Алтан, но звучит уже куда менее обиженно.

Мужчина ничего не отвечает, только продолжает улыбаться и на повороте за угол звучно целует его в висок. Перед машиной Дракон убегает чуть раньше, открывает и придерживает пассажирскую дверь, после садится за руль.

— Даже не думай сомневаться в том, что я скучал и мчал, — влюблённые первые глаза смотрят в упор и закрываются лишь тогда, когда точёное вдохновенное лицо приближается к изящному юному лицу.

— Так уж и быть, — довольно выдыхает Алтан, тянется к Вадиму и звонко целует его в губы, — Какие у нас планы?

— Сейчас, как и договаривались вчера, за чаем зелёным. А дальше гулять пойдем, — подмигивает мужчина и выезжает со двора.

Первая песня сыграла из плейлиста водителя. Однако на середине второй Дракон сбавил звук.

— Не хочешь подключить что-то своё? А то мои-то ты уже слышал, а вот я твои — нет.

— Уж не знаю, придется ли тебе по вкусу моя современно-молодежная музыка, — беззлобно шутит Алтан и подключает свой телефон, чтобы включить что-то на китайском. Нет, у Вадима не был старомодный вкус, Леди Гага была бесспорно вне времени, но не пошутить про возраст мужчины Алтан просто не мог.

— Ну вот сейчас и проверим, если услышу, конечно, — поддерживает шутку мужчина, наигранно морщась, будто силится расслышать хоть что-либо. До второго куплета молча и внимательно слушает, даже успевает поймать ритм и покачать головой в такт, — Чьё производство, кто поёт?

— Джолин Цай, китайская исполнительница, — отвечает парень и вновь продолжает беззвучно подпевать девушке.

— Клёво, — кивает Вадим после ещё небольшой паузы и вслушивания, — Скинешь мне тогда плейлистик подобный, пожалуйста? Мне нравится такое. Что-то я стал на более новую музыку как раз по чуть-чуть переходить. До того слушал много русского рока, но в последнее время не всегда к настроению. Особенно хорошо знакомые старые группы напоминают о юности в девяностые. И боевой товарищ один постоянно включал то Арию, то Пилота, то ДДТ. Так что чаще в голове не «Город золотой» всплывает, а торговые палатки на фоне грязно-жёлтых дворцов на невской набережной или рябой жар аравийских песков. История и биография, конечно, но иной раз сильно приестся, отдохнуть хочется побольше. А вот такая музыка как раз.

— Ария? Вот это ты ударился в воспоминания молодости. Дядь Вадим, а ты динозавров видел? Интересно, как вообще тебя с такими товарищами занесло в новомодный "Предел".

— Вообще Ария, вроде, до сих поют. Только Кипелов пьяный больше со сцены не падает, — поддерживает искорку смеха Дракон, — А так-то меня именно этот товарищ и наставил на путь истинный, Тематический. С его подачки я вас нашёл. По гроб обязан теперь.

Они останавливаются на очередном светофоре. Крепкая ладонь мягко ложится на стройное бедро и поглаживает его через ткань отутюженных брюк.

— Какой бы пенсионерский багаж у меня ни был, с тобой я прямо чувствую, что молодею. Или что, всё-таки староват я?

— Не отвлекайся от дороги.

Алтан незаметно разводит края пальто и укладывает ладонь на чужую, не в силах избавиться от привычного одобрительного жеста. Машина у мужчины не тонированная, но отказываться от маленькой шалости совсем не хочется — парень едва ощутимо скользит пальцами вдоль руки Вадима и слегка царапает ее коготками. Дракон плывёт в улыбке, послушно кивает и неспешно гладит упругую ногу, хотя всё ещё не знает, дозволена ли ему настолько сладкая дерзость.

Трек сменяется следующим, более динамичным и музыкальным.

— О, а это, кажется, что-то танцевальное, — подхватывает Вадим, начиная в такт слегка кивать и перебирать пальцами на внутренней стороне чужого бедра, — Кстати, как у тебя с танцами? Танцуешь или пляски всегда стороной обходил?

— Нет, вот уж танцами я не интересовался никогда. Все-таки рождение в клане дало о себе знать, поэтому я с детства занимался кендо и борьбой. Танцами могла бы заниматься моя сестра, но она, пожалуй, управляется с катаной еще лучше, чем я — пляски ей не интересны.

Мужчина даже поворачивает голову в сторону Алтана, чтобы одарить его взглядом с лёгким удивлением и глубоким уважением. Он и раньше отмечал хорошо сложенную фигуру, явно наработанную серьёзными тренировками.

— А можешь рассказать про свою жизнь в клане поподробнее? Всяких интриг и посвящённости в секреты не прошу, но с бытовой стороны мне очень интересно.

— Не особо там все и весело было, да и в делах я никогда, к счастью, не участвовал. В основном бизнес основался в Гонконге. Из меня с детства пытались сделать наследника, но характером я "не в породу" вышел. Дед говорил, что я слабак и в отличие от сестры в этой жизни ничего не добьюсь с таким отношением к делам. Очевидно, кого из нас он любил больше, да? Только мама меня и защищала. Старалась отгородить от дел клана, а когда узнала про ориентацию — отправила меня сюда учиться. Из благих намерений, конечно: в том доме мне бы точно жизни не было, если бы они узнали, что я гей.

— Может бизнес твой дед вёл хорошо, но по педагогике и детской психологии я поставил бы ему жирный неуд, как педагог говорю, — отзывается Вадим после небольшой паузы переваривания информации, — Прости, если на неприятные воспоминания натолкнул. Зато мама у тебя классная и очень мудрая. Таких, опять же из практики сказать могу, немного нынче. И ты очень смелый, если сам рассказал, или если пережил и выдержал нежеланный каминг-аут. Я своим родителям так и не сознался, они всё о невестах для меня мечтали.

Широкую руку переворачивает вверх и берёт в свою ладонь алтанову — эмпатичный жест подтверждения внимания и участия.

— А твои родители?.. — неуверенно спрашивает Алтан, крепче сжимая руку Вадима в своей

— Умерли, — спокойно кивает мужчина, — Отец был филологом, в девяностые работал в типографии, а после устроился в библиотеку института истории, который в итоге я закончил. Книжек у нас всегда было завались, тем более исторических. Мама инженерный закончила, в НИИ работала, но в один момент наука стране оказалась совсем не нужна, и мама пошла преподавать физику в школу. Но по маминой же инициативе я принципиально ходил в другую, чтобы ей, не дай боже, благодушные коллеги не вздумали про меня сплетничать. Мама считала, что я должен жить вольно и активно, не оборачиваясь на чужие взгляды за спиной, чтобы самостоятельно принимал решения и нёс за них ответственность. В общем, наука и педагогика всегда были вокруг нас. Назвали меня в честь лермонтовского героя из любимого папиного романа. Родители всегда были людьми довольно кроткими, спокойными, но храбрыми и гордыми. А сильнейшее влияние на моё воспитание, скорее всего, имел дядя, мамин брат. Внешне я на него очень похож, да и кое-где характером тоже, особенно с годами всё больше. Его сразу после школы забрили в армию, всю афганскую прошёл. Татухи помню у него армейские были синие такие от плеч до кистей, мне их разрешалось красками красить. Крепкий, рослый блондин с прекрасно подвешенным языком, в общении с дамами был кавалером, хотя и мог неосторожно пошутить, но это чаще исключение из правил. А вот семьи никогда не заводил, теперь я понимаю, почему. После дембеля работал в школе физруком. Одно из ярчайшего, что помню, как он мне уже на самом закате Союза рассказал, кто такой Ленин, почему из-за него куча людей погибла и почему вообще большевики не такие крутые. И сделал он это аккурат перед моим посвящением в октябрята. А когда на торжественной линейке, ради которой родителей и дядю с работы отпустили, перед нацеплением маленькому мне на грудь звёздочки с кудрявым юным Ильичом, спросили: «Вадик, а ты знаешь, кто такой Ленин?» — я, дядей науськанный, без задней мысли рассказал всё, что знал. Октябрёнком я не стал, дядя наугарался от души, мама оттаскала его за уши, но все мы потом в кафе за мороженым пошли. Затем Союз рухнул, началась первая чеченская, и дядя сразу же поехал на неё. Он сам говорил, что война отобрала у него молодость, не дала получить образование, сформировала вширь мышцы, смекалку и внимание развила, а знаний к созиданию не дала. Он любил нас, ему нравилось учить. Мне кажется, дядя и солдат по ту сторону фронта сильно-то не демонизировал, не ненавидел — он был к ним просто равнодушен и отстреливал, потому что так надо. Пожалуй, единственное, что он терпеть не мог — это красные тюльпаны. Он любил жизнь. Но только на войне мог чувствовать себя полностью в своей тарелке. Там понятные правила, там возможность отправить очередной пассии пёстрый восточный платок, тщательно застиранный от пятен крови, там свист пуль, там адреналин, там острый и жгучий запах жизни. Мы все долго плакали, когда его провожали, особенно мама, а я думал, что если он прошёл 10 лет Афгана, то и с Чечнёй справится. На второй же неделе войны он подорвался, прислали нам его по немногим оставшимися частям. Я вот его уже перерос, а он так в возрасте Христа и остался.

Вадим улыбнулся с ностальгией и светлой грустью. На светофоре разблокировал телефон, открыл папку в галерее и протянул Алтану.

— Вот, тут у меня есть фотки детские. Эта, кстати, как раз в день посвящения в октябрята, ещё до всей феерии. Мы тут как раз вчетвером... Так вот. Когда и я вкусил безденежье учительского ремесла, то мысль о контракте возникла как-то сама собой. Я был чуть постарше дяди, когда он отправился на афганку. У меня уже было за спиной высшее образование, было больше опыта жизни, но другого подходящего выхода я, почему-то, не придумал тогда. Мама плакала в последний раз, когда дядя уходил в Чечню. Даже на похоронах она уже не плакала. И мне перечить никто не стал — сами учили быть самостоятельным. Папу забрала неожиданно быстрая онкология ещё во время моего первого годового контракта. Меня отпустили тогда на побывку. Я пообещал маме, что в последний путь провожу её лично, буду рядом. Но она меня сильно держать не стала и умерла от проблем с сердцем через месяц после окончания моего контракта. Больше у меня никого не было. И тогда я понял дядин холостяцкий уклад. Когда не к кому возвращаться, то воюешь смелее, безбашеннее, больше идёшь на риск, чаще берёшь контракты. Потому что на гражданке ты не состоялся и больше выхлопа, выгоды и «пользы» от тебя на фронте. И тут либо вовремя это понимаешь, останавливаешься и возвращаешься в общество, либо выбираешь судьбу асоциального элемента, который уже не может без убийств и вседозволенности войны, удерживая их на контракте или, по возвращению, неся в мирную жизнь сограждан.

Алтан листает фотографии, гулко сглатывает и как никогда ощущает себя рядом с Вадимом ребенком, не видевшим жизни. Слева от него человек, переживший очень многое, с огромным багажом опыта, знаний, сформировавшимся мировоззрением и своим собственным путем. И вместе с открытием очередной грани личности Вадима, Алтан снова возвращается к мысли, которую гнал как можно дальше — Вадим все еще военный. Все еще убийца. А не вернется ли он на очередной контракт? Не будет ли он оттуда Дагбаеву присылать цацки награбленные в подарок? Не принесет ли он убийства на гражданку? Нежные чувства и понимание сменяются тошнотой и холодящим ужасом. Алтан знает, на что Вадим способен, знает, что у него в машине нож, знает, что он общается как минимум с одним сослуживцем.

— Ну и... Как понять, что человек точно не принесет ужасы войны домой? — Алтан старается говорить пространно, не кидаясь обвинениями, но в конце концов сдается, в голосе прорезаются истеричные панические нотки, — Да это же невозможно! Ты всегда будешь жить с мыслью, что человек рядом с тобой может убить тебя. Потому что ему что-то не понравилось, потому что ты сделал что-то не то, потому что в мозгах переклинило. Потому что этот человек уже убивал и ничего стоит ему сделать это снова.

Он шумно выдыхает, сжимая пальцами переносицу и закрывая глаза.

— Ты тоже с трупов платки снимал и "пассиям" отправлял?

Вадим берёт паузу слегка перевести дыхание. Он не привык посвящать людей в своё прошлое. Может быть о войне и армии нужно рассказывать по-другому, но врать он тоже не собирается.

— Нет, не снимал, — отвечает спокойно и ровно, — У меня не было пассий, маму в кровавом платке я представить не мог. Чужой грех на душу брать не хочу: насильником и мародёром я никогда не был. Убивал, да, в плен брал, но не крал и не насиловал. Для этого нужна не только вседозволенность. Для воровства нужны те, кому ты будешь воровать. Я уже остался один, а гонорар за контракт был довольно увесистым, чтобы пытаться догнаться перепродажей краденного. А для изнасилований нужна внутренняя ущербность. Да, их там много, их очень много. Ничтожные люди, полные комплексов и гадкой злобы на весь род женский. Или детский. Начнём с того, что мне вообще женщины и дети в таком плане не интересны. А таких же одиноких вояк, стремящихся снять напряжение с себе подобными, тоже хватало. К тому же на последних контрактах я в отношениях с сослуживцем был. Может быть мы бы и поняли друг друга, если б стали гулять налево, но вот не тянуло. Можешь мне не верить, я вполне это пойму. И страх более чем пойму, это естественно, это нормально. Это даже по-человечески хорошо, что ты не приемлешь такое моё прошлое. Но после первого контракта я отходил активно на психотерапию. Тогда ещё жива была мама, мне нужно было её поддерживать, и я точно также прекрасно понимал, что могу представлять для неё опасность, и ровно также этого не хотел. Мне там дали несколько подсказок и упражнений, кажется помогают. После последнего контракта у меня ещё не случались взрывы неожиданной ярости и жестокости, а времени прошло прилично. Я социализировался работой. Искал сублимацию адреналиновой тяги в экстриме. Нашёл в «Пределе». А через «Предел» нашёл тебя. Меньше всего на свете мне хочется причинить вред тебе. Если тебе будет спокойнее, я могу продолжить психотерапию, возможно в этом действительно есть толк и сейчас. И если тебе будет спокойнее не иметь со мной ничего общего, я тоже это пойму и приму, хотя, скрывать не стану, это будет уже куда больнее.

Алтан молча вновь берет Вадима за руку и поднимает на него взгляд.

— Пообещай, что ты не уедешь на очередной контракт, если мы будем встречаться дальше.

— Обещаю. Я сам туда не хочу больше. И не смогу променять тебя на что-либо, тем более на очередную войну, — мужчина подносит его руку к своим губам, целует нежно, но долго и уверенно.

Кем будет Алтан, если после таких откровений продолжит играть в молчанку? Вадим ведь имеет право знать и уж точно имеет право на доверие к нему. Он обязательно все поймет, примет и хотя бы будет знать причину такого повышенного недоверия, как базовую реакцию парня на новых мужчин. Дагбаев сам не замечает, как сжимает руку Вадима в своей сильнее обычного.

— Я ведь тоже не без своих проблем, — взгляд снова ускользает куда-то в окно, — Первые мои отношения в Теме, скажем так... Не задались. Я пришел туда как Нижний и наткнулся на абьюзера-психопата. Никто не сказал мне, что происходящее было неадекватным, пока все не дошло до критического момента. Поэтому для меня было так важно помочь выбраться Мальвине. И каждому, кто оказался бы на его месте.

Из горла вырывается нервный смешок.

— Да-да, это что-то вроде синдрома спасателя, наверное. Но об этом очень немногие знают. И хотя я прорабатывал травму со специалистом, спустя время в "Предел" я вернулся с мыслью, что больше никогда не окажусь один на один с любым Господином. Интерес к Теме же все еще был, так что я сам выбрал роль доминанта. Воспитывал себе подобных. Не столько в рамках удовольствий, сколько в рамках обучения, чтобы такой истории больше никогда не повторялось. Увидев тебя, я впервые решился перебороть этот старый страх. Подумал, что смогу как раньше держать себя в рамках выстроенного образа, но защитная реакция все равно включалась по поводу и без. Ты и сам это заметил.

Машина паркуется у канала, и музыка замолкает с поворотом ключа. Дракон теперь может смотреть на Алтана не отвлекаясь. Во взгляде нет жалости, но есть сожаление за то, что формировало парня. Да, ныне он непоколебим, за исключением внештатных ситуаций — таких, как Вадим, к примеру, — но это насильственная стойкость. Она идёт Дагбаеву несомненно, но нежно целуемый солнцем образ на фоне свободных распущенных чёрных волос ему также идут до трепетно щемящего чувства в груди.

Его явно не перелюбили в детстве. Его не спасла золотая клетка клана. Ему же несправедливо не повезло с отношениями и вхождением в Тему. На этот изящный стан взвалена груда жестоких насмешек судьбы, способная сломить позвоночник многим, но не Алтану. Он гордо не потирает щёки, ошпаренные пощёчинами жизни, идёт дальше и даже находит в себе силы спасти ближних. Он самоотверженно вытягивает Мальвину из отвратительных отношений, упорно и терпеливо перевоспитывал Дракона. Разве скажешь по нему, холодному и статному Золоту, что эта стать и сила стоят далеко не одной трещины на сердце? Но разве не стоит это скрытое разбитое сердце залечивать?

— Ты никогда не показываешь шею. Что он сделал?

Подрагивающие пальцы подцепили тонкий воротник водолазки и оттянули вниз, позволяя увидеть окольцовывающие шею шрамы. Вот он и показал всё.

— Заточил "строгий" собачий ошейник. Мне повезло, что шипы не задели сонную артерию, иначе я бы с тобой здесь не болтал.

Вадим какое-то время не двигается, осознавая всё, что происходит. Он, конечно, как никто знаком с жестокостью и насилием, но чтобы так в обычной жизни... В голове крутится вездесущий вопрос «зачем». Зачем этот мудак так поступил — вопрос глупый и безответный. Зачем Алтан с ним оставался — ещё один глупый вопрос, и вообще неправильный. Подмывает ещё спросить, не хочет ли парень, чтобы тот урод словил головой ударов побольше да поувесистее, но Дракону не нужно пугать лишний раз и создавать впечатление, будто он сам способен только на жестокость и насилие. Он аккуратно, но уверенно кладёт руки на худые щёки, целует разглаженный обречённой усталостью от переживаний лоб, осторожно целует шрам на тонкой шее.

Конечно, его не пугает сам венец бледных рубцов — за свою карьеру видал всевозможные шрамы. Для Вадима Алтан ни в коем случае не растерял ни капли своей красоты. Но самому Алтану он наверняка приносит гору липко-противных воспоминаний. Кажется, что говорить «Не закрывай при мне шею» — тоже неуместно. Парень решит сам. Но главное, что теперь он открылся и доверился. Дракон никогда не предаст его тайн. Дракон никогда не предаст его доверия.