Это новое воплощение ему не понравилось сразу. Не потому, что теперь он снова был Старшим и продолжал расти, неспособный пока что усыпить свое истинное тело и создать замещающее. Дело все было не в этом.

Все остальные были далеки от пробуждения. Они с Тики снова были только вдвоем.

Роад помнил, как закончили они в свое прошлое воплощение. Разбитая любовь. Ненависть. Измены. Если пересекались, то назло, уже с новыми пассиями. Они оба сходили с ума и не могли отстать друг от друга.

Тики, может, и правда любил свою Мей, или как там ее. Роад же не любила так беззаветно никого, кроме Удовольствия, и в конечном итоге снова разрушила все планы Семьи и Графа, подставившись в настоящем теле под удар Экзорциста. Лишь бы не жить так дальше. Она бы не выдержала этого непрекращающегося Ада, и уговоры «завтра будет легче» не смогли ничего поделать. Потому что легче не становилось.

Особенно, когда ты практически бессмертна и время для тебя — пустой звук.

Но и в этом перевоплощении Роад был проклят своими воспоминаниями и чувствами. И чувством вины, куда же без него. Столько ждать, столькое сделать, чтобы планы осуществились — и в итоге все насмарку.

Он взял старое имя. Граф был без ума от радости — он вообще никогда не злился на них. Пожурил, по голове погладил, вздохнул. Еще и конфетку дал, от чего совесть ела Роад поедом.

Тики тепло приветствовал его, когда пробудился следом. Он был, как и всегда, ни рыба, ни мясо, ни Ной, ни человек. Проблемы, передающиеся из жизни в жизнь, вылезли, как черти. Утешало, что опыт преодоления подобного у них уже имелся. Тики предстояло долго и больно восстанавливать утраченные позиция самоконтроля. Проигнорировать больше не было доступной ему роскошью.

А Роад опять сходил с ума. Опять по тому же члену своей семьи. Опять по Тики. Опять без шансов, что даже интрижка между ними будет продолжительной. Вместе с характером, собрат вновь перенял свойственную самому себе из жизни в жизнь ветреность.

Мечта рукой махнул и предпочел следить за собой. Ему тоже было, чем заняться.

***

Первые открытые врата. Первое путешествие по своей Мечте — как шаг в другую эпоху. Записи, набросанные там и тут, прямо на стенах, веществами, происхождением которых здравомыслящим людям интересоваться не следовало. Фотографии, пожелтевшие и выцветшие от времени. Дневники, в которых побледнели чернила.

Он мог бы начертать карту своих владений по памяти. Он мог бы смести все, что есть, и создать новое измерение, легкими движениями ладоней. Но вместо этого он снова играл в старые игрушки и со слезами читал старые переписки и записи. Плакал, видя, сколько мечтаний и надежд связал не с тем человеком. Плакал, а потом сжигал в порыве гнева, чтобы снова плакать и с опозданием хватать пепел надежд, погружать кисти в золу горечи и смотреть, как осыпается его прошлое с рук черной пылью, приправленной запахом дыма и огня.

Тики. Тики-Тики-Тики. Везде был проклятый Тики Микк. Как же он бредил по нему тогда. Как же он скулил и плакал в пустоте по нему сейчас. Ничего не поменялось с того раза. Почти.

В этот раз они оба родились мужчинами. Может, оно и к лучшему, пусть Роад и осознавал, насколько хлипко это препятствие для существ, весьма смутно осознающих важность собственного биологического пола.

***

Отбрасывая за спину черную пену волос до талии, Роад, рожденный в семье аристократов, взирал на Микка едва ли не недоуменно, когда тот продолжал старые заморочки с двойной жизнью, и говорил, что человеческая половина требует освобождения точно так же, как половина Ноя.

Все же, Гены были Генами.

Роад в этом перерождении чем дальше, тем больше напоминал напоминал уменьшенную, омоложенную копию Тики из прошлого поколения. И был до одури красив. На улице приходилось отбиваться от барышень, чем раньше заниматься не было необходимости.

Он ждал Пробуждения других. Все они мелькнули один за другим перед его глазами, уже в расширенном составе. Пятнадцать — от Графа и до Неа с Маной, занявших свои законные места. Кто-то с новыми именами, кто-то морщился и вновь звался старым.

Снова семейные ужины. Целующий его в лоб на ночь Алчность. Бешеные проделки с Узами — двумя девчонками с шилом где надо, в этот раз. Изнурительные занятия с Майтрой по раскрытию способностей еще шире и обсуждение всевозможных теорий. Драки с Трайдом — в смысле уроки по самозащите и не только, но при их разнице в габаритах, ничем, кроме драк, эти уроки зваться не имели права. Кропотливое изучение новых музыкальных произведений и творений художников с Маной и Неа, зачастую — проваливаясь в собственные воспоминания о прошлых жизнях и сделанных в историю вкладах.

Он занимался чем угодно, лишь бы не дать мыслям течь не в том направлении.

Роад был дружен со всеми и ревностно оберегал всех. Кроме Тики. С Тики он был подчеркнуто холоден и краток. Общие задания, если и выполнялись, то порознь — Роад не хотел иметь ничего общего с этим членом Семьи. И, кажется, это утомляло всех, кроме самих Роад и Тики, так и не ощутившего вины.

Наверное, потому-то однажды их и заперли в одном из залов Ковчега. И барьер поставили, чтобы кое-кто не мог пройти сквозь стену, а Роад не мог уйти через Мечту.

Дали одну кровать, стол с едой, кресло. Сказали — учитесь хотя бы сосуществовать.

И все. И тишина.

Они были в ярости — неизвестно еще, кто больше. Роад оттащил кресло в угол, по диагонали от кровати Тики, и засел там, бессмысленно пялясь в окно с выходом в «никуда».

Они просидели так несколько суток, игнорируя потребности физических тел — еда была необязательным, но очень приятным атрибутом для существ вроде них. Тишина снаружи продолжалась, напоминая способы пыток. Роад гадал, как скоро Алчность сожмет в своих цепких ручонках достаточно рычагов давления, чтобы эксперимент сорвался. Но ничего не происходило.

Про них будто забыли.

Первым начал ломаться Тики. Ни убийств, ни работы, ни тьмы, ни света, ни собеседника по душе, а отсутствие движения любого рода Удовольствие переносил плохо. Так было всегда, и в этот раз ничего нового он о себе не открыл.

Сначала это были бессмысленные попытки хотя бы оцарапать укрепленные стены, отрабатывая на них бессмысленные в своей безжалостности удары. Дальше Тики расходился все больше, приходя в неистовство. Роад даже не понял, когда тот добрался и до его уголка. Со стола посыпались пустые блюда. Зазвенели осколки, золотая и прочая утварь.

В Роад попало яблоко. И этого хватило, чтобы худой мальчишка, растрепанный и уставший, с горящими гневом глазами встал и отправился мстить.

Летело все, что оказывалось под рукой. Разрушительные силы их обоих неожиданно дали о себе знать. Роад на ходу создавал все больше вещей, в Тики летели ножи и вилки, в стене умудрялись застревать даже ложки.

Тот позволял им проходить насквозь, а в ответ несказанно удивил, приняв полное воплощение Удовольствия Ноя — наглядная демонстрация, что бездельничать как раньше Микк не стал, занявшись собой после перерождения. Вот только не выправишь философию своей жизни одной только мистической силой. Истинное удовольствие иметь две стороны и на каждой стоять одной ногой — чем дальше, тем сильнее напоминало банальное лицемерие.

Виноградные лозы больно стегали по рукам и ногам, когда верткий мальчишка не успевал уклониться, разжигали злость тем, что Тики оказался более подходящим для подобной стычки. Но и их силы, в конце концов, иссякли. Они свалились, как начали — в разных концах комнаты. Роад утомленно смотрел на собственные руки, где быстро заживали удары лоз. Как будто его плеткой отходили.

Взгляд находил обрывки их вещей в самых разных местах. Потом Тики встал. Роад напрягся, когда шаги прозвучали в его сторону. Наверное, нужно было успеть встать и оказать сопротивление. Он успел только перекатиться на живот, когда лоза ударила пол в том месте, где он лежал.

Это уже не походило на шутки и плевки друг в друга. Тики был серьезно настроен причинить Мечте вред.

И Роад все же встал, на глазах исцеляя раны, блестя золотыми глазами из-под отброшенных прядей. Его некогда красивые сапоги были сброшены прочь. Снят кожаный жилет, закатаны рукава рубашки.

И он встал в стойку. Более взрослый, Тики смотрел на него пустым взглядом. Они, наверное, теперь не любили друг друга, как когда-то. Они уже не были Семьей. Лично Роад ненавидел Удовольствие. Зато Удовольствие, похоже, просто хотел его убить.

А может и нет — есть ведь вещи и хуже смерти.

От двух лоз он увернулся, но, когда уже третья ухватила его за горло и подняла, Роад забился всерьез. Ему не нужно было дышать. Но менее больно висеть, ощущая свой вес, не стало. Он мог так сломать шею, а это было само по себе неприятно — это его тело полностью бессмертным не было, и был предел, после которого регенерация снизилась бы до черепашьих темпов. И Роад затих, яростно царапая лозу острыми коготками.

Бесполезно. Как человеку царапать стальной трос.

Роад рычал и бился. Роад не хотел оказаться обязан милостью тому, кого он ненавидит.

А потом его просто ударили об стену. Несколько раз подряд. Пока не захрустели кости и Роад не обмяк, изломанный, уже не так быстро восстанавливающийся, проигравший грубой силе. Не хотел он видеть, что там, в голове у Тики есть, вот и не стал ковыряться в разуме брата, как делал это когда-то, когда играл с экзорцистами.

Дальше все было как в дымке. Он только понимал — его раздевают. Тики вправлял ему кости, с хирургическим упорством совал руки в тело, собирая скелет по кусочкам. И когда позвоночник встал на место, а связки исцелились, Роад жалобно прохрипел, понимая, что плачет от боли и унижения:

— Нена… ви… жу…

Ненавижу, но все еще люблю. Люблю — потому и не смогу ответить, выплескивая всю злость. И оттого так больно было это понимать, признаваться самому себе.

Тики ничего не ответил. Просто смотрел ему в глаза, так похожий внешне на Роад, только более взрослый. Они в их семейке вообще были все очень похожи, подумалось Мечте.

Потом они спали. Роад помнил, как Тики устраивал его перед собой, раздевался сам и укрывал. Кажется, что-то еще спрашивал. Но утомленный Мечта проваливался в сон поминутно и просыпался от болей. Не имеющий возможности не то что двигаться, но и искать на себе место, которое бы не болело. Скорее всего, его и не было — так сильно он был избит и изранен до этого. Все же истинный облик в свое время посоперничал с Чистой силой уровня генерала.

Потом была манящая чернота беспамятства. Роад с радостью проваливался в дымку, где боли почти не было, где не было его потенциального бессмертия, его миров, не было Семьи и, что особенно было необходимо, чтобы растравленное сердце немного успокоилось — не было Тики.

Очнулся он уже вне закрытой комнаты, которую делил с Тики.

Не сказать, чтобы открытие порадовало или огорчило. Камелот был так измотан и слаб, что сейчас ему было абсолютно все равно на то, что происходит вокруг. Видимо, он исчерпал какой-то из своих резервов, и теперь было нужно время, чтобы все встало на круги своя.

Когда удалось сесть, то он смог увидеть сидящего возле своей постели Неа. Юный Музыкант заснул, пристроив голову на краешек кровати, будто долго до этого смотрел на лицо старшего брата, который явно сплоховал и проиграл, совершенно неожиданно, тому, кто так упрямо делил себя на две стороны и был, вроде бы, слабее.

Роад аккуратно потрогал взъерошенные волосы, пропуская их между пальцами. Неа, кажется, спал крепко, так что Роад не стал и дальше ставить эксперименты.

Ему быстро надоело лежать. К счастью, кто-то принес сюда его вещи — возможно, что Одаренность решил взять на себя роль заботливой хозяюшки, потому что обычно именно он и ставил на ноги тех, кто попадал в такие вот неприятные ситуации.

Доктор Одаренность…

Роад прыснул в кулачок и сел, морщась — каждое движение сопровождалось весьма неприятными ощущениями.

Его белая нойская одежда состояла из коротких шорт, топа без бретелек и плаща. О, и, конечно, мягкие туфли и тугие черные ленты, обвившие руки, плечи и ноги — Граф был редкостным фетишистом, и, видимо, порядком оторвался на их костюмах.

Мечта попробовал пройтись. То тут, то там начинало тянуть, ныть, болеть. Что, впрочем, не помешало ему толкнуть тяжелые двери и тут же налететь на замершего перед ними Тики.

Налететь, оттолкнуть и молча пройти мимо вздрогнувшего Удовольствия, сделав вид, что не заметил, с кем столкнулся.

Маленький лжец.

Стоило только завернуть за угол, и Роад все силы приложил, чтобы бежать как можно дальше от Тики — слишком много невысказанных слов и чувств повисло между ними, чтобы он мог вправду остаться равнодушным.

Как там говорят люди? Настоящая любовь, вроде бы, не умирает, да?

Тогда все даже хуже, чем Мечта представлял себе. Из перерождения в перерождение смотреть на то, как Ной целует других женщин и мужчин, возвращается домой под утро с помадой на рубашке, пропахший, пронизанный похотью и мускусом, от которого сводило мышцы еще в ту пору, когда Роад переродился девчонкой.

Глаза жгло, но течь слезам он не давал. Тики уже получил свою порцию слез, еще в прошлом перерождении получил.

Это было трудно — их взаимоотношения не могли замереть на месте, хотя из поколения в поколение они перерождались. Но все время что-то толкало их вперед, и все менялось от любви до ненависти, от спокойствия до жгучей ревности. Все менялось так же быстро и так же часто, как сменялись поколения людей — для Ноев, которые могли долго жить, люди гибли настолько часто, что вся их раса была просто серой безликой массовкой для великого спектакля, что они готовили.

Роад остановился, когда понял, что пролетел мимо лестницы куда-то совсем не туда. Возможно, что в другую часть крыла. А возможно, что он вообще уже в другой части дома.

Учитывая, что этот дом был новый, и Мечта еще не все разведал, это обещало стать целой проблемой.

Вдоль спины выступил холодный пот, когда он услышал чьи-то шаги позади себя по коридору. Тяжелый, уставший ритм, сопровождающийся мелодичным скрипом половиц.

Роад и сам опешил от своей реакции — он точно знал, что кроме акума и других Ноев тут быть никого не может, но его шестое чувство, кажется, было все-таки умнее его, потому что стоило только развернуться лицом к лицу незнакомца, и Роад ощутил себя загнанным в угол зверьком.

Тики продолжал наступать, лицо — непроницаемая маска, будто он боялся того, что Роад мог бы в нем увидеть.

На грани сознания скреблась мысль — нормально ли это, бояться собственного брата, пятиться, ощущая, что пульс стал похоронным набатом, что сердце хочет проломить ребра и оказаться как можно дальше от непутевого тела, а вдоль спины ползет противная холодная капля пота?

— Роад… Остановись, пожалуйста, — мука в голосе брата вынудила Мечту остановиться, упереться плечом в стену, чтобы слабеющие ноги не подвели в такой момент.

Удовольствие выглядел жалко — мял в руках свои перчатки и кусал губу. Маска рассыпалась в пыль, открывая взволнованного и виноватого родственника, который теперь пытался сделать хоть что-то, что исправить положение.

Роад не хотел этого. Хотел иметь причину избегать Тики, ненавидеть его, презирать, бояться — любой повод не оставаться с ним даже в одной комнате.

И Тики, кажется, просек это, наконец. Не прошло и двух Перерождений.

Микк подошел совсем близко. Мечта вжался в стену, пытаясь усмирить свое дыхание, перестать ждать удара. Наверное, Тики тоже увидел это усилие, потому что все его лицо исказилось от боли, и Третий закрыл лицо руками, издав придушенный крик.

Роад вздрогнул, невольно подался вперед, дрожащими пальцами коснулся темных кудрей и тут же отдернул руку, прижав ее к груди, где слишком сильно и взволнованно билось сердце.

Равнодушное сердце, сердце, которое искренне ненавидит кого-то… Оно не бьется подобным образом.

Равнодушное сердце не обливается так кровью при виде чужой боли.

Равнодушное сердце не призывает тебя утешить, успокоить, забрать поцелуями боль из глаз.

Вывод напрашивался сам собой — не такой уж он и равнодушный, не так уж ненавидит, если не может остаться в стороне, хотя сам себе клялся, что больше не будет лезть к Удовольствию с такими вещами.

Осторожно приблизившись, юноша обнял Удовольствие, быстро прижал его головой к своей груди, пусть это и значило встать на колени, которые явно запротестовали, сводя болью мышцы ног. Роад был уверен, что встать самостоятельно он уже не сможет. Но вера в то, что сделать это надо, была сильнее, и парень повиновался шестому чувству — оно его не подводило, особенно, когда дело касалось их Семьи.

Тики притих, потом обнял в ответ, и Роад дрогнул — он как-то не обращал внимания на то, насколько большие и изящные, узкие, с длинными пальцами у его брата руки, пока тот не провел ими вверх по голой спине, цепляя подушечками пальцев выступающие позвонки.

Вслед этим прикосновением по коже пронеслась волна мурашек, сжало легкие, обжигающий холод вошел куда-то в лопатки, и Камелот даже слегка выгнулся — тело реагировало очень тонко на подобные манипуляции.

— Роад. Скажи, ты все еще любишь меня? — Сердце вновь забилось очень быстро, отупляюще зашумела в ушах кровь. Мечта надеялся, что Тики хватит его пульса, сердца, что билось так сильно, что с ним вместе будто и все тело забилось в едином порыве, и ему не придется размыкать уст, выдыхая такую очевидную глупость…

Удовольствие продолжал прижиматься ухом к груди юноши, вслушиваясь в то, какой хаос поднялся после вопроса. Ответ был так очевиден и так желанен, что немного подташнивало от самого себя, собственной тупости, и нужно было как-то срочно забыться.

Тики поймал одну из хрупких ладоней и принялся целовать пальцы, водить губами, тереться, прижимать к щеке, легонько полизывать чувствительные подушечки пальцев, вгоняя парня в краску. И все же Роад позволил, прикрывая глаза и незаметно прикусывая губу.

Мечта даже боялся представить, как оно смотрится со стороны — стоит он на коленях, жмурится, кусает губы, перед ним стоит Тики, целует и лижет пальцы, языком вытворяя невесть что, но высшего уровня порока — Третий в любой ситуации был как реклама борделя.

Упаси Граф увидеть этот разврат Алчности.

— Тики, остановись, — когда ловкий язык перешел на вены запястья, Мечта уже откровенно задрожал, тяжело и часто дыша, стараясь привести мысли в относительный порядок.

— То, что ты так реагируешь на самые невинные прикосновения, говорит о том, как долго ты закрывал от всех свое тело, в том числе свои руки. Это, конечно, хорошо, что наш маленький Роад всегда при параде, в перчатках и шейном платке. Но сейчас это стало твоей проблемой. Ты пахнешь возбуждением и… неискушенностью, полной невинностью. Для меня это как пресловутая тряпка для быка, ты понимаешь? — Тики внимательным взглядом скользнул по телу брата и Роад вспыхнул, снова проклиная Графа за фетишистскую душонку.

Две пары золотых глаз некоторое время боролись, потом Роад не выдержал и отвел взгляд, краснея и прикусывая губу, ухитряясь, однако, держать голову, фактически задирая нос, не позволяя себе сжаться под чужим взглядом.

— А почему я должен быть другим? То, что я являюсь Мечтой, совсем не означает, что у меня было время увлечься такими вещами. Эксперт, если помнишь, в нашей семье ты, — Камелот сверкнул глазами и выдернул руку из ловушки пальцев Тики, отталкиваясь от его плеч, поднимаясь на дрожащие ноги и вновь прижимаясь спиной к стене, сжимая ладони в кулаки, возвращая себе способность думать.

— Я и не говорил, что ты должен быть другим, — Ной удивленно моргнул, поднимаясь на ноги, а паренек прикрыл глаза, массируя себе переносицу. — Просто сказал как есть. В любом случае — идем ко мне, нужно… Нужно как-нибудь разрешить этот вопрос, Роад. Я не хочу больше быть твоим врагом, — мужчина с силой качнул головой, волосы рассыпались по плечам. Камелот невольно вспомнил, в каком восторге он был, когда впервые увидел эту пышную кудрявую копну, как скрежетал зубами, стоило Тики заикнуться о стрижке.

— Хорошо, но только быстро, — в голосе юноши проскользнуло напряжение. Он слишком много двигался, а тело, видимо, все-таки восстановилось не так полно, как хотелось бы. Скорее бы создать себе новое, неуязвимое, сильное, то, которое практически нельзя уничтожить. — И я был бы рад, если бы ты позволил мне воспользоваться твоей рукой, — Удовольствие удивленно захлопал глазами, но все же согнул руку в локте, позволяя Мечте опереться на нее.

Так, чинно и благородно, как цивилизованные Нои, они и прошагали до комнаты Третьего.

Усевшись на край широкой кровати, Роад огляделся. В последний раз он был здесь еще до пробуждения Микка, но поменялось не слишком многое. Столик завален безделушками и сувенирами, которые Ной забирал с миссий — эту его привычку все считали маньячной, но в Семье не было человеческих устоев, и осуждать его тоже никто не смел — были и более странные проявления желания помнить о прошлом.

— Итак, как ты предлагаешь это… разрешить? — Роад закинул ногу на ногу и, сцепив руки, положил их сверху. Тики сел рядом, но между ними было достаточно места, чтобы личные пространства не были нарушены.

Выглядело так, будто родственник осторожничает и пытается проделать все с хирургической аккуратностью и точностью. От Удовольствия такого никто не ожидал, и в своем роде, приготовления пугали.

— Семья… Семья предложила решать не последствия проблемы, а саму проблему, — Роад вскинул бровь. Любимые родственники уже обсудили, как все можно исправить? Тогда ничем хорошим это точно не закончится. — Они сказали, чтобы я засунул свою гордость куда подальше, как и привычку тянуться к людям, и попробовал все тоже самое, но с кем-то своего уровня. С тобой, — вид у Тики был такой, будто ему тоже неудобно все это предлагать. А до Роад вдруг дошло, как именно Семья придумала решить проблему.

— Ты хочешь сказать, что они предлагают тебе больше времени проводить со мной и Семьей, завести отношения и дальше до… логического конца отношений? — Роаду захотелось провалиться куда-нибудь сквозь пол, сгорая от стыда или гнева — он еще сам не определился с тем, что в нем преобладало в этот момент. — А ты сам хотел бы этого, Тики? Понимаешь ли ты, что если мы начнем, а потом ты, встречаясь со мной, посмеешь захотеть кого-то еще, я тебя накажу? Ты играешь с огнем, Удовольствие, — шепнул Мечта, вскидывая глаза и ловя заинтересованный взгляд брата, направленный на его губы.

— Искушение сильное, — Тики пожал плечами и продолжил следить за искусанными губами, которые Мечта так часто облизывал. Его брат рос слишком соблазнительным, чтобы на него не заглядывались другие. И Микк был вынужден признаться, что его чаще раздражали похотливые и алчные взгляды, которыми все исподтишка поглядывали на юношу. Его раздражение будило его сущность, в этом поколении цельную и единую с ним, и убивал он чаще, но не так грязно и небрежно, как когда-то. И еще — безжалостно. Человеческая половина была вполне удовлетворена подобием той людской жизни, что каждый из них вел в кругу Семьи. С той поры, как он закончил отвыкать от обычной своей двойственной жизни, присущей ему до пробуждения, двойственность проявлялась иначе, но не была столь специфична, как раньше.

Если бы не их отношения с Роад… Все было бы совсем иначе. Его собственная память Ноя показывала ему неприглядное прошлое, где он пренебрегал Мечтой, причем так грубо и глупо пренебрегал, что он начинал злиться на самого себя оттуда.

Пока не понял, что и в этом перерождении он не сделал ничего, чтобы исправить, зализать эту рану на сердце мальчишки. Он не сделал ничего, чтобы Роад стало легче.

Но и Мечта не торопился идти на контакт, хотя Тики честно потратил некоторое время, пытаясь расположить парня к себе.

Его надоумили Узы, которые устали смотреть на то, как родственники все больше отдаляются. Тики знатно получил от девчонок за свою недальновидность.

Чувство Роад было глубоким, сильным. Сжигало изнутри. И несерьезного отношения Мечта бы просто не пережил. Не после того, как Удовольствие предал его в прошлом поколении, взяв в любовники кого-то постороннего, не принадлежащего их миру.

До них обоих не сразу дошло, что какое-то время они просидели в тишине, и даже мирно. Роад не сдержал смешок и поднялся, потягиваясь, ладное тело парня красиво изогнулось, потом переломилось в бедре, сцепленные за спиной руки поднялись, сначала до лопаток, потом выше, до головы. Тики с интересом наблюдал, как Мечта прокрутил руки в плечевых суставах и опустил уже перед лицом, тихонько ворча что-то насчет слабого тела.

Нет, Тики решительно не мог позволить себе упустить Мечту еще раз.

— Знаешь… Я бы все-таки рискнул, — задумчиво проговорил Удовольствие, не заметив быстрый взгляд Камелота, который тот бросил, чуть повернув голову вправо, так, чтобы Тики вошел в зону где-то на пределе кругозора.

— Ты просто не представляешь, на что подписываешься, — голос Роад становился все тише и тише, пока тот шел в сторону двери, твердо намереваясь уйти, пока они не натворили ничего непоправимого. И поговорить с Семьей. Серьезно поговорить на тему того, куда чужим носам лучше не соваться.

Они уже пытались их примирить, ничем хорошим и приятным это не окончилось.

— О, это все-таки мне решать, — Тики хватило нескольких быстрых шагов, чтобы догнать мальчишку и положить руку на дверь, не давая ее открыть.

— Что ты делаешь, Тики Микк? — Мечта обернулся, сверля брата хмурым взглядом.

— Не даю все снова испортить, — у мужчины от волнения сердце забилось сильнее и во рту пересохло.

Несколько минут они играли в гляделки, пока Тики не скосил взгляд на соблазнительно приоткрытые губы Мечты. Потребовались жалкие доли секунды, чтобы нагнуться, прижаться губами к губам Роад, втягивая противящегося мальчишку в жаркий поцелуй, а после и вовсе прижать хрупкое тело к двери, руками удерживая парня за хрупкие плечи.

Губы у юноши были мягкие, горячие, будто тот был скован лихорадкой, но напряжение не давало насладиться завоеванием новой территории. Больше того, Роад сжался и больно куснул Удовольствие за язык, будто желая напомнить, что Камелот не говорил «да» подобному мероприятию.

— Строптивый засранец, — почти ласково шепнул Тики, прижимая Мечту к двери, не давая ни шанса на побег.

— Грязный извращенец, — в тон ему шепнул юноша, сын своего «папы», опасно блестя глазами и краснея пятнами.

— К черту твое «нет», Роад, я теперь не успокоюсь, пока не добьюсь своего, — Тики посерьезнел, и они продолжили сверлить друг друга взглядами.

Первым отступил Мечта, отвел взгляд, отвернулся. Но не сдался.

— Ну и гори оно все в Аду, Тики. Добивайся, только облегчать тебе работу я не буду. Придется оплатить все свои долги, прежде чем у тебя хоть что-то получится, — он змеей выскользнул из чужих рук. Массивные двери Мечты распахнулись бесшумно, и Камелот пропал в них быстрее, чем Удовольствие смог проанализировать, что именно ему сказали.

(7 мая 2017)