***

Не попадайся в ловушку чьей-то мечты.

      Луна мягко показалась на небосклоне, рассеивая свет вокруг себя на сотни тысяч километров.

      Размытые, тусклые лучи пробирались сквозь серо-белые ночные облака, что жадно укрывали завлекающих в свой блестящий плен странников звезды. Они сияли, выстраиваясь в неровные ряды, в несуразные хороводы, которые в народе называли созвездиями, но чаще всего огни оставались на темной небесной ткани одиночками. И луна, такая же одинокая, продолжала освещать им путь, давала направление. Она изредка пропадала из вида, вводя в панику весь животный мир. Хотя… Вся природа чувствовала себя иначе, когда оставалась в кромешной тьме. И лишь звезды изредка вспыхивали яркими красками, обжигая небо своим свечением, и напоминали, как сильно они скучали.

      Но, пожалуй, больше всего по луне тосковали волки.

      Эти мохнатые и ошибочно кажущиеся вечно злыми существа часто ассоциировались с данным небесным телом. Их в сказках описывали как тех, кто вечно выл, — жалобно, вырывая остатки души из себя. Именно волки, которые привыкли жить в стаях, чаще всего были изгоями, гонимыми и забытыми. И кто, если не луна, могла понять их и услышать печальный вой?

      В густых лесах, у подножья горы Кебнекайсе, волчьи крики были обычным явлением. В самом начале, когда люди отправились исследовать это место, следы хищников, их способы общения друг с другом отпугнули местных жителей. Места эти были опасными, так как ходили слухи, что густая чаща леса таила в себе тайны, которые обычный житель никак не смог бы принять и, тем более, осознать их. Лес был громадных размеров по площади; на несколько сот гектаров приходилось всего одна-две поляны, где было заметно небо, где солнечные лучи спокойно проникали и игрались с сочными травинками. Если честно, то до конца не была известна точная цифра, и все, кто пытался что-либо узнать здесь — пропадали. Нет, не бесследно, спустя какое-то время их находила полиция, либо они появлялись в поселении сами. Но не только это было загадочным — пропавшие люди совсем не помнили кто они, почему оказались в том лесу и что там, собственно, видели.

      Кто-то говорил, что в середине леса протекала река; вода ее была холодней ледника горы, вокруг которой и было построено поселение, а об ее чистоте и прозрачности можно было говорить часами. Некоторые верили тем, кто, якобы вернувшись, вдруг «прозрел» и вспомнил все, а некоторые насмешливо вздыхали и считали это бреднями.

      Вообще, заметить пропажу людей здесь было очень легко, как и застать их появление. Поселение насчитывало около тысячи людей; молодые стремились покинуть это место, скорее переехав в большой город, пожилые же, наоборот переселялись сюда ради свежего воздуха и единения с природой. Их волчий вой не отпугивал — они могли сидеть подле окна, слушать завывания и видеть, как плавно луна передвигалась по небосклону, танцуя хороводы со звездами.

      Это место одновременно заманивало и отпугивало чужих; о нем ходила не совсем позитивная известность. Из-за частых пропаж людей многие думали, что это поселение маньяков, серийных убийц, которых сюда либо сослали, либо они, отмотав приличные сроки в тюрьме, перебрались жить у подножья горы. Это первая группа чужих, кто считал так. Во второй группе все было куда более сложно. Эти люди — искатели приключений, необычных вещей, явлений, сущностей, и именно они думали, что в лесах Кебнекайсе выли не волки — оборотни. Именно те существа, которые могли быть людьми, а могли в любой момент обратиться в огромную псину, напоминающую волка.

      Это казалось выдумкой, больным воображением, бурной фантазией…

      Но вот только все ли так обыденно тут было? Люди пропадали и возвращались, волки постоянно выли, но их никто и никогда почему-то не видел. Да и вопрос возникал сам собой: действительно ли это были волки?

***

Для тебя я мог притвориться сильным,

когда мне было больно.

      Осень мягко вступала в свои права, когда это случилось.

      Непривычно пронизывающий ветер бил в лицо и заставлял прятать нос поглубже, под самый воротник. Солнце светило все также ярко, лучи нежно скользили меж густой кроны деревьев, в надежде дотянуться до травы, но та от недостатка света уже начинала желтеть и засыхать. Природа плавно готовилась к другой смене поры, выжидала тщательно, тая в себе веру, что именно эта осень может стать золотой — теплой, красочной, незабываемой. Но резкое похолодание рушило планы, ветер пробирался в самые защищенные места. Многие животные не были готовы проснуться сегодня утром и осознать, что лето закончилось — жаркие дни сбавили обороты, яркое светило находилось в другом положении, и теперь не было больше возможности нежиться в его лучах, купаться в беззаботности. Теперь снова нужно было искать убежище, запасаться на зиму и утепляться.

      Резкая смена погодных условий ударила и по хищным представителям животного мира. Лисы стали убегать в чащу леса, к полянам, где, почему-то, скопилось огромное множество грызунов, которыми они стали питаться; лоси и олени в панике плутали и уходили в чужие территории, а волки вообще вышли к людям средь белого дня. Были даже очевидцы этих происшествий, утверждающие, что, едя на машине через тот самый лес, они наблюдали за тем, как волки перебегали дорогу. Они выглядели испуганными, а еще не совсем похожи на своих представителей.

      Это, к слову, было впервые, когда местные жители на самом деле увидели волков. Но и это не самое страшное.

      Один из очевидцев утверждал, что перебегающий зверь был больше обычного волка, мохнатее, будто зарос весь шерстью, а его конечности были длиннее, чем обычно.

      После того инцидента многие стали рассказывать байки, что осенью — пик для волков; их стали «видеть» в поселении, их вой стал слышен буквально во дворе. Кто-то даже осмелился и предположил, что это совсем не те животные, которых мы привыкли видеть. Такое говорили и ранее, мол, здесь оборотни обитали, в этом месте страшно было находиться, и все на вой реагировали достаточно презрительно. Со временем с этой мыслью свыклись, посчитали чушью и забыли.

      Пока вновь не разразилась волна сплетен и слухов о том, что среди людей явно обитали оборотни. Они днем выглядели как обычные люди — ходили на своих двоих, разговаривали, питались привычной для нас едой, а ночью обращались в подобие волков, охотились и убивали.

      Откуда столько подробностей? Ну, фантазия разыгрывалась, да вот только даже фотография нашлась, где нечто напоминающее волка действительно перебегало дорогу. Это не стали афишировать, чтобы не поднимать еще большую панику. Но люди стали подозрительными: в каждом своем друге, родственнике, знакомом они искали черты животных, волчьи повадки и еще целый список, который с большим трудом можно было назвать чем-то таким, что помогло бы определить настоящего оборотня.

      По сути, местным жителям просто хотелось найти что-то такое таинственное в своем поселении, сделать реальностью некоторые легенды, опровергнуть или, наоборот, подтвердить слухи.

      И, все бы ничего, но они были правы — в поселении люди были далеко не одни.

Я хочу, чтобы дождь шел весь день,

потому что хочу, чтобы кто-то скрыл мои слезы.

      Осторожный шорох раздался совсем рядом с темноволосым, и тот повернул голову, заглядывая через плечо и замечая знакомые фигуры. Он хмыкнул и провел тыльной стороной ладони по своей щеке, ощущая, как первые капли осеннего дождя коснулись его лица.

      Погода заметно портилась, и никто из присутствующих здесь не был рад этому. Находиться в лесу в такое время — не самое приятное, что могло сейчас быть. Ветер пробирался под несколько слоев одежды сразу, заунывно завывал в уши и заставлял поежиться некоторых парней от неприятных ощущений.

      — Быть может, обратимся? — спросил кто-то позади, подойдя к спине вожака слишком близко.

      — Не сейчас, еще слишком светло, — ответил тот и опустил взгляд к земле, мельком замечая то, как капли дождя прибивали сухие пожелтевшие листья к такой же безжизненной траве.

      Осень ожидаемо не была золотой; небо весь сентябрь провисело хмурым пятном и лишь изредка пропускало сквозь себя солнечные лучи; дождь барабанил по крышам через два дня, а к концу недели и вовсе всегда начинался проливной ливень. Начало же октября было куда веселей — вернулось тепло, лес в надежде отпрянул от проливных водных стен, макушками вытягиваясь до самого неба, чтобы больше ухватить себе света. Но это продлилось почти неделю, ведь сейчас снова резко похолодало, дождь пропитал землю очередным своим приходом, а люди, что сейчас исследовали свою местность, тысячу раз пожалели, что откладывали этот рейд на потом.

      — Дерьмовая погода, — подытожил молодой человек с коралловым оттенком волос. Он встал подле вожака и, прикрыв глаза, глубоко втянул воздух носом. Запах сырости остался где-то в нижних долях легких, щекоча пазухи носа слегка мерзким ощущением. — Минхен прав, нужно превращаться, — закончил он.

      Ему потребовалось несколько секунд, чтобы из человека резко стать огромным лохматым волком. Его раскрытая пасть обнажала ряд белоснежных клыкастых зубов. Подойти ближе — останешься точно без головы.

      — Чимину лишь бы покрасоваться, — заметил самый молодой член команды. Чимин же на это замечание показательно зарычал и умчался вглубь леса, сверкая такой же яркой расцветкой, как и его волосы, шерсти.

      — Балбес, — напряженно выдохнул темноволосый, — теперь наша очередь, парни.

      После слов вожака группа из юношей быстро обратилась волками; каждый из них выглядел по-разному: у кого-то клыки поменьше, у кого-то массивное туловище, мощные лапы с когтями и взгляд более хищный, а у кого-то боевые раны, все еще не зажившие, как вечные отметины прошлых ошибок. У вожака, например, есть одна такая — уродливый шрам на левой щеке.

      Он получил его, будучи подростком, и теперь это как клеймо: по нему вожака узнавали. Все члены стаи старались шрам не разглядывать и не спрашивать, потому что сам темноволосый особо не любил об этом делиться.

      Было и ладно.

      Он не обязан вести слезливый рассказ о том, как взрослый оборотень одним выпадом передней лапы исполосовал его лицо. Коготь проехался от уголка губ почти до самого уха, оставляя после себя глубокую рану. Уже лет десять прошло, но шрам затягивался очень медленно и болезненно. Почти каждый день вожак ходил к лекарю, чтобы тот накладывал бинты, меняя прошлый окровавленный, смазывал все мазью и, поджав губы, отпускал обратно.

      Шрам затянулся и перестал сильно беспокоить своего обладателя буквально только несколько месяцев назад. Сны нормализовались, беспокойство ушло на второй план, но время от времени темноволосый вспоминал страх, который он испытал, почувствовав себя таким уязвимым. И, быть может, поэтому до сих пор заглядывал к Сыльхену, который с огромной радостью выслушивал его внутренние переживания и периодически обрабатывал шрам.

      Клубок воспоминаний крутился в голове волка тогда, когда они бежали вслед за Чимином. Он передвигался шустро, будто что-то чувствовал, будто нагонял кого-то.

      «Чимин, есть зацепка?» — мысленно поинтересовался кто-то из стаи.

      И вместо ответа Чимин резко остановился, задрал мохнатую морду вверх и завыл.

      Все как один застыли, окружив мохнатого с красным мехом.

      «Чужаки опять шастали по нашей территории», — обращаясь ко всем, передал вожак.

      Была одна особенность у оборотней — мысленная связь. Они могли не лаять, не выть и не рычать, чтобы передать важную информацию. Достаточно на кого-то посмотреть и озвучить мысленно то, что возникало в голове. Это как Интернет, только в несколько сот раз круче.

      На вожака все тут же обратили внимание.

      Он, опуская голову к самой земле, разглядывал волчьи следы, не принадлежавшие его стае. В воздухе витал противный аромат мокрой псины — точно чужак. И не просто чужак, его изгнали, и теперь он рыскал по другим землям в надежде найти либо волчицу для спаривания, либо побороться с вожаком в своих корыстных целях. Такой, как сегодняшний случай, далеко не первый в практике темноволосого, и эти воспоминания сейчас накрывали его с головой. Главному волку даже пришлось всему встрепенуться, чтобы прийти в себя и продолжить анализировать ситуацию.

      «Будем выслеживать его, Чонгук? — обратился к вожаку Минхек. Его звериная сущность пробивалась наружу, показывая всем рядом стоящим свои длинные угрожающие клыки. — Только скажи, мы мигом обойдем нашу территорию до конца и проверим все».

      Смотря на то, как его ребята-альфы были готовы рвануть отыскивать чужака, Чонгук задумался. Если чужак был в одиночестве — тут нужна была другая тактика.

      — Еще рано, — строгим низким голосом произнес он, возвращая себе обличье человека. Нечего было светиться сейчас. — Он уже далеко убежал по своим делам, наша территория ему пока не нужна.

      Данных было, конечно же, не достаточно, но они знали темноволосого очень хорошо, поэтому за четкой и короткой речью обязательно последовало бы объяснение.

      — Пока стоит вновь пометить территорию и дать ему понять, что он замечен и следующий его шаг будет приравниваться к желанию быть убитым.

      Минхек кивнул и направил стаю за собой, все еще будучи обращенными в волков. Он высоко задрал голову, вытягивая морду по направлению ветра. Его темная жесткая шерсть поднималась дыбом, а пронизывающий ветер окутывал лишь сильнее.

      Чонгук проводил их взглядом, наблюдая за каждым из стаи, и после скрылся, направляясь к поселению, чтобы рассказать увиденное и обдумать все со старейшинами.

Когда хочешь что-то или кого-то найти —

ищи средь близких.

      В Ривéрз темноволосый вернулся, когда дождь окончательно закончился.

      Мокрый асфальт пах свежестью, вдалеке, около самой вершины горы виднелась двойная радуга. Чонгук грустно посмотрел на нее и завидел идущую к себе Мэин. Она, поджав губы, будто сканером исследовалала его — читала настроение и переживания, а еще, казалось, и мысли вместе с этим.

      — Расскажешь? — задала она вопрос и приобняла парня. Чонгук кивнул ей, и они пошли, обнявшись, дальше вместе.

      Темноволосый вздохнул и еще раз посмотрел на пожилую женщину.

      — Следы чужака видели, — кратко объяснил он. — Я чувствовал его присутствие, отправил ребят дойти до конца леса и проверить все.

      — Думаешь, он еще остался здесь? — она смотрела вперед, завороженная радугой — последние полукруги уже рассеивались, сливаясь с послеобеденным небом.

      — Нет, он ушел. Но он мог быть все-таки не один.

      Мэин ничего не ответила. Она молчала до конца пути, пока они направлялись к ее избушке.

      Ветер давно стих, солнце согревало Кебнекайсе, казалось, что даже было слышно, как гора пела, купаясь в последних на сегодняшний день солнечных лучах.

      — Вы знаете, что наш клан находился на очень привлекательной территории, — когда в избушке Мэин собрались другие старейшины и важные персоны, Чонгук начал свой рассказ. — Она была богата не только мощными лесами, в которых хорошо было укрыться и вести охоту, но и ресурсами, — он остановился ненадолго и взглянул на своего папу. В его глазах была все та же многолетняя грусть, а полуулыбка на лице не отражала ровным счетом ничего. Чон тяжело вздохнул и продолжил. — Сегодня мы видели следы чужака. Он мог быть как совершенно один, так и с подмогой. Если он был в одиночестве, то я прошу вас передать волчицам, чтобы они были аккуратны во время охоты, — Чонгук снова сделал небольшую паузу, отводя взгляд от папы. И, поджав губу, продолжил тараторить дальше. — Вы прекрасно знаете, что по ближайшим территориям ходит молва о том, какие сильные волчицы клана Чон-Рефлечи — они очень выносливы, приносят много волчат в потомстве и после получения метки становятся верны своим партнерам по жизни. Ведь, если волчица выбрала кого-то — то это на всю жизнь. Будьте бдительны, постарайтесь не показывать себя в зверином обличье, — это последнее, что попросил Чон.

      Он закончил и развернулся, оставляя старших размышлять над его словами. Этот разговор дался ему особенно сложно, потому что возникшие еще утром детские и подростковые воспоминания сейчас усиливались стократ.

Я буду весь покрыт шрамами,

но это моя судьба.

      Когда он вышел на улицу, там заметно стемнело. В маленьких домиках по очереди загорался свет в окнах, доносился шум и детский смех. То, что они жили среди людей — было огромным плюсом. Не для людей, для самих оборотней — от них больше пахло запахом человека, они держали себя в форме, так как время от времени сторожили территории и от вот таких вот чужаков охраняли. Хотя, последнее явно было большим бонусом для местных жителей.

      Чонгук проходил мимо овощного магазина, его взгляд бегал от улочки к улочке, пока не зацепился за домик лекаря.

      — А я уже хотел к тебе сам идти, — услышал Чонгук, как только зашел внутрь.

      Он встал на пороге и смотрел на Сыльхена — тот искренне улыбался и держал бинты в руках.

      — Позволь мне посмотреть, — проговорил он и приблизился к младшему.

      — Да, конечно же.

      Чонгук присел на кушетку, что располагалась в самой просторной комнате в этой избе. Горел тусклый свет, на фоне шумел телевизор, из которого были слышны звуки перестрелки.

      — Какой-то боевик? — поинтересовался Чонгук, стараясь заглянуть в соседнюю комнату. Это было личным помещением волчицы — там он спал, отдыхал и медитировал.

      — Крепкий орешек, вроде, — пожав плечами, Сыльхен приблизился к Чонгуку, прося задрать его футболку к подбородку. — Болит?

      — Мхм, — сквозь сомкнутые губы простонал вожак.

      — Никто не догадывается?

      — Нет, я не подаю виду, что я был ранен.

      Сыльхен хмыкнул в ответ и приступил обрабатывать рану.

      Он был предельно осторожен. Мягкая проспиртованная ватка водила по еще одному шраму на теле волка; Чонгук держался стойко и старался абстрагироваться — думать о чем-то приятном, милом, даже нежном. И все почему-то сводилось к Сыльхену. Старшего он знал с пеленок, практически. Когда Чонгук впервые упал, именно Сыль, будучи тогда только практикантом, помог ребенку Гуку, прилепив пластырь на кровоточащую коленку.

      Время бежало, Чонгук подрастал и лишь сильнее ввязывался в драки — будь то простая охота либо разборки меж собой. Гормоны кипели, желание показать себя — тоже. Но помимо физических травм, у Рефлечи были еще и ментальные.

      Он, ещё будучи волчонком, столкнулся с подобным случаем (похожий на утренний), когда был с отцом на охоте. Чон познавал свои первые азы преследования и стал свидетелем, как взрослые волки разбирались тогда с чужаком. Это, на самом деле, страшное дело. В такие минуты всё звериное чутьё завладевало разумом, а дикое желание убивать выступало на первом месте.

      И пока не прольётся чья-либо кровь — волки не успокоятся.

      В тот первый раз чужак был один, без стаи; ведомый аж с места, что находилось за горой Кебнекайсе, в период спаривания он забрёл на земли клана Рефречи и поплатился жизнью.

      А второй случай был тогда, когда Чонгука уже посвятили в охотники — он перешёл нужный возрастной порог, достойно показал себя, и теперь, видя чужого волка на своей территории воочию, понимал, что этот бой будет либо на жизнь, либо на смерть. В этот раз чужак был с подмогой — численное количество их было невелико, но внутри горел огонь мести, бурлило желание растерзать. Этот бой дался молодому оборотню Чонгуку с большим трудом — Сыльхен почти месяц выхаживал его и залечивал глубокие раны от острых когтей и зубов.

      Отец тогда сказал Чонгуку, что из каждого итога, будь то поражение или победа, нужно делать выводы и извлекать уроки.

      И молодое сознание волка продолжало в голове проецировать бой: то, как наступала их стая, как в глотки некоторых вгрызались чужаки и разбрызгивали кровь повсюду, пачкая только что выпавший первый белый снег.

      Это было жутко, мерзко и больно.

      С каждой потерей сородича внутри образовывалась дыра — связь между стаей была намного значимей, чем казалась когда-то ничем для ребёнка Гука.

      Когда он потерял отца в одной из таких бойн, жизнь поменяла градус.

      Вначале всё окрасилось в серый и кричало о том, что жизнь несправедлива, что должно было быть совсем иначе. Мир казался другим: жестоким, алчным, запутанным. Справившись со своей утратой, после стаей было принято решение сделать вожаком именно Чонгука.

      Обычно они решали даже такой простой вопрос битвой — два сильнейших волка — альфы — должны были сразиться друг с другом, и кто устоял бы в этом бою, буквально оставшись на лапах и имеющий меньше урона, тот и выиграл бы.

      Но, опять же, учитывая недавнюю ситуацию, никто из других волков не был против оказаться под предводительством Чонгука.

      — О чем задумался? — внутренний монолог вдруг разрушился голосом старшего. Сыльхен оказался сидящим на коленях перед Чонгуком. Тот грустно улыбнулся ему и протянул руку, чтобы коснуться чужой щеки.

      — Прошлое вспомнил.

      Рыжеволосый кивнул, понимая о чем речь. С пола он пересел на кушетку рядом с младшим, беря его за руку.

      Они сидели в тишине, каждый размышлял о чем-то своем.

      — Я давно хотел спросить тебя, — старший поглаживал его тыльную сторону ладони большим пальцем, а голову склонил и уложил на плечо. Так спокойно было от этого всего.

      — Спрашивай, Сыль.

      Чонгуку тоже было спокойно. Он смотрел вдаль через маленькое окно, провожая солнце за гору. Вечер наступил слишком быстро.

      — Ты чувствуешь некую связь между нами?

      — Ты интересуешься, запечатлен ли я на тебе? — переспросил Чонгук и повернул лицо к старшему. Его нос зарывался в копну рыжих волос, вдыхая мягкий аромат ванильного шампуня.

      — Да, я об этом, — щеки Чхве Сыльхена вмиг покраснели, пылая ярко-розовым. Как же хорошо, что Чон этого не видел.

      — Да, Сыль, это так.

      Скрывать тот факт, что старший был предназначен природой для Чонгука, было глупостью. Они давно чувствовали взаимную тягу, и это был только вопрос времени — когда.

      А сейчас это притяжение друг к другу ощущалось иначе: острее, необходимее.

      Когда губы Чонгука нашли чужие, то слегка коснулись на пробу, чтобы не спугнуть; он мягко сминал их, инстинктивно прижимая к себе старшего. Сыльхен прикрыл глаза и расслабился — поцелуй был мягким, нежным и таким правильным сейчас.

      Они не предлагали друг другу встречаться — у оборотней все иначе.

      Природа выбрала — ей всегда видней, ведь ошибок она точно совершать не умела.

***