***

      Всё про­ис­хо­дит рез­ко; огромный, несущийся прямо на Тэхёна, ог­ненный шар смы­ва­ет по­током не­понят­но от­ку­да взяв­шей­ся во­ды. Толпа что-то невнятное выкрикивает, но Тэхён не в состоянии разобрать — что именно; у него перед глазами — световые лучи, яркие вспышки, вода под ногами и быстро бьющееся сердце. Чон­гук стоит напротив: с ног до го­ловы мок­рый, удив­лённый и… по­вер­женный. В глазах — полное непонимание, с капелькой разочарования, некая обеспокоенность. Пелена жажды поединка пропадает; перед глазами возникает Ким, который в это время поднимается на ноги, а после — сам Тэхён устремляет свой взгляд прямо на Чонгука. Младшему как-то становится не по себе; Тэ­хён не ме­нее удив­лённый, нем­но­го ус­тавший и за­пуган­ный, так как по­лучи­лось с точ­ностью до на­обо­рот — про­яв­ля­ет си­лы, ка­жет­ся, не толь­ко Чон­гук. Брюнету хочется подбежать к хену, успокоить, приобнять, поговорить, в конце концов, и, конечно же, извиниться. Потому что только сейчас Чонгук понимает, что подверг старшего такой страшной опасности; что один неосторожный шаг мог ранить, или, чего еще хуже, убить Тэхёна.

      А вот кто по-нас­то­яще­му до­волен, так это сам пра­витель. Его ма­лень­кий спек­такль уда­ёт­ся на сла­ву: Чон­гук — с си­лой, пуб­ли­ка впе­чат­ле­на, а Тэ­хён де­ла­ет всё, как бы­ло нуж­но. Те­перь ос­та­ёт­ся пос­ледний и са­мый глав­ный ход ста­рого кол­ду­на. Подозвав к себе Ханёна, он усаживает его на стул рядом с собой; уже после «правая рука» повелителя быс­тро со­зыва­ет сво­их по­мощ­ни­ков, что-то шеп­чет им на ухо. Вни­зу, на ка­ком-то по­ле меж­ду три­буна­ми, где ра­нее про­шёл и сам по­еди­нок меж­ду пар­ня­ми, воз­ни­ка­ет трой­ка во­инов с копь­ями, иду­щих пря­мо на Тэ­хёна. Лица их озлобленные, и Тэхён немного пятится назад, пока стоящий немного поодаль от него Чонгук не может и с места сдвинуться.

      Всё как в тумане: Тэхёна рез­ко хва­та­ют под ру­ки, пресекая ма­лей­шее не­пос­лу­шание, за­вязы­ва­ют ру­ки, а пос­ле ста­вят ли­цом пря­мо нап­ро­тив правителя. Чонгук в силах сейчас только вдыхать пыльный воздух, непонятливым взглядом оглядывать то публику, которая что-то выкрикивает, то отца, расплывающегося в слишком довольной улыбке и вставшего со своего места, подойдя ближе к краю своей трибуны, то на Кима, который почему-то опускает голову вниз и почти не вырывается.

      Повелитель вновь приподнимает руку, показывая своим жестом, чтобы публика заглушила возникший шум на трибунах; а после, кинув свой суровый взгляд на наследника, произносит то, что заставляет Чонгука сорваться с места.

      — Тэ­рум, с это­го дня ты — из­гнан­ник.

      Чонгук бежит навстречу Киму, но его останавливают; два стражника успевают схватить молодого колдуна и крепко удерживать — они просто не могут допустить, чтобы Чонгук атаковал их, желая спасти Тэхёна. На самом деле Чонгук мог бы — да и в состоянии это сделать — вырваться и применить свою магию, но тогда может пострадать и сам Тэ. Младший решает не противиться воле отца, он просто чуточку позже подойдёт к нему и сам все лично расспросит: почему Тэхёна изгнали и, самое главное, куда, но…

      — А молодого наследника заприте в его собственной комнате.

***

***

***

      Юнги, наверное, уже десятый круг делает около комнаты своего хозяина; рядом с дверью действительно стоят двое охранников, сама дверь закрыта на замок, а фамильяр никак не мог успокоить себя. Он пытается найти логическое объяснение правителя, и ему самому до ужаса жаль Тэхёна. Если уж ему досадно с этой ситуацией, то что сейчас творится с самим Чонгуком? Юнги пытается мысленно связаться с Хосоком — для фамильяров это уж не такая сильная проблема, тем более для этих двух — но ничего не получается. Он громко топает ногой, на что на него обращают внимание те двое парней; Мин резко обращается в ворона и вылетает из маленького круглого окна.

      Он наконец-таки догадывается, что проще попасть в комнату к младшему будет через окно, да и у Юнги, слава богу, есть такая возможность. Поэтому, облетев добрую половину замка, ворон приземляется на маленьком выступе перед стёклами; внимательно разглядывает обстановку, а потом стучит клювом прямо по стеклу. Его впускают не сразу; заплаканное лицо молодого колдуна предстаёт перед фамильяром довольно неожиданно. Чонгук сам на себя не похож: весь поникший, выглядит, скажем так, далеко не важно. Юнги, обратившись в человека, присаживается к нему на кровать, притягивает за руку к себе младшего и заключает в крепкие объятия.

      — Хён, скажи, — первым нарушает тишину Чонгук. Его голос тонет во мраке комнаты и ударяется эхом о каменные стены. Юнги укладывает его голову к себе на плечо и осторожно проводит ладонью по тёмным волосам, — почему отец так поступил? Почему… Хён, за что он так с Тэхёни-хёном?

      Юнги тяжело вздыхает; успокаивать — не его конёк, но раз младшему сейчас необходимо выговориться, то он постарается.

      — Понимаешь, Чонгук, в жизни никогда не будет справедливости. Обязательно случится то, что выбьет тебя из колеи, заставит сердце разрываться на части. Но ведь это делает тебя сильнее, правда? — Юнги задумывается над сказанным собой словами, а потом ладонью проводит по лбу младшего, поднимая наверх его тёмную чёлку. — А насчёт Тэхёна… Я могу рассказать тебе всё, как есть?

      Ответом со стороны младшего служит кивок. Юнги немного собирается с мыслями, потому что разговор предстоит серьёзный, и вновь своим слегка шепелявым голосом продолжает бурчать прямо над ухом младшего.

      — Тэхён — твой истинный, это вообще любой дурак в нашем замке понял давным-давно. Твой отец — расчётливый и довольно-таки умный правитель. Наняв Тэхёна для тебя как простого наставника, он приобретает нечто большее: Тэ — могущественный колдун, давай на чистоту, он намного сильнее твоего отца, но даже не догадывается об этом; не удивлюсь, что у него ещё несколько сил за плечами, — Юнги по-доброму хихикает, заставляя уголки губ младшего непроизвольно подняться вверх.

      Чонгук уже представляет, как Тэхён во всём белом, почему-то со светлыми волосами и голубыми глазами бороздит океаны, как вода расходится в стороны и как Тэхён соединяет все известные человечеству стихии в одну и атакует. Бросает в дрожь, но в то же время завораживает. Юнги же, к слову, продолжает ход своих мыслей дальше.

      — А вот представь теперь: он занимался с тобой, всё было просто идеально, а потом в один прекрасный момент твой отец понимает, что вы — истинные, что это большая редкость, чудо и что этим, конечно же, необходимо воспользоваться. Он планировал развить с помощью магии Тэ твои природные силы, Чонгук, но не учёл, что они также разовьются у самого Тэхёна. Наш, — Юнги немного привстаёт и при следующей своей реплике корчит лицо, всем своим видом показывая, что это далеко не так, — «глубоко уважаемый» правитель трусит и видит единственный выход — прогнать и сослать восвояси Тэхёна.

      Чонгук резко приподнимается с чужой грудной клетки и смотрит, кажется, ещё большим печальным и разочарованным взглядом.

      — То есть, я могу вообще теперь не увидеть Тэ-хёна? То есть… Хён, он же не причинит ему боли?

      — Не знаю, мой мальчик. Я пока не могу связаться с Хосок-и и выяснить, всё ли у них там в порядке, поэтому…

      За дверью слышатся мужские голоса, в одном из них Чонгук узнаёт своего отца. Юнги тут же обращается вороном и прячется под кроватью Чонгука; ему тоже хочется стать свидетелем разговора колдунов.

      Ключ в замочной скважине поворачивается трижды, а после — на пороге стоит старый повелитель и внимательным взглядом оглядывает комнату — наверняка ищет постороннего. Проходит вглубь, а после останавливается прямо напротив Чонгука.

      — Мне нужно будет уехать по военным делам. Не будь соплёй во время моего отъезда. Народ впечатлён твоей силой, поэтому в моё отсутствие ты займешь моё место. И да, Чонгук, с сегодняшнего дня у тебя новый наставник.

      Чонгук до этого слушал отца с выражением лица, на котором читается недоверие, а теперь, когда перед ним высокий и статный мужчина, который, к тому же, ещё и его нынешний наставник, шок — основное кредо юного колдуна.

      — Его зовут Намджун, он очень сильный маг, и я рассчитываю на тебя, сын мой, — а после покидает комнату, оставляя молодых людей наедине.

      Намджун мнётся, стоя на пороге, а потом подходит к Чонгуку, слегка кланяясь ему.

      — Для меня большая честь быть Вашим наставником, мой повелитель.

      — А для меня нет, — Чонгук злится, ведёт себя как капризный ребёнок; показательно приподнимается с кровати и выбегает из комнаты, громко хлопая дверью.

      Юнги в это время выползает из-под кровати в образе человека, успевает остановить того самого Намджуна за руку и приглашает сесть рядом, чтобы кое-что обсудить.

      Намджун смотрит изучающе, вид у него довольно серьёзный и умный. Юнги вздыхает, не зная как начать разговор, но получается самом собой как-то.

      — Ты не обижайся на него, сегодня сложный день был, — Намджун смотрит прямо в глаза, слегка приподнимает уголки губ, показывая следом очаровательные ямочки на щеках, а Юнги расслабляется. — Он сегодня и колдовского возраста достиг, и прежнего наставника потерял, который ещё и его предназначенный, к тому же, и в комнате запертой успел посидеть, а тут ещё ты. Он остынет и примет как информацию, так и тебя, не сомневайся.

      Намджун теперь уже широко улыбается.

      — М-да, я бы с таким родителем свихнулся просто. И да, насчёт всего этого я знаю, так как сегодня с самого утра присутствовал и был свидетелем некоторых сцен воочию. Но меня интересует вот что, кто ты такой? — Намджун указывает на Юна пальцем, смотрит как-то недоверчиво, а Юнги усмехается, обращается вороном, взлетая и оказываясь после на плече наставника.

      — Я его фамильяр и пока, я думаю, самый близкий человек тут, после Тэхёна.

      На удивление, до самой глубокой ночи эти двое провели вместе: Юнги многое рассказывает как о Чонгуке, так и о Тэхёне, полностью доверяя Намджуну. У фамильяров точное представление о колдунах и людях — они видят их насквозь, знают, кому следует говорить, а от кого лучше скрыть. Нам же удовлетворяет фамильяра по всем критериям. Намджун отвечает, ничего не скрывая, сам интересуется и последнее, что его волнует и о чем он хотет спросить, это то, как расположить к себе Чонгука.

      — Просто будь собой. Он не любит все эти вычурности, пафоса, извечные «ваше величество», «мой господин, «а вы то, а вы се». Ему это чуждо — он ценит людей за искренность и открытость.

      — Таким был сам Тэхён, да? — Намджун перебивает, смотрит внимательно, когда они прогуливаются по парку, располагающемся около замка. Юнги кивает, слегка опустив голову, у него дикая тоска на душе.

      — Не представляю, как он там. Прошёл всего день, даже такое существо как я скучает по Тэхёну, — и давай ты будешь честен с собой Юнги, не только по Тэхёну ты скучаешь — а что там с Чонгуком. Эх…

***

**Проходит неделя.**

      Спустя три дня после того, как Чонгука познакомили со своим новым наставником Намджуном, а затем первый сбежал, Чонгук всё-таки возвратился домой, обдумав многое. Одно из них — если буду слушаться отца, то тогда наверняка смогу узнать о нынешнем местонахождении Тэхёна. Поразмышляв, оценив все, так и вернулся обратно. Чонгука ждал не только Юнги; Намджун, обеспокоенный такой долгой пропажей своего ученика, тоже не находил себе места. Чонгук извинился перед старшими, пообещал, что будет примерным и послушным учеником, который покажет себя и постарается перенять все способности своего наставника.

      Первое занятие назначено на сегодня; на улице яркое и довольно тёплое солнце для поздней осени, на Чонгуке накинута какая-то накидка из плотной ткани и длинная рубаха, а сам Намджун одет был довольно легко. Конечно же, на занятии присутствует Юнги — он внимательно наблюдает, спрятавшись под тенью одного из деревьев, потому что неприятные лучи солнца постоянно светят в лицо и слепят глаза. Укрывшись, следит за тем, чтобы Чонгук не отлынивал от своего дела и чтобы Намджун не переходил за рамки.

      — Так, юнец, давай покажи мне то, чему тебя успел обучить Тэхён.

      При упоминании имени старшего колет где-то в районе сердца, а Чонгук старается не отвлекаться на боль в груди; он широко расставляет ноги, руки слегка вытягивает перед собой, а после ладони складывает вместе. Прикрывает глаза, медленно и размеренно дышит, а затем — руки плавно рассекают воздух, время от времени кидаясь пламенем; Чонгук двигается плавно, вспоминая все слова, сказанные Тэхёном ранее. У него внутри — некое спокойствие, умиротворенность, прикрытые личностными переживаниями. Он старается унять боль, забыть её, предотвратить, успокоить себя, в конце концов, до такого уровня, в котором обычно находился сам Тэхён. Но не получается настолько хорошо. «Огненного дракона» Чонгук так и не смог сделать…

      Намджун останавливает его, подходит ближе, чтобы встать позади парня и дотронуться до его рук своими, правильно их расставляя.

      — Я смотрю, что Тэхён пытался обучить тебя внутреннему спокойствию. Нет, это, правда, хорошо, но для твоих природной и родовых сил — это не совсем то, что тебе необходимо. Твоя энергия — огонь, а у него воздух, так ведь? — Чонгуку и не нужно как-то показывать, что он согласен; Намджун и так знает об этом. — Поэтому, мы наоборот постараемся разжечь в тебе пламя и подпитаться твоими эмоциями, чтобы достигнуть желаемых результатов.

      Намджун стал показывать, разъяснять, а Юнги улыбается, смотря на них; Чонгук немного приходит в себя, даже иногда улыбается, но фамильяр явно ощущает внутреннее его беспокойство.

      — «Юнги», — раздаётся до боли знакомым голосом в голове; ворон поворачивается всем корпусом к лесу, приглядывается своим вороньим острым глазом и отчётливо видит в чаще леса, прямо на маленьком пеньке рыжего кота.

      Он срывается тут же, обращаясь птицей; летит настолько быстро, насколько позволяют собственные силы.

      — «Хосок, только дождись меня», — проговаривает он в мыслях и облетает одно дерево за другим.

      Он налетает на уже обратившегося в человека Хосока, сам в полёте обращаясь; сильнее обвивает руками чужую шею и всем телом прижимается. Хосок обнимает его в ответ одной рукой, а второй проводит по иссиня-чёрным волосам. Юнги не хочет отстраняться, он что-то бубнит себе под нос, но такая резкая пустота и лёгкое дуновение ветерка рядом заставляют его обеспокоенно поднять голову и почти пропустить удар собственного сердца.

      Ворон осторожно ладонями хватает чужое лицо, смотрит прямо в глаза, до сих пор не веря, что сам Хосок сейчас перед ним, и просто начинает тараторить, стараясь высказать просто все, что успевает накопиться за неделю их с Тэхёном отсутствия.

      — Ты себе не представляешь, как там Чонгук сходит с ума без Тэхёна! Как он? Он в порядке? Боже, хён, я так скучаю по нем…

      — Не ври самому себе, Юнги, по глазам вижу, что скучал по мне больше, — Хосок улыбается в привычной для себя кошачьей манере — весь такой хитрый, довольный, нежный.

      Юнги поджимает губы — так его еще врасплох ещё никто не заставал.

***

***

***

      — Я так понимаю, времени мало у тебя и у меня, поэтому давай ближе к делу.

      Они сидят вместе на том самом пеньке почти в обнимку; Хосок немного сутулится, а Юнги не отрывает от него своего взгляда. Он переживает за обоих, но… Когда он так успел привязаться к этому рыжему и наглому существу?

      — Верно, Юнги, я просто пришёл тебе сказать, что всё хорошо и что… — он останавливается, смотрит на Юнги, слегка улыбаясь, а потом продолжает. — Тэхён просил передать, чтобы Чонгук не искал его.

      — Это как? — Юнги перебивает, удивлённо раскрыв рот, застывает и смотрит вопросительно на младшего. Хосок тяжело вздыхает, но улыбаться продолжает.

      — Дослушал бы сначала, кипешист. У них особая связь, ты знаешь. Как объяснил Тэхён, Чонгук должен почувствовать что-то, что позовёт его на поиски. Это должно случиться резко. И он ни в коем случае не должен планировать его поиски.

      Юнги крутит головой в разные стороны, тяжело вздыхает, но говорит, что обязательно все передаст и проследит за этим.

      — Обещай мне, Хо, что мы ещё увидимся, — Юнги вновь укладывает свои ладони на чужое лицо; так осторожно, будто бы это самое ценное сейчас — хотя так и есть — медленно приближается и чмокает в уголок хосоковых губ.

      — Обещаю, хён.

***