Bonus. Quod est ad finem.

                         

***


      

      

      

      

      

#satanwave — Black Water


      

      

      

      

      

      У Чонгука жизнь переворачивается с ног на голову. Всё именно так — он чувствует себя неполноценным, во сне кричит от кошмаров и каждый раз, вставая посреди ночи с тёплой постели и зажигая свет, разглядывает свои руки. Они по локоть в крови. На них кровь Тэхёна. Она струится по каждой клеточке тела, проникая внутрь и выгрызая оттуда всё подчистую. Если бы Чонгук любил Тэхёна по-настоящему, он отдался бы ему без остатка: вынул из груди быстро бьющееся сердце и отдал на хранение. Так сделал сам Тэхён. Но Чонгук растоптал его, уничтожил, вонзив ядовитые гвозди. Смотрел, как яд проникает медленно, безболезненно нанося вред. Каково было Тэхёну? Чонгук не знает ответа на этот вопрос, но готов почувствовать на собственной шкуре, потому что кошмары, что мучают его каждую ночь, — однотипны. Он видит красную комнату, по стенам которой медленной стекает алая сладковатая жидкость — не то слёзы отчаяния, не то сердце его кровоточит. Чонгук стоит посреди комнаты, надрывает глотку, но его никто не слышит; дышать с каждым вдохом становится сложнее. Будто что-то душит его, препятствует существованию. А существовал ли Тэхён, когда греховной любовью проникся к Чонгуку? А мог ли он дышать? Он харкался этой любовью. А теперь недвижим Чонгук; взгляд не может зацепиться за что-то одно, мерзкий холодок пробегает по телу, и чуть позже юноша видит его. Он сидит во всём красном на импровизированном троне из костей, в изящной ладони сжимает ещё живое сердце, пока в другой держит ядовитое копьё. Оно направлено прямиком в самый центр.


      Это сердце Чонгука. Он чувствует его биение, его мольбы освободиться от оков. Но уже поздно.


      Тэхён замахивается и сердце, расколотое на две части, бросает на пол. Он топчет его своими квадратными каблуками, давит на мельчайшие кусочки. А Чонгук за грудь держится — вдохнуть не может, голова кружится от сильной боли.


      Единственное, что выводит его из состояния сна, — чужие янтарные глаза. Единственное, что он слышит, стоит ему только проснуться, — знакомый шёпот, ласкающий слух.


      — На веки вечные ты пал, Чонгук. На веки вечные ты грешен предо мной.

      

      

      

      

      

#imagine dragons — battle cry


      

      

      

      

      

      Свет. Яркий свет слепит глаза. Приходится зажмуриться. Глубоко в подсознании заседает чужой шёпот, и Чонгук не сразу понимает, что просыпается. На полу валяются не убранные вчера на место вещи. Окно открыто настежь, а по помещению гуляет свобода-ветер. Чонгук поднимается, садясь на кровати, и пытается привыкнуть к солнечному свету в своей обители. Ветер мягко касается его кожи, посылая по ней табун неприятных мурашек, и брюнету приходится накинуть на свои плечи одеяло и наконец открыть широко глаза. Сложно, особенно после жутких снов. Легко догадаться, когда все это началось. В ту самую ночь после кровавого инцидента в церкви Чонгук приходит домой и буквально падает на кровать, тут же проваливаясь в сон. Он видит Тэхёна: на нём белая вуаль, скрывающая лицо, а на теле — в тон ей балахон. Тэхён искренне улыбается, пока не обращается персонально к Чонгуку. «Ты позволил моему сердцу замереть, но так и не смог завести его снова». Что бы это значило? Чонгук не может ответить на большинство вопросов, что проскальзывают в его голове. Но после сказанных слов, вуаль Тэхёна окрашивается в дымчато-чёрный, а потом и вовсе с лица слетает. Его тело покрывается мелкими трещинами, от самих кончиков пальцев до некогда прекрасного лица. Чонгук видит чужие слёзы, чувствует его боль на себе. Тэхён разлетается на миллионы осколков прямо у ног юноши.


      «Ты — следующий», — на этой фразе сон обрывается, а Чонгук в холодном поту просыпается посреди ночи. Тогда-то и начинается череда душащих видений, тогда-то Чонгук окончательно перестаёт существовать.

      

      

      

      

      

      

#satan hussein — wasp


      

      

      

      

      

      Апогей. Страшное слово, безумный смысл. Чонгук, после двадцатой кошмарной ночи теряет грань между сном и явью. Его мысли путаются, глаза собственные обманывают. Потому что соблазнительное чувство распространяется по всему телу, завлекая и внушая «доверься», «поведись». Чонгуку знакомо это чувство — Ситри вёл себя так же. А теперь? Кто теперь хочет испоганить его жизнь? Она и так гнилая, серая, приправленная кровавыми пятнами. Он сам себя никогда не простит за содеянное. Чонгук стал жертвой-убийцей, но жертва ли Тэхён? Всё сплетается в один клубок. Круги перед глазами рябят, в ушах стоит непонятный шум, повсюду бордовые реки, а прямо над головой — Тэхён. Он руку вперёд протягивает, касаясь молодого лица, ухмыляется так по-дьявольски привычно, что Чонгук от неожиданности падает на колени.


      — Ты верно всё делаешь, — говорит он.


      Чонгук сглатывает и машет головой. Он сходит с ума, клянется, что сходит с ума. Воздуха не хватает, потому что нежная рука с щеки спускается к горлу: крепко сжимает и надменно наблюдает за происходящим.


      — Одинокой твари сложно живётся, — добавляет он, а Чонгук всё ещё не понимает. У него глаза слезятся и лёгкие будто покалывает. Это невыносимо. — Невыносимо было наблюдать за твоей слащавостью и сочувствием, — будто читая мысли, насмехается дьявол и высказывает всё в лицо Гуку, — когда я находился в твоём теле и пытался полностью завладеть тобой, — Чонгук вдруг резко убирает со своего горла чужую руку и сильно кашляет, падая вперёд и опираясь ладонями на пол.


      — Всё ещё жалеешь, что имеешь только одну душу вместо двух? — Чонгук узнаёт его, даже как-то смелее становится. — Ситри, не молчи. Или как мне лучше тебя называть?


      По комнате проносится зловещий, ядовитый смех. Дьявол смотрит на него глазами Тэхёна, приоткрывает слегка рот и ближе оказывается к Чонгуку, что так некстати меняет позу и оказывается лицом к лицу.


      — Я всё ещё твой Тэхён, — отвечает и вновь пальцами касается лица; в этот раз держит за подбородок и тянет юношу на себя, буквально выдыхая в чужой рот. — Я хотел получить его душу, ты — всего лишь никчёмный посредник, — мягкими губами он касается чонгуковых и со злостью сминает их, больно кусает и после языком зализывает укусы.


      Это не поцелуй — борьба.


      Дьявол жаждет ответа, но получает лишь сильнейший отпор; Тэхён наслаждается кровью, упивается болью Чонгука и чувством вины.


      Это так прелестно: чужое настроение всегда даёт отличную пищу. Особенно когда чувствуешь всплеск эмоций через поцелуй. Чонгук пытается бороться, да вот только всё тщетно. Он на самом дне, он падает всё ниже без возможности выбраться. Надежды нет. Спасения — тоже. Тэхён отстраняется от чужих губ не спеша, всё ещё ощущая вкус крови на своем языке. Это дурманит, сознание собственное расплывается тягучей патокой и заставляет действовать дальше.


      — Передавай привет своему лечащему врачу, — Тэхён шепчет это в чонгуково ухо, ладонями удерживая его за плечи, будто сильно обнимая, а после отстраняется.


      Чонгук смотрит на него, ничего не понимая, пытаясь осознать его слова, но чувствует чужие объятия до сих пор, хотя дьявола нет рядом. Перед глазами всё вдруг рассеивается, он смотрит вперёд и видит своё отражение в зеркале: на нём белая смирительная рубашка, горит яркий свет, и посреди комнаты стоит кровать. Чонгук начинает громко смеяться. Хватается за живот и корчится от приступа смеха.


      — Я буду приходить к тебе до тех пор, Чонгук, пока не сведу в могилу. Я буду навсегда твоим падением.


      Голос тонет в недрах комнаты, заставляя в очередной раз Чонгука биться в конвульсиях и дожидаться прихода медицинского персонала.


      Это конец. Это всегда был конец.

      

      

      

      

      

***


      

      

      

      

      

одинокие крылья расправив,

ты не неба коснёшься — ада;

он тебя, убаюкав, сжарит,

а после развеет прах твой.