Эмити брала его ладони в свои, чтобы профессор знал: в её руках нет учебника. Зачастую, отвечая урок, юная ведьма прерывалась, беззвучно плача, но быстро брала себя в руки и продолжала. Профессор не видел её слёз. Он вообще ничего больше не видел.

   Иссушающее заклинание было прервано, но не без последствий для многих, ударив по слабым местам. Отныне профессор мерзости носил тёмные очки, за которыми ослепшие глаза затмило лиловое свечение. Он продолжал преподавать, и мог благодаря недюжинному опыту обходиться без зрения, не допускать ошибок в сотворении мерзостей и на ощупь проверять созданных учениками.

   Директор Бамп предлагал ему на время занятий своего палисмана для зрения, но профессор отказался, объяснив, что не хочет носить чёрта на голове. На самом же деле он просто не привык к жестам великодушия, к доброте, предпочитая справляться с невзгодами сам. Никто не знал, надолго ли его слепота – пока никто, чьё здоровье было подорвано побочным эффектом заклинания, не исцелился, - и он перестал мечтать о дне, когда прозреет, неожиданно быстро привыкнув к новому состоянию. Как и прежде, мог летать на посохе – палисман не давал хозяину упасть и не нуждался в командах. Как и прежде, ходил на работу и даже радовался, что больше не видит в коридорах тех учеников, что покинули его класс по различным причинам. Профессор не читал книг и не готовил сам, что облегчало потерю зрения, а всё, что нужно из школьной программы Хексайда, знал от корки до корки и никогда не забывал.

   И всё же порою, когда ладони Эмити, которые он мог отличить от любых других, касались его пальцев, профессор ощущал себя иначе, его душила горечь, и взглядом, что застила лиловая пелена, он всё пытался разглядеть свою ученицу. Возникшая мелкая дрожь вынуждала выдернуть ладони без объяснений, и Эмити, понимая его состояние, вежливо молчала, дожидаясь, когда профессор возьмёт себя в руки и вновь протянет их. Иногда ей хотелось прикоснуться не только к его рукам, но она не могла – ни при всех, ни наедине. И тогда, жалея учителя, Эмити беззвучно плакала, заблаговременно встав к классу спиной. Вид этих ужасных тёмных очков добавлял ведьме печали. Как бы она хотела сорвать их с него и увидеть не лиловую пелену без белков и зрачков, а его прежний взгляд, в котором лишь Эмити видела не строгость и ненависть ко всем, кто учился хуже неё, а что-то, открытое лишь ей одной – то, что читала она в этих глазах каждый день, пока не настал День единства, и все взрослые едва не погибли.

   А профессор, как бы он ни обманывал себя тем, что привык к слепоте, разумеется, мечтал о том дне, когда прозреет, но чем больше погружался в эту мечту, тем чаще ему снились кошмары, в которых врачи отсекают ему руку с печатью ковена, чтобы прервать связь заклинания с магией и исцелить глаза. От мнимой боли он просыпался посреди ночи, и с каждым таким пробуждением всё ясней понимал, что когда-нибудь не выдержит и решится на отсечение. Сколько таких инвалидов уже появилось со Дня единства – не счесть. Профессор же хотел сохранить себя в целости, хотел ещё поиграть в воздушное дерби, хотел сам одеваться и раздеваться – словом, делать всё то, где нужны обе руки.

   Он пока не знал, как сильно Эмити любила его, и как отчаянно пыталась отыскать способ помочь. Просиживала вечера в библиотеке, искала любую зацепку в глобальной сети, даже расспрашивала родных и немногочисленных друзей – и пока не находила решения, ведь ещё никто раньше не сталкивался с последствиями Иссушающего заклинания, которое знали лишь Белос и Коллекционер.

   Не теряя надежды, Эмити продолжала поиски. Однажды, когда она не сумела сдержать своей печали и пару раз всхлипнула, отвечая урок, профессор спросил, отчего она плачет. Ей пришлось соврать, что болит зуб. Эмити уходить не желала, но её отпустили с урока к врачу, вместо которого юная ведьма вновь подалась в библиотеку, и на сей раз – в запретную секцию.

   Рискуя попасться, она облазила всё, прочла названия на всех корешках и под конец обнаружила книгу с любопытным содержимым. Впервые в жизни нарушив строжайший запрет, рискуя вылететь с этой работы, Эмити вернулась домой и принялась за чтение.

   Книга оказалась невероятно опасным кладезем всего, что так или иначе запрещалось на Кипящих островах – от подчинения воли, до уничтожения населения по определённым критериям – например, заражённых опасным вирусом во избежание эпидемии, или же тех, кто не из этого мира и принял чужой облик. Абсолютно все манипуляции требовали от мага высших умений и опыта, важен был даже возраст, но Эмити десятки предупреждений в предисловии не остановили. Она быстро нашла то, что искала – или почти то. Прочитав до конца, Эмити пала духом: кажется, ничего у неё не выйдет. Заклинание не просто сильно влияло на вызвавшего его – оно убивало, если применить его разом, в полную силу. Для безопасности дозу разбивали на порции, и исцеление затягивалось. Второй вариант отпадал – профессор не подпустит её к себе ещё раз, особенно если узнает, что за заклинание к нему применили.

   На одной из иллюстраций был нарисован демон, допустивший ошибку, применив заклинание целиком: из его носа, рта и ушей хлестала кровь, а сам он стоял на коленях. Ниже изображались те, кто сделал всё верно, использовав магию всего на пару секунд: они лишь слегка побледнели.

   Эмити никак не подходил правильный, поэтапный подход к заклинанию и его разбивка на части с суточным перерывом. Она знала, что, расскажи она о своей находке, профессор не согласится стать подопытной мышью ради призрачной надежды на исцеление, а надежда и впрямь была призрачной. Юной ведьме и самой не хотелось так рисковать из опасения навредить ещё сильнее, и всё же она решилась.

   - Пусть я умру, - сказала она, готовясь выучить заклинание, - но не могу больше наблюдать чужие страдания. Простите, профессор, но так нужно.

   В книге говорилось, что заклинание навредит лишь вызвавшему его, особенно если, как Эмити, он не подходит по возрасту и опыту. Значит, она точно умрёт. Что ж, юная ведьма надеялась, что к тому моменту успеет удержать заклинание до его завершения.

   Чтобы поберечь силы, Эмити не стала тренироваться на какой-либо живности, да и что ей даст результат двухсекундного заклинания, пусть даже она доведёт весь процесс до конца? Лучше не привлекать к себе внимания, ведь кто знает, отслеживают ли подобные незаконные действия? Ей нужно помочь профессору, а не загреметь в тюрьму за бесполезную тренировку.

   Книгу она вернула в тот же день, и когда выучила заклинание, оставалось всё тщательно продумать. Вот она берёт профессора за руки, вот почти беззвучно шепчет заклинание, заранее сцепив их руки простеньким заклятьем, чтобы контакт не прервался. Профессор слышит, и, конечно, пугается, но Эмити не намерена отступать. Весь класс в недоумении взирает на них, и тут… С содроганием вспомнив первую иллюстрацию с горе-магом, Эмити чуть было не отреклась от того, что предстояло ей совершить. С того самого дня, как профессор ослеп, она так и не сумела высказать всё, что скопилось в сердце и в мыслях. Да он бы и не понял, наверное. В сравнении с ним юная ведьма ещё так неопытна, неискушённа, говорит то, что думает, и вообще… Вряд ли он когда-нибудь взглянет на неё, как на равную, и статус лучшей ученицы ей не поможет. Тем сильнее Эмити стремилась помочь, ничего уже не желая в ответ, ведь смерть оборвёт связь с этим миром, а уж после, если от неё что-то и останется, она узнает, как он ей благодарен, и этого будет достаточно.

   День начинался, как обычно. Очередной урок в классе сто один. Сегодня на занятия пришло всего трое, включая Эмити – остальные, как обычно в это время года, слегли с огненным гриппом.

   По традиции, профессор проверял знания Эмити напоследок, ставя её в пример одноклассникам. Бедный, он даже не догадывается, что вот-вот случится, и что в его классе вновь станет на одного ученика меньше! Подавив в себе дрожь и последние крупицы нерешительности, Эмити встала и двинулась навстречу.

   Как всегда, профессор попросил взять его за руки, не сомневаясь в её честности, просто выполняя необходимое правило. Простое, мгновенное, но сильное заклинание Эмити незаметно и намертво сцепило их пальцы, и можно было начинать.

   Ответив теорию примерно до половины, Эмити умолкла и мысленно проговорила заклинание. Профессор пока ничего не заподозрил, терпеливо ожидая, когда ученица продолжит. И тут голову Эмити разорвала ужасная боль, и при всём желании она не могла сдержать крик и не рухнуть на колени. Перепуганный профессор, не понимая, что происходит, обнаружил, что не может расцепить ладони. Сам же он не ощущал ничего – заклинание его не истязало.

   Эмити, зажмурившись, кричала и кричала, побледнев, мешочек у сердца не успевал восполнять магию, а само сердце колотилось, как бешеное. Её трясло крупной дрожью, и лишь титаническим усилием воли, сквозь боль, разрывавшую на части, Эмити удерживала действие заклинания.

   Ученики, считая, что вновь кто-то их атакует, в страхе выбежали вон. Безуспешно пытаясь освободить ладони, профессор паниковал и просил Эмити его отпустить. И пока он всё не испортил, пока ещё в растерянности, юная ведьма могла продолжать. Книга гласила, что пациент не должен ни в чём препятствовать, да профессор и не мог даже кольцо начертить – ладони надёжно скованы. Перестав вырываться, он обнаружил, что не может даже телепортироваться – этим манёвром он надеялся освободить свои руки. И тут профессора накрыл настоящий ужас, ведь Эмити всё кричала и кричала, а его магию кто-то сковал. Громко позвав на помощь и думая лишь о том, чтобы напавший на них не навредил Эмити ещё больше, профессор грозно выкрикнул невидимому противнику:

   - Прекрати делать ей больно, трус, иначе я за себя не отвечаю! Откликнись или подойди, чтобы я и без магии порвал тебя голыми руками!

   Крик Эмити захлебнулся, кровь хлынула на пол, вытекая из носа, рта и ушей. Её голова поникла, но сознание ещё не отключилось. Цепляясь за жизнь, юная ведьма завершала действие заклинания, вкладывая в него последние силы. Ещё чуть-чуть – и минута, прописанная в технике действий, истечёт, и тогда всё получится. Только бы не умереть в оставшиеся секунды!

   - Эмити, почему ты молчишь? – охваченный сильной тревогой, негромко произнёс профессор, когда злодей так и не объявился. – Эмити, не пугай меня! Кто напал на нас, ты видела?

   А Эмити умирала. Резкая боль сразу после завершения заставила слегка прогнуться её бессильное тело, после чего магия исчезла вместе с последним ударом сердца, и юная ведьма рухнула в лужу крови. Мир для неё перестал существовать.

   Странное белое место показалось ей тем самым обиталищем, куда, по поверьям, попадали умершие ведьмы и демоны, прежде чем переродиться вновь. Боль и страдания исчезли, но Эмити не знала, получилось ли. Пережить немыслимые муки напрасно – нет, такую неудачу она и на том свете не переживёт! Нужно поскорее узнать, что с профессором.

   Больше не опасаясь боли, ведь она, скорее всего, мертва, Эмити резко села – и ощутила-таки боль. Весьма удивлённая, она обвела взором окрестности и обнаружила, что находится в больничной палате.

   «Как я выжила?» - поражённо спросила себя юная ведьма, стараясь лишний раз не двигаться. Вскоре пришёл доктор и всё разъяснил, не ответив, впрочем, на вопрос о глазах профессора. Её каким-то чудом успели спасти, из чего Эмити сделала вывод, что жива благодаря учителю. Прозрев, он наверняка тут же позвал целителей из соседнего класса, а после примчались и доктора.

   Немного успокоившись, Эмити снова легла, весьма довольная собой, и радостная, что прощаться с жизнью ещё рано. Однако на следующий день, помимо брата с сестрой и встревоженного отца (мать не явилась, занятая, по словам отца, который плохо умел лгать, а значит, она просто не захотела видеть дочь), в палату явилась пара демонов в чёрном – похоже, из тех, кого опасалась Эмити, когда завладела книгой. Демоны из секретного подразделения подчинялись напрямую императору, но пока не выбрали нового, не имели чётких указаний, как поступить с ведьмой, использовавшей опаснейшее заклинание. Поэтому просто поговорили с ней, как с равной себе, всё разъяснили, взяли обещание больше так не делать и добавили, что в библиотеке ей больше не рады. Что ж, к этому она была готова, когда нарушала запрет.

   Выздоравливала Эмити медленно, довольствуясь компанией родственников. Профессора «в гости», понятное дело, она не ждала – навряд ли он благодарен ей, ведь юная ведьма понимала, что в глазах взрослых игра не стоила свеч. Если б она умерла, никто из них не простил бы себе этого.

   Странно, но из Хексайда её не исключили, и когда, поправившись, Эмити пришла на урок, в пустом классе её встретили профессор и мать. Заметив, что глаза учителя вновь видят, и даже без очков для зрения, юная ведьма едва не завопила от радости, едва не подскочила к нему, чтобы, наконец, сказать, ради чего весь этот риск. Но здесь находилась мать, которая всё портила. И она, и профессор глядели неодобрительно, строго, и, казалось, едва держали себя в руках, чтобы не влепить ей затрещину.

   Эмити пришлось выслушать от них долгий разнос, и хоть она понимала, что бранят её любя, ей стало по-настоящему стыдно за свой поступок. Ругая, они всё время перебивали друг друга, а когда на миг умолкли, Эмити решила подлить масла в огонь, чтобы они быстрее устали от собственной ругани, и она могла, наконец, сесть за парту:

   - Понимаешь, мама, мой учитель вряд ли решился бы на ампутацию половины руки.

   Набрав в грудь побольше воздуха, Одалия слегка побагровела. Но больше ни звука не слетело с её губ. Выдохнув, она махнула на дочь рукой и быстро вышла из класса.

   Обратив взор на профессора, так и не сменившего строгий и разгневанный взгляд, а сейчас и вовсе застывшего от её слов, Эмити с опаской ожидала продолжения – и получила его в виде объятий.

   Он просто шагнул вперёд своей мерзостью и крепко обнял ученицу. От неожиданности Эмити всхлипнула, покраснев, не решаясь сделать то же, или хотя бы поблагодарить за неожиданный жест.

   Обнимая её, профессор улыбался и пока не спешил ничего объяснять. В присутствии Одалии он вёл себя, как она, просто потому, что так принято, да и сам не мог отрицать вину Эмити, этот её неоправданный риск. А сейчас её обнимал уже другой профессор – тот, что умел быть благодарным, и эту его черту мало кому доводилось видеть – точнее, он сам мало кому позволял её наблюдать. Его глаза видели лучше, чем прежде, как в молодости, и даже то, что Эмити ради этого поставила свою жизнь под угрозу и знала об этом, сознательно пойдя на риск, уже не могло свести на нет, или же чуть приуменьшить его искреннюю благодарность.

   - Я не мог и мечтать… - нашёл он, что ответить, разомкнув объятия и впервые наблюдая смущённую ученицу. – Ты сумела вернуть мне зрение, и какою ценой… - запинался профессор, как первокурсник, отчего Эмити слегка улыбнулась. – Горжусь твоею отвагой и благодарю от всего сердца! Только никогда, слышишь? Больше никогда не смей повторять подобные вещи!

   Коротко кивнув, Эмити, сама того от себя не ожидая, нежно и робко коснулась губами его губ, и, раскрасневшись от смущения, выбежала из класса, ругая себя за то, что опять не смогла выразить это в словах.

   - И такие вещи… повторять не смей… - запоздало пробормотал профессор, ошарашенно пялясь на выход и рассеянно стирая ладонью сладкий, отдающий ароматной жвачкой, поцелуй.

   Впрочем, даже это он готов ей простить, лишь бы Эмити оставалась такой же непредсказуемо-заботливой и полной жизни, оказавшись необъяснимо сильней смертельно опасного заклинания ради благополучия того, кого так любит и кем дорожит.