эндрю сосредоточенно смотрит, как нил касается его шрамов на предплечьях. губами. лёгкие прикосновения, совсем немного влажные. нежные.

он смотрит.

они оба на кровати, но если эндрю полулежит, то нилу вполне комфортно и так — головой на его животе, одну руку вокруг него обернув. так и касаться чужих рук удобнее. со слов нила, конечно; эндрю в это слабо верится.

в какой-то момент нил поднимает свой взгляд, и эндрю чувствует, что эти голубые глаза буквально обжигают его. (вообще-то он чувствует этот жар каждый раз, когда нил на него таращится. и совсем неважно, видит ли это эндрю. потому что он правда чувствует его взгляд. и сказать-то больше нехуй, мелькает мысль, потому что это действительно так).

он хочет оттолкнуть, отвернуть от себя это невозможное лицо. (красивое, хоть и в шрамах; настолько, что изящество картин боттичелли меркнет, если поставить их рядом. не то чтобы он скажет когда-нибудь вслух об этом).

и он ничего не делает.

нил отпускает его руку, прекращая касаться своими обветренными, но мягкими губами — эндрю от этого совсем немного холодно, — и поднимается, опираясь ладонью на кровать. и совсем скоро его лицо очень близко к его собственному. эндрю щурится, замирает сильнее, смотрит пристально. ждёт, что дальше сделает его наркоман.

у нила влажные приоткрытые губы. в свете ночника они кажутся мягче и будто в тысячу сладких раз притягательнее. будто, блядь, это возможно. у эндрю дёргается уголок губ от таких сравнений — совсем ж не в его стиле, и хочется отключить собственный тупой мозг, чтобы больше не смел такую хренотень ему подкидывать. но он не уверен, что это поможет.

он чувствует, как джостен на выдохе шепчет «да или нет?» прямо в его рот.

эндрю, на самом-то деле, поражён той нежностью, с которой до этого нил касался его неровной кожи, той, что светилась в его глазах, как бы он ни старался не замечать.

каждый раз это ошеломляет его, как в первый. он знает, что как ни убегай от этого, его наркоман его нагонит — через секунду, минуту или час, но нагонит. и заставит остаться, не издав при этом ни звука. будто его экси-наркоман способен общаться только глазами (это чисто для них, это только с ним).

да и что ещё ожидать от придурка, который улыбается, когда ему говорят «я тебя ненавижу»? только этот… наркоша и способен на подобное — на необоснованную нежность к эндрю миниярду, на теплоту в обычно опаляющих прохладой голубых глазах. и эта прохлада согревает лучше его самой тёплой и удобной толстовки.

эндрю внимательно смотрит. пялится, вообще-то. сил отвести взгляд нет. о, да будто он, будучи в своём уме и при ясном сознании, может отказать грёбаному нилу джостену.

ни в одном из миров, если брать во внимание мысль о том, что вселенная бесконечна и заключает в себе множество параллельных миров.

будто в каком-то из тех сраных миров он может быть вне орбиты нила. или наоборот.

так что он столь же едва слышно выдыхает согласие, оседающее жаром на чужих губах.

поцелуй почти такой же приятный, как мороженое. или кофе. то, к чему эндрю действительно испытывает тягу.

почти.

или даже больше.

потому что если нил нетороплив, то эндрю буквально сминает его губы с каким-то голодом и жаждой. он готов пить его, он готов сожрать его — с такой жадностью он целует его. он прикусывает обветренную губу, зализывает этот укус, протакливает язык в его рот. он не может сказать, чей тихий, на самом деле тихий стон оседает меж их губ.

не может.

единственное, что он в состоянии сделать, это вплести пальцы в рыжие волосы на затылке — густые, гладкие, мягкие, вкусно пахнущие — и удерживать его голову напротив.

он толкается языком в его рот, зная, что нил не касается его — не смеет. ему не хочется прерываться, но он делает это, только чтобы, смотря в эти глаза, в которых от голубого из-за расширившегося до предела зрачка осталась лишь тонкая кайма, шепнуть, что нил может (должен) до него дотронуться. он медленно кладёт руку на кисть нила, проводит кончиками пальцев по ней и тянет его руку к своей шее, говорит, что тот может касаться его до середины спины. и нил с радостной и мягкой улыбкой, но медленно-осторожно ведёт рукой ему за спину.

каждый раз это плавит его кости — то, как нил осторожен, то, как он ценит эндрю, то, как он не переступает черту дозволенного. это заставляет сердце каждый сраный раз сбиваться с ритма, а лёгкие забывать нужду в кислороде — вдох после этого такой сладкий. он не уверен, почему именно, виноват в этом нил или лёгкие-кислородные наркоманы.

эндрю чувствует горячую ладонь между лопаток, подаётся рефлекторно вперёд, впечатываясь грудью в нила, который фактически уже лежит на нём.

и это не напрягает.

эндрю вновь втягивает его в поцелуй, чувствуя горячую ладонь спиной, что вырисовывает на ней круги. он чуть разводит ноги, и нил вжимается в него от груди до паха. и это приятно.

поцелуй вновь становится агрессивным; он чувствует привкус крови и не знает, чья она, потому что джостен столь же сильно кусает его губы, оттягивает их, зализывает, толкается языком в его рот, сталкиваясь с его собственным. эндрю, блядь, млеет от того, как нил языком касается его нёба, от того, как у эндрю складывается впечатление, что он весь обёрнут нилом. эффект просто замечательный.

одну руку он пристраивает на пояснице нила, от чего последний прогибается, стонет в поцелуй и отстраняется.

нил выглядит… горячо. эндрю жадно дышит и столь же жадно смотрит на него: растрёпанные его стараниями волосы, краснющие и влажные от грубых, кусучих поцелуев губы, тёмный взгляд, который также голодно смотрит на него. нил тяжело дышит, и эндрю не сдерживается, притягивает его ближе, впивается в его шею, заставляя джостена зашипеть, а потом и застонать, наклонить голову, открывая эндрю больше доступа к своей шее. он целует её, прикусывает, широко проводит языком, прихватывает тут же губами и вгрызается. скоро шея нила будет тёмной от синяков, от засосов, от его, эндрю, губ и зубов; если он не скроет это — а он не скроет, потому что ему будет насрать, потому что он даже не задумается, что это нужно скрыть, — то все увидят, насколько эндрю яростен в отношении него.

(и некоторые ублюдки будут с завистью смотреть на это, мечтая, как эндрю понимает по их взглядам, хотя бы коснуться тела джостена. джостена, который, как обычно, нихера не заметит. нихера, кроме взгляда эндрю. и секрет этой хуйни до отвратительного, до мерзости прост — его чёртов наркоша просто всегда смотрит, всегда наблюдает за ним. так что да, выкусите, мудаки. у вас ни шанса. и этот факт тоже сносит его крышу — каждый раз капитально).

он ни разу не нежен, и чёрт, нилу это нравится — он дрожит на нём, стонет, шепчет распухшими и налитыми кровью губами его имя, жмётся к нему, толкается в него, просит его не останавливаться. будто он может… хотя, разве что из вредности?.. чтобы посмотреть на стонущего, мечущегося в исступлении нила.

но не сейчас.

эндрю не выкупает, как те нежные на грани (фантомной) боли и паники касания вылились в то, что они сейчас делают.

но ему насрать. потому что хорошо до одури.

эндрю прикусывает чуточку нежнее место между шеей и плечом; с усилием проводит рукой от ниловой поясницы вверх, задирая его футболку.

— эндрю, — хрипит-стонет нил, как молитву, его руки подкашиваются, и он падает, обмякая на нём. он утыкается в его собственную шею, жарко дышит и в противовес действиям эндрю ведёт по ней губами так же нежно, как он недавно делал это с его руками. его, как обычно, продирает сладкая дрожь. эндрю шумно выдыхает и широко открывает рот, чтобы провести языком от ключицы в веснушках (с крохотной родинкой во впадине) до уха, а потом прикусить слабо хрящ, заставить задрожать больше.

они оба грёбаные фетишисты.

— можно я?.. — выдаёт хрипло нил, оставляя поцелуй под челюстью. он понимает, о чём его просят, и выдыхает согласие в ухо, за которым тут же целует. он подставляется шеей, нетерпеливо ожидая, и стонет тихо, когда ему ставят засос. и ещё один. и ещё. и ещё — столько, сколько нил сочтёт нужным.

он всегда был равнодушен к этой хуйне, не видя в ней смысла, но сейчас ему хочется.

чёртов блядский нил джостен, думает эндрю, отстраняясь, смотря в шалые глаза точно такими же — поехавшими, повёрнутыми на наблюдении за такой прекрасностью, как нил. он отстраняется, чтобы вновь вернуться в поцелуй с низким рыком, почувствовать мягкие-осторожные-неспешные-ласковые-хер-знает-какие-ещё прикосновения к волосам на затылке, к шее — везде, где эндрю разрешил.

нил трётся, толкается бёдрами, и эндрю готов ухмыляться от того, насколько сильно его наркоша завёлся.

он позволяет ему двигаться — неспешно, на самом деле, но так тяжело и хорошо.

они целуются, гладят друг друга, и эндрю думает, что он сам ни капли не идеален. нихера. да и нил тоже, если говорить честно. но может, думает эндрю, может во всей своей неидеальности его наркоман идеален именно для него?

ведь он чёртов нил джостен.

его рыжая погибель.