Нил заметил, что ему это… нравилось. Просто и безыскусно. Так заземляюще.

Эндрю делал это достаточно часто – садился к нему на колени. И каждый такой момент прижимал – во всех смыслах – Нила как ничто другое. И это, думал он тогда, было потрясающе. Каждый раз, когда Эндрю усаживался на него, его вес придавливал его к стулу или креслу, или дивану. Иногда и к полу, если в вечера кино они располагались у дивана, а не на нём.

Итак. Вывод таков, подумал Нил: ему нравился такой контакт.

И сейчас, когда Ваймак созвал всю команду на собрание, Нил… Ну, слушал, конечно. И даже внимательно. Только вот молчал, полностью расслабившись под знакомым весом Эндрю на нём. Первокурсники, когда это увидели, стали странно коситься, но – честное слово! – будто это заботило его или Эндрю.

Смешно же.

Нил обнимал Эндрю за талию, упираясь щекой ему между лопаток и сцепив руки в замок на его животе. В какой-то момент Эндрю положил свои руки поверх его. Нил мельком вспомнил, что в моменты, когда они сидели так только вдвоём, Эндрю большими пальцами выводил круги на его изувеченных костяшках.

Жар тела Эндрю также успокаивал.

Первокурсники были полным дерьмом, и иногда – совершенно точно не всегда, ха – ему хотелось ощериться в отцовской улыбке и вспомнить всё, чему его учила Лола. Потому что, видит бог, в которого так верила Рене, скоро Джек и Шина доведут его. И в такие моменты всё, чего ему хотелось, это заземления. (Потому что он не такой, он не хочет походить на него больше, чем это делают его волосы и глаза).

Эндрю отлично всё понимал. И справлялся тоже – отлично.

Нил, конечно, не имел такой памяти, как у Эндрю, но готов был поклясться всеми оставшимися «кровавыми» деньгами и даже своей жизнью, что он запоминал каждое прикосновение Эндрю, потому что это всегда было так, так ценно.

Например, когда они приезжали на тренировку и вылезали из машины, и Нил ждал его, и потом… потом Эндрю подходил к нему и касался кончиками пальцев его поясницы, заставляя двигаться вперёд. Это всегда вызывало дрожь. Эндрю, конечно же, замечал, выдавал своё ровное «Наркоман», но продолжал это делать, делать и делать. Нилу нравилось, когда Эндрю его касался – это факт. Как и то, что он любил экси.

(Если бы кто-то попросил его сравнить это с чем угодно, он выдал бы самое первое, что приходило в голову, – его собственные прикосновения к шее Эндрю. И что ж, это просто значило, что Нил просто весь в нём. Что бы ни значила эта фраза Элисон, сказанная однажды; интуитивно он был с ней согласен).

Нил сделал тихий глубокий вдох. Запах Эндрю заполнил лёгкие до головокружения: это и лёгкий налёт сигарет, и терпко-сладкий запах кожи, которым Нил иногда не мог надышаться, и цветочная свежесть – от толстовки, потому что Ники захотел «чего-то нового». И, если бы это действительно можно было почувствовать каким-либо образом, запах тепла. Он потёрся щекой о его спину и прижал на миг Эндрю к себе. Он знал, что его поймут правильно, что ему позволено сделать это. Он мог услышать ровный голос Эндрю в своей голове, говорящий, что Нил поймал очередной сентиментальный момент.

Ну, будто его можно винить.

И, вообще-то, нет.

Эндрю.

Эндрю, Эндрю, Эндрю, Эндрю.

 Бля, почему это так красиво звучало каждый раз? Почему это – как музыка? Каждый раз.

( Ох, он просто любил его имя).

Нил сместил голову, уткнувшись в спину Эндрю лбом, и вновь сделал медленный и глубокий вдох, чтобы столь же медленно выдохнуть горячий воздух. Эндрю на это сдвинул лопатки; Нил улыбнулся.

Ваймак закончил свою воодушевляющую речь и в своей обычной манере погнал их переодеваться для тренировки.

Нил зажмурился, не желая отпускать Эндрю. Он прижался губами к спине через его толстовку, надеясь, что Эндрю почувствует это в полной мере. Судя по тому, что в ответ он сжал его руки, всё ещё обвивающие его талию, он почувствовал. Нил улыбнулся и позволил ему встать.

Ладно, подумал он, возможно, всё действительно в порядке.

*****

Следующий раз, когда Нил смог ощутить вес Эндрю на себе, случился спустя почти две недели, после истории с одним из первокурсников.

Было заметно, что Нил психует: его выводили из себя гомофобные комментарии Шины и Джека, его бесили их комментарии о его шрамах и отце, его привели в ярость слова Джека об Эндрю. Всё это копилось все эти почти-две-недели, и, наконец, Нил отпустил это. Терпение, как говорится, лопнуло, когда они переодевались после тренировки. Нил уже сходил в душ и переоделся в чистое, когда Джек решил открыть свой рот.

Это было так.

Джек подошёл к Нилу, когда тот запихивал одежду в спортивную сумку, и начал свою речь тихо, чтоб никто другой больше не услышал его:

– Эй, Веснински, ты так любишь трахаться с ёбнутым Миниярдом, потому что твой папочка сделал всё это с тобой? Только не понимаю, какая польза от этого твоему ручному монстру. Что, он втайне тоже любит, когда его мучают? Ох, прости, – Джек ухмыльнулся, смеряя стоявшего вдали от них Эндрю взглядом, – я чуть не забыл про прошлый год, когда…

О, Джек, Джек, Джек… Бедный маленький первокурсник решил, что сказать что-то об Эндрю – нормально, что ему ничего не будет, потому что до этого Нил просто велел ему заткнуть свой рот на любой комментарий.

Нил увидел боковым зрением, пока оно не стало туннельным, что плечи Эндрю напряглись при таком упоминании Дрейка, но он равнодушно посмотрел на придурка и ничего не сказал. С другой стороны…

– Какого… – и Джек блаженно заткнулся. Всё вокруг замерло, затаилось. Потому что Нил за какой-то миг успел вытащить нож из-под повязки, метнуться вперёд и прижать парня к шкафчикам. Те железно грохнули под весом двух врезавшихся в них тел.

– Хэй, Джек, хэй, мудак, – улыбка, принадлежащая отцу, медленно разрывала его губы. И, что ж, сейчас он позволял этому случиться, даже не желая прикрыть это рукой. – Ты думаешь, – Нил шептал, медленно приближая свой рот к уху идиота, – что можешь говорить дерьмо про кого-то из команды? Про меня? Ники или Эндрю? Особенно об Эндрю. Потому что, видишь ли, малыш Джек, – Нил перестал прижимать лезвие к шее и провёл его кончиком по кадыку. Джек замер, боясь даже сглотнуть. – Ты – и я уверен в этом больше, чем в последовательности Фибоначчи – должен заткнуться. Ты нихрена ещё не проявил себя. Твои навыки – что-то смешное, а я, Джек, не самый большой юморист, если ты понимаешь, о чём я. – Нил подцепил кончиком ножа его подбородок и позволил себе совсем немного надавить на кожу. Он посмотрел в глаза Джеку: – И, видишь ли, Джекки, малыш, в чём суть: ты так насмешливо отзываешься о моих шрамах, так любишь говорить о том, что делал мой отец, но ты, видимо, не ловишь сути, Джекки. Я выжил. Все эти шрамы – лишь маленькая часть того, что я знаю, как можно сделать. И если ты ещё хоть один грёбаный раз откроешь свой поганый рот для своих дрянных комментариев, то я, малыш Джек, покажу тебе на практике, как можно сделать по-настоящему больно. И поверь, для этого мне совсем не нужен нож. Ты же понял меня, да? Ну же, я не слышу, – насмешливо протянул Нил и расположил лезвие плашмя на его горле.

– Д-да, – тихо выдавил Джек.

– Ты уверен? – Нил знал: его глаза горели ледяным пламенем, его улыбка была острой и опасной, а голос – тихим, пропитанным предупреждением, угрозой. – Не хочешь что-нибудь сказать? Ну, хоть что-то, Джекки!

– Нет. – Джек был бледным, тихим и жалким; под подбородком набухла капля крови.

– Какая прелесть! Раз ты понял, то продолжай переодеваться, не буду тебя отвлекать.

– Нил…

– Всё хорошо, Мэтт, – Нил моргнул, и холод из его глаз ушёл, а улыбка стала меньше – мягкой и усталой. – Просто он выразил желание, чтоб я показал, что можно сделать ножом. Ничего серьёзного.

Мэтт перевёл свой напряжённый взгляд на притихшего и молча собирающегося Джека и, что удивительно, из него ушло напряжение. Он хмыкнул:

– Как скажешь, Нил. Ты же пообещал не лгать, так что я тебе верю, – и, боже, Мэтью Бойд, его лучший друг, просто подмигнул ему. Тем временем Аарон молча сверлил придурка взглядом; челюсти его были крепко сжаты. Ему явно не понравилось то, на что намекал Джек. И где-то внутри Нил был этому рад: это значило, что от их совместной терапии с Би есть результат, что не всё потеряно, и отношения близнецов имеют шанс на выздоровление. Аарон проводил взглядом Джека, что выскочил из раздевалки, и посмотрел прямо в глаза Нилу. Он медленно моргнул и дёрнул уголком губ; чем-то там, внутри себя, он понял, что это было одобрение.

– Конечно, Мэтт.

Нил прикрыл глаза на секунду, а когда открыл, то увидел прямо перед собой Эндрю. Всё это время он молча и методично собирался. И сейчас смотрел на него с чем-то интенсивным в глазах. Нил, позволяя погрузиться себе в это плавленое золото, подумал, что Эндрю опять скажет что-то вроде того, чтобы он не встревал в его битвы.

Но Эндрю молчал. И смотрел.

И если Нил почувствовал, что его зрение вновь становится туннельным, фиксирующим только Эндрю перед собой, то что ж. Никому не нужно знать.

Эндрю открыл рот, но тут же с силой сомкнул челюсти. Нил улыбнулся ему и протянул руку между ними в немом вопросе, не зная, захочет ли он так глупо держаться за руки, пока они будут идти к машине.

Эндрю дёрнул уголком губ.

К машине они шли, переплетя пальцы друг с другом.

*****

Вечером этого же дня Нил, наконец, решился попросить Эндрю.

И это было так.

Нил сидел за столом и крутил карандаш меж пальцев, тупо уставившись в блокнот. Тот не показывал ничего нового – уравнение посылало его нахуй и не желало решаться.

Он чувствовал, что напряжён, что его мышцы словно застыли в одном положении и не хотели расслабляться. Сон в эти дни тоже не особо помогал. Нил скосил глаза в сторону: Эндрю полусидел на кровати и что-то читал в телефоне. Кевина не было.

Хорошо.

Нил отложил карандаш и закусил губу, когда открыл рот и не смог сказать ничего вслух.

– Просто выплюнь уже.

– Я… Эндрю, ты мог бы, знаешь… – И он замолчал.

– Что? – Эндрю (боже, ему правда нравилось его имя, нравилось говорить его вслух и произносить мысленно, потому что это же Эндрю, чёрт подери!) заблокировал телефон и положил его себе на бедро. Его отросшая чёлка падала на глаза, и он зачесал её назад. Это почти не помогло. Нил заворожённо смотрел на это, и когда его мысли полностью заполнились видом его партнёра – такого спокойного, такого надёжного, такого… Он сглотнул:

– Ты мог бы лечь на меня? – светлая бровь в удивлении взметнулась вверх, и Нил ощутил жар на щеках. – Когда ты садишься мне на колени, это заземляет, ты знаешь… Это так расслабляет, и мне так спокойно, и…

– И ты сейчас нервный кролик.

Ну, если говорить так…

– Да, – и ответ его, кажется, поразил Эндрю, потому что его вторая бровь тоже взметнулась вверх, а взгляд этих медовых-золотистых-солнечных-безумно-красивых глаз стал туманным от задумчивости и метался по его лицу. Наконец, он что-то решил.

– Прямо сейчас? – Нил без промедления резко кивнул, не отводя взгляда. Эндрю хмыкнул: – Иди сюда, – с этими словами он подвинулся к стене и переместился на бок, чтобы оставить достаточно места для Нила.

Наверно, это было смешно или неловко, или даже стыдно, что он с таким энтузиазмом подскочил со стула и рванул к кровати. Уголки губ Эндрю дёрнулись.

– Рад, что тебе весело, – пробурчал Нил и внезапно почувствовал неуверенность. – Это…

– Ложись.

И Нил с облегчением рухнул на кровать, вытянувшись и расположив руки вдоль тела. Он даже закрыл глаза.

– Наркоман, – сухой смешок; лёгкий поцелуй в левый уголок губ. Мазок пальцев по щеке и нижней губе. И…

Эндрю лёг на него, вытянулся на нём, и Нил не сдержал довольного стона, когда вся эта тёплая, даже горячая тяжесть, все эти мышцы, мышцы, мышцы оказались на нём. Макушкой он упёрся ему под подбородок, а светлые волосы мягко щекотали кожу.

– Дрю, – Нил всхлипнул, всё ещё не решаясь открыть глаза, – могу я тебя обнять?

– Выше бёдер.

– Да, конечно, – он с облегчением обнял его, чувствуя, как Эндрю немного возится, устраиваясь удобнее, чувствуя, как их тела расслабляются. Чувствуя, чувствуя, чувствуя так много. – Спасибо, – выдохнул он и, извернувшись, поцеловал эту светлую макушку. Волосы Эндрю были такими мягкими, так вкусно пахли шампунем и сигаретным дымом. Всё это ассоциировалось с безопасностью.

Эндрю вновь завозился, и Нил открыл глаза на секунду, чтобы посмотреть: он устраивался так, чтобы было удобно возиться с телефоном.

Сейчас, он чувствовал: ноги поверх его, правая рука Эндрю как бы обнимает, а ладонь лежит на его затылке, грудь прижата к груди. Ему тепло и спокойно. Он расслабился, растёкся под Эндрю, выводил круги на его – такой же расслабленной сейчас – спине. Шею щекотало его ровное тёплое дыхание.

– Дрю, ты такой потрясающий, – прошептал Нил ему в макушку. – Ты…

– Замолчи, Наркоман, – лениво отозвался, заставив тайком улыбнуться.

– Я даже не знаю, будет ли нормально сказать, что ты – лучшее, что случалось со мной, потому что моё прошлое – полный пиздец…

– Нил.

– Ты сильный, красивый, просто прекрасный. Такой, такой замечательный, – Нил шептал так тихо, что при желании Эндрю мог бы притвориться, что он вообще ничего не слышал. Но нет. Эндрю осторожно приподнялся над ним, и он открыл глаза, чтобы вновь увидеть это прекрасное лицо над собой с прищуренными золотыми глазами.

– Нил. Да или нет? – он кивнул, а затем получил поцелуй – нежный, медленный, без зубов и языков. Только неспешное движение губ. Когда у него сжалось от всего этого горло, Эндрю оторвался от него. Нил открыл глаза, которые не заметил, как закрыл. Дыхание перехватило, потому что выражение лица Эндрю было таким, таким мягким. – Просто расслабься.

Нил кивнул и, подавшись вперёд, прижался на секунду к его губам. После Эндрю вновь с удобством устроился на нём, и он позволил себе погрузиться в это спокойствие. Он позволил себе погрузиться в лёгкую дрёму, позволил себе ласково водить пальцами по спине Эндрю и вдыхать его запах.

Всё было и впрямь хорошо.

Боже, прямо в этот миг он любил свою грёбаную жизнь.