Айзава уже битых десять минут смотрел на листок, прижатый стаканом на столе. Койка Яги пустовала. Белье нетронуто, на первый взгляд палата выглядела нежилой. Но вот почти четыре утра. Скоро должно начать светать, а пациента нет там, где он должен быть. Айзава не собирался спрашивать дежурных медсестёр, — он уже знал ответ.

Ну конечно.

Как он мог не понять? С самого начала еще один день не входил в планы Яги. Возможно, уже сейчас некому выполнить обещание.

Айзава резко встал, чувствуя слабость в ногах. Голова кружилась, он схватился за стол в поиске опоры. Когда перед глазами перестало плыть, он посмотрел на капельницу рядом с собой. Он схватил стакан с водой, облил пластырь на тыльной стороне ладони и аккуратно снял его, размокший, и вытащил иглу из вены. Переведя дыхание, он также забрал со стола письмо и медленно, придерживаясь стены, пошёл к двери.

Самое сложное — добраться до крыши. Лифт не шёл так высоко, а лестница отнимала много сил. Но там его встретил свежий воздух, почти подхвативший его над землей. Свежий и холодный, еще не прогретый утренним солнцем. И тишина спящего города.

Яги сидел на краю и смотрел на горизонт. Странно, лишь заметив его сгорбленную спину, Айзава снова почувствовал биение своего сердца в груди. Он сделал шаг вперёд, когда Яги обернулся и удивлённо спросил:

— Шота? А ты как здесь?

— Можно подойти?

Ему всё еще было трудно стоять. Присесть рядом казалось весьма заманчивой идеей, но он не мог вот так просто подойти. Не сейчас.

— Ты не читал записку, да? — Тошинори безрадостно улыбнулся, освобождая для него место.

— Эту? — Шота достал листок из кармана свитера, когда наконец сел. Яги кивнул. — Даже не разворачивал, — честно признался он. — Но если тебе есть, что сказать, сделай это сейчас. Другой случай вряд ли представится.

Тошинори заулыбался устало и опустил голову на скрещенные руки. Какой он спокойный, этот Айзава Шота. И откуда только столько выдержки? По его лицу и не сказать, что они говорили о чём-то серьезном, не понять его отношения ко всему этому. Было ли это безразличием? Тошинори вздохнул, чувствуя беспомощность, которую сложно выразить словами. И неловкость. Вину за своё эгоистичное решение. Перед ним. Больше никого не осталось, кроме него.

— Я устал терять, — просто сказал он, заставляя всё в себе сжиматься от собственных слов. — Не хочу лишиться ещё и тебя.

Вот как. Шота повернулся посмотреть, как занимается рассвет. Глаза слепило. Ноги мёрзли от холодного ветра.

— Какой она была? — спросил он, понимая, что этот вопрос давно зрел у него в голове. Едва ли не с того самого дня, когда впервые услышал её имя.

Тошинори не сразу понял, о ком он, а когда осознал — потерял дар речи.

— Замечательной, — он сглотнул, сдерживая вмиг охватившие его эмоции. — Самой лучшей!

Почему-то Айзава не сомневался, что Шимура Нана была именно такой. Иначе всё потеряло бы смысл. Все шрамы, боль и страх потери. Весь их разговор сделался бы пустой бестолковой болтовнёй, не заслуживающей внимания. Конечно же, Нана была замечательной. Она не могла быть иной.

— Это она виновата? — его голос звучал слабо и надтреснуто. Яги приходилось напрягать слух, чтобы расслышать каждое слово. — В том, что ты здесь.

— Она не причём, нет, — Тошинори покачал головой, сцепляя пальцы в замок перед собой. — Всё совсем наоборот. Это я во всём виноват.

— Почему?

Айзава старался звучать спокойно, но горло всё еще было слабым, и говорить — задача не из лёгких, голос начинал хрипеть и норовил сорваться. Именно тогда, когда он хотел столько всего спросить и сказать.

— Я… опоздал, — вопреки наполненным горечью словам, губы некстати расползались в улыбке, словно тема их разговора — обычная, ничего не значащая шутка. — Я всегда опаздываю, когда нужен больше всего. Тебе ли не знать, — он взглянул на Айзаву и тут же отвернулся, сам не зная, от чего. — Нана говорила, что герой должен спасать людей. А я… Я никогда не оказываюсь рядом.

Так ли это? Айзава рассматривал свои руки, покрасневшие от холода.

Так странно слышать подобное от человека, которого весь мир называл своей будущей опорой. Так непривычно и дико, так неправильно, что он обесценивал всё, что делал всё это время: свои пот и слёзы, свои достижения. Человек, который отвечал детям на письма, в которых они делились самыми сокровенными тайнами со своим героем. Айзава, правда, не понимал этого.

— Мог ли ты помочь ей? — Яги вздрогнул от того, как неожиданно он заговорил. — Если не мог, это не имеет смысла. Если же да, то тебе нужно всего лишь не упустить свой шанс в следующий раз.

Ха. Ха-ха. Тошинори правда не знал, смеяться ему или плакать. Так просто, что сводило скулы. Он подтащил его к себе и бережно обхватил его заледеневшие руки своими. Айзава позволил согреть их.

Как жаль, что такие простые решения не избавляли от этого всепоглощающего чувства вины, которое не давало спать ночами. От всех этих: «а если бы я…». Не возвращало человека. Не оправдывало его ошибки. Не оберегало Шоту… от всех этих глупостей. Он совсем не обязан смотреть на то, как он терял себя.

— Однажды, я уже опоздал, — просто повторил он, крепче сжимая чужие руки в своих. Его тело, такое высокое, большое и напоминающее медведя затряслось, когда он прошептал: — Я так устал бояться, Шота…

Его голос задрожал. Словно что-то ломалось в нём, хрупкое и едва держащееся. Он больше не мог этого выносить. Не хотел жить в ожидании, когда это «что-то» оборвётся окончательно.

Айзава опустил тяжёлую голову ему на плечо. Вздохнул тихо, но так, что грудь заметно поднялась и опустилась. Если честно, он почти не дышал, пока слушал.

— Тогда пора прощаться, — произнёс он, забрав согретые ладони.

Солнце встало. Ранние пташки начинали открывать окна, некоторые уже вышли на работу. Школьники первой смены давно выбежали из домов. Они так давно здесь сидели, а казалось, что всего минут пятнадцать.

Тошинори поднялся следом и отряхнул больничную пижаму. Он долго смотрел на Айзаву, прежде чем неловко протянуть руки и обнять его. Не слишком крепко, но чтобы хорошо запомнить. Передать свое тепло напоследок.

— Прощай.

Так будет лучше. Яги верил, что так — правильно.

Айзава зарылся холодным носом в его горячую шею, вдохнул его запах. Интересно, солнце может пахнуть? Если да, то именно так. Как Яги Тошинори. Чем-то теплым и уютным.

Он едва не уснул прямо так, стоя в его объятиях, когда Яги оттолкнул его. Тогда он моргнул и еще раз взглянул вниз. Вид сверху и правда завораживал, но не слишком, чтобы смотреть долго. На самом деле Айзава считал, что ночью куда красивее.

Интересно, видели ли те, кто делал этот последний шаг в «никуда», всё по-другому? Более ярко или, напротив, серо. Как это выглядело для Яги? Он повернулся к нему. Уставшему и спокойному, как никогда. Руки по швам, спина безнадёжно сгорблена. Хотел ли он расставаться? Правда ли это так необходимо?

— Прощай, Яги-сан, — наконец сказал он. И сам шагнул в пропасть.

Ветер свистел в ушах. Глаза слезились. Горло свело спазмом, не выпуская крик. И больно в груди — совсем не вдохнуть. Страшно.

«Это то, чего хотел Яги?» — такая глупая мысль. Из всего, о чём он мог подумать в этот момент, в конце остался только этот кретин. Как жаль.

Он не успел опомниться, как оказался в крепких надёжных руках. Сжавшийся, зажмурившийся, живой. Если забыть бешено стучащее сердце и свернувшиеся от страха лёгкие.

Тошинори всего трясло. Стоило его ногам коснуться земли, они тут же подкосились. Кожа на коленях ободралась об асфальт, кровь пропитала светлую ткань пижамы. Айзава буквально слышал, как колотилось его сердце, чувствовал под ладонями, где вцепился в его рубашку.

— Что произошло?! Кто-нибудь знает?

— Эй, позовите врача, мы же у больницы стоим!

— О боже, у него кровь!

От гула голосов и людей вокруг становилось нехорошо, начинало тошнить. Айзава не вполне осознанно поднял голову. Лицо Яги не выражало ничего, кроме шока и потрясения.

-…Успел, — бормотал он. — Я успел… поймал…

Шота сглотнул. И весь обмяк в его руках, тихо рассмеявшись. Так страшно, наверное, ему никогда не было. Им обоим.

— Аха… Ха-ха… Ха… — от каждого вдоха становилось легче. Напряжение отступало.

Тошинори посмотрел на него. Глаза ясные и круглые-круглые, губы дрожали. Всё в груди перевернулось.

— Спасибо, Всемогущий-сан, — прохрипел он, язык совсем отказывался слушаться. — Спасибо, что спас меня. Теперь всё позади.

Внутри Тошинори что-то ухнуло от этих слов. И пропало, растворилось, оставив после себя невозможную лёгкость. Непривычную, но самую настоящую. Такую, от которой хотелось плакать. Какой же он идиот!

«Всё позади», — набатом повторялось в голове. Чтоб наверняка, без осечки засесть в сознании.

— П-потому что я здесь! — громко, пугающе, надрывно. С облегчением. Как давно рвалось сказать. — Всё хорошо, я здесь! Я здесь!

Он сжал его до хруста в не сросшихся суставах, но больно не было. По крайней мере, Айзава не обратил внимание.

Медсёстры сильно ругались на них за поднявшуюся шумиху. Яги отказывался спускать его с рук и пачкал кровью с колен чистый кафель, пока его не вырвало от переизбытка эмоций. На уже не очень чистый кафель.