Айзава довольно часто задавался вопросом: почему же он до сих пор не отпустил руку, крепко сцепленную со своей. Почему она так согревала его замёрзшие пальцы, охватывая собой всю его, как выяснилось, небольшую ладонь. Почему не отбрасывал её, а сжимал в ответ, до хруста в пальцах. Когда для него стало так естественно чувствовать чужие прикосновения?

Айзава Шота такой человек. Ему редко когда есть дело до кого-либо, помимо себя самого. Так было всегда. Поэтому это настолько странно и ново — позволять кому-то занимать свои мысли, постоянно находиться рядом. Раньше его руки грелись в сырых карманах, а не чужими горячими, независимо от времени года, ладонями, каждая размером с его полторы. Понимаете? А он — не очень. Это действительно нонсенс. Очень непривычное, но тёплое недоразумение в его скучной, однообразной жизни.

Впрочем, это дело привычки. Если живёшь рядом с вокзалом, невольно свыкаешься с шумом поездов; ежели на окраине — к тишине и раннему подъему. Так и с Яги Тошинори. Он просто привык к его существованию рядом, к его руке в своей. К запаху его шарфа во время простуды. К чаю по утрам вместо кофе.

Он надеялся, что для Яги всё было примерно так же. Но сложно сказать наверняка, что на самом деле творилось в его дурью набитой голове.

Айзава устало пялился в потолок. Он лежал на больничной койке неподвижно, только пиканье электроприборов нарушало тишину. Тошинори сидел напротив и молчал. Тоже в тонкой больничной пижаме. Без халата. Полы в больнице голые, холодные, — странно, что сквозняк еще не отморозил ему ноги, но его, кажется, это совсем не беспокоило.

Айзава хотел что-то сказать. Что-то правильное, что-то, что нужно, возможно, сказать в нынешней ситуации. Он снова пытался подобрать подходящие слова, но не находил их, как и всегда.

Интересно, когда он научится это делать?

— Яги-сан, ты… — его голос подобен скрипу, сухой и хриплый после наркоза.

— Я знаю, — перебил Яги, не поднимая головы со сцепленных рук. — Не продолжай.

В груди поднималось что-то неясное. Не опасное на первый взгляд, но тревожное. Он посмотрел на него.

— Это не твоя вина, — вздохнул Айзава.

Тошинори вдруг улыбнулся, опуская руки. Под его глазами засели тёмные тени, которые выдавали в нём долгое отсутствие сна и навалившийся стресс. Айзаве не нравилось видеть его таким.

— Я знаю, Шота, — сказал он тише, опуская усталый взгляд. — Знаю. Я ни в чём не виноват. Всё в порядке.

Что-то было не так в его словах. Такое… липкое и подозрительно спокойное, что заставляло дыхание взволнованно участиться, а боли в недавно прооперированном плече стать тупой и ноющей, будто кто-то вилкой ковырял открытую рану. Уверенно и не спеша.

Тошинори встал и заботливо подбил тонкое одеяло на его постели. Задержал взгляд чуть левее его груди, в области плеча. О чём он думал — Шота не знал, но этот взгляд не пришелся ему по душе.

— Ты точно в порядке? — в конце концов, он не придумал ничего лучше, кроме как спросить напрямую.

— Я пойду в свою палату, — мягко сказал Тошинори. — Она рядом с твоей. Ложись спать, тебе нужно хорошенько отдохнуть.

— Хорошо.

Он пошёл к двери и уже раздвинул её, собираясь выйти, когда его настиг тихий вопрос:

— Ты зайдёшь перед выпиской?

Тошинори застыл, оборачиваясь. Он с секунду задумался, улыбаясь глупо и нелепо, прежде чем ответить:

— Конечно. Я обязательно зайду.

Айзава прикрыл глаза, когда дверь палаты аккуратно закрылась.

***

Тошинори наконец отложил ручку в сторону и посмотрел на исписанный лист перед собой. Когда он в очередной раз перечитал его, уголки его губ дрогнули. Он поспешно сложил его в два раза и придавил сверху стаканом.

Какой же он лжец. Мерзкий, отвратительный лжец.

Он не знал, был ли в записке смысл. Может, да, может — нет. Так или иначе, в его понимании ситуации, всё к этому и шло, давно и уверенно. Сколько бы он ни пытался выкарабкаться, стоило сделать шаг вперед, его тут же откидывало на три назад. Когда-нибудь его силы исчерпали бы себя. Просто это случилось сегодня.

Тошинори определённо не винил себя. Во время геройской кампании против преступной группировки они с Айзавой находились в разных точках. У них были разные цели и тактики их достижения, которые никак не пересекались между собой. Тошинори никак не мог оказаться рядом, будучи в другом конце города. Дыра в его плече, шрам, что скорее всего останется на её месте, не его вина.

В таком случае, почему он её чувствовал?

Он потёр лицо руками. Хотелось сжаться от чувства беспомощности. Спина болела так, словно на неё сбросили тяжёлый невидимый груз. Он никогда не оказывался рядом, когда в нём нуждались. Ни разу. Пора прекратить пытаться. Он только зря занимал строчку в рейтинге героев… и в чьих-то жизнях — тоже.

Он снова посмотрел на письмо.

Интересно, Шота простит его?