— Почему ты это делаешь?

Вопрос заставил Яги выплюнуть чай, который он как раз собирался проглотить.

— Делаю что?

В общей столовой стоял немыслимый гул. Каждый наверстывал недостаток общения за прошедшую первую половину дня, боясь потерять и минуту свободного времени. Яги нервничал. Он беспокоился, что кто-то может их услышать, хотя по факту никому нет до них дела. По крайней мере, уже. Еще две недели назад каждый считал своим долгом посплетничать о его дружбе с Айзавой.

Правда, «дружбой» это можно назвать с большой натяжкой, скорее навязчивостью одного конкретного индивида, по скромному мнению Айзавы прилипчивей самой голодной пиявки. Этот дурень однажды просто пришёл в его класс и разбудил со словами «Хей, Айзава-кун! Как дела?».

Конечно, это обычное дело, когда лучшие ученики на слуху у студентов, и всё, что с ними связано, тоже. Новый дуэт друзей не стал исключением. Особенно это поразило Ямаду Хизаши. Он был так рад, что провозгласил их BFFE на всю академию Юэй в то же мгновение, когда увидел, как они «классно ладят». Такая большая новость! Как можно промолчать…

Ямада, разумеется, «не знал», к какому ажиотажу это могло привести. Поэтому с тех пор держался тише воды ниже травы, только что не крестился при виде Шоты. Но это всё не важно, эта суета позади. Главное то, что прямо сейчас Яги пытался прикинуться дурачком, крайне заинтересованно разглядывая побелку на потолке. Айзава нетерпеливо перефразировал свой вопрос:

— Почему ты хочешь умереть?

Оу. ОУ.

Яги немедленно опустил глаза, с трудом проглатывая кусок хлеба во рту. Уголки его губ нервно задёргались, когда он попытался улыбнуться шире. Булочка в его руках, такая вкусная и сладкая прежде, стала пресной. Он с сожалением завернул ее обратно в пакет и оставил лежать на подносе.

— Нет причины, — наконец сказал он. Раны на предплечьях неприятно зачесались.

Айзава, наверное, хмурился в ожидании какого-то особенного ответа, веской причины — и никак иначе. У таких… у его «наклонностей» ведь должна быть причина, вероятно думал он. Яркая и берущая за душу, прям как в кино. Но чего-то подобного у Яги не было. Даже совестно как-то.

— Яги-сан, ты отстойно врёшь, — вздохнул Айзава. — Жаль.

Яги внутренне сжался от его слов. Он обнял себя руками за зудящие предплечья, отчего-то замерзая в обогретой столовой академии. Зачем ему это знать? От того, что он расскажет, всё равно ничего не изменится. Ладони вспотели.

— Тогда… Это какая-нибудь красивая причина, — ему не хотелось расстраивать его, так что он попробовал пошутить. — Поэтическая. Что-то вроде «о, этот бренный и мгновенный мир»…

Он рискнул посмотреть на Айзаву и тут же замолчал, встретив его недоверчивый взгляд.

— Это очень скучная история, Айзава-кун, — он сглотнул, слыша, как начинает дрожать его голос. Он не собирался оправдываться, нет. Но так выходило. — Скучная и неинтересная. Тебе незачем её знать.

Айзава некоторое время молча смотрел на него, но в итоге махнул рукой и отвернулся. Яги так побледнел, словно в течение десяти минут его поведут на эшафот. Похоже, он перегнул палку. Он одним глотком допил свой сок и принялся мять зубами трубочку, раздумывая, как лучше сказать.

— Я больше не буду спрашивать, — извиняясь, произнёс он. — Я просто не понимаю.

— Не понимаешь что? — удивился Яги. Наивно, искренне. Так глупо, он правда не понимал, что имел в виду Айзава?

— Я не могу себе представить причину, по которой мне захотелось бы умереть, — чётко произнёс он, вставая из-за стола. Он подхватил свой поднос с остатками обеда и добавил тише: — Не важно.

Яги застыл. Его лицо выражало полнейший шок, сильный и почти непреодолимый. А когда он понял, что его так поразило, птица в груди, не иначе, пустилась в прерывистые метания. До тянущей боли под рёбрами.

Айзава думал о чём-то подобном? Айзава? Он… Зачем?

Тошинори провожал его взглядом до выхода из столовой. Вот, он выбросил мусор с подноса и поставил его в общую стопку возле двери. Развернулся и пошел обра… Стоп, что? Айзава возвращался!

— Долго собрался таращиться? Вставай, скоро начнётся урок, — он схватил его за руку и вытянул из-за стола, к двери. В длинный школьный коридор, к их классным комнатам, находящимся по соседству. Знакомым и неважным одновременно.

У Айзавы холодная рука. Настолько ледяная, что Тошинори тут же захотелось её согреть, — это всё, о чём он мог думать, крепко сжимая её в ответ.

***

Когда Айзава обнаружил продолговатые шрамы на обеих его руках, Яги не нашелся, что сказать.

Их было много. Старые и новые полосы, и совсем свежие, еще кровоточащие порезы. Глубокие и несерьезные, уродливые и аккуратные, яркие и едва заметные, пересекающие друг друга на его светлой коже. Некоторые гноились, другие медленно затягивались. Они выглядели настолько страшно и шокирующе, насколько и то, с чем Яги не мог справиться самостоятельно.

То, что бушевало внутри него, отражалось на его теле.

О большем Айзава не решился узнать. Если руки в таком состоянии, то что могло скрываться под одеждой? О чём он думал, когда делал это с собой? Это… пугало, чёрт возьми.

Яги не выглядел тем, кому нравится причинять себе вред или может быть приятна боль. Но он причинял её себе. И судя по следам, уже очень много раз. Он, конечно, навязчивый, но добрый и отзывчивый. Он всегда выкладывался на все сто, за что бы ни брался. Все его успехи — результат тяжёлого труда и бессонных ночей. Он вообще не умел усидеть на месте. Он, правда, неплохой парень. Яги абсолютно точно не заслуживал этих страшных отметин на коже.

Но… насколько глубоким будет следующий порез? Когда он появится? Почему он причиняет себе боль?

Возможно, после каждой шутки в компании друзей он хотел сделать это снова, одним прямым движением лезвия перечеркнуть всё и начать сначала. Может быть, оставаясь наедине с собой, его одолевали навязчивые мысли. Он мог чувствовать себя плохо, несчастно или одиноко, и хотеть сделать что-то настолько ужасное немедленно, чтобы прекратить это, остановить.

— Айзава-кун, я хочу умереть, — честно, прямо. Больно.

У Айзавы дрожали руки, когда он бинтовал раскрывшийся порез на его левом запястье. Он максимально сосредоточился на том, чтобы поскорее скрыть его белой тканью, завязать тугой узелок и спрятать под длинным рукавом зимней рубашки, словно его и нет. Услышанное дошло до него запоздало.

— Что?

Яги головой уткнулся в его грудь, на миг остановив его дыхание. Он инстинктивно приобнял его в ответ.

— Я хочу умереть.

Айзава вздрогнул.

— Яги-сан, ты чего? — странно, в отличие от рук, его голос оставался ровным. Он сам не понимал, как такое возможно. — Почему ты…

— Я устал притворяться, что всё в порядке, — прошептал Яги. — Я не могу никого спасти.

Его голос грел живот слабыми вибрациями. Айзава чуть сильнее сжал объятия.

— Что за чушь, — с губ сорвался смешок, но почти сразу он серьезно спросил: — Только не говори, что ты это из-за мальчика на улице?

Яги удручённо молчал, вывод напрашивался сам.

— Эй, мать просто отругала его, причём здесь…

— Да как же ты не понимаешь! — Яги вскинул на него глаза, полные отчаяния. Тихий голос сорвался на хриплый крик. — Я не имею права быть героем!

Айзава оторопел. Вот он, этот момент гадкой беспомощности; он снова не знал, что нужно сказать ему. Даже сейчас.

— Яги-сан, ты… самый лучший герой, которого я когда-либо встречал, — произнёс он осторожно.

Вокруг таких необычно светлых, широко раскрытых глаз Яги тянулись красные сеточки капилляров. Губы его дрожали. Айзава вдруг подумал, что он похож на маленького ребенка, упавшего с дерева: растерянного, с болью в содранной коленке. Нуждающегося в словах «всё в порядке, давай обработаем рану».

— Нет, я не…

— Так и есть, — чуть осмелев, подтвердил Айзава. — Мне никогда не стать таким, как ты.

— Нет, нет, нет! — он схватился за свои волосы и нервно замотал головой. — Всё не так, это не так, всё… неправильно! — он посмотрел на него так, что у Айзавы неприятно потянуло под рёбрами. — Я ведь не заслуживаю этого, понимаешь? — сказал он надтреснуто. — Герой должен спасать, а я…

— У тебя будет возможность всех спасти. Мы еще школьники, Яги-сан.

Это звучало логично. Они еще школьники, у них нет геройских лицензий. У них еще будет возможность проявить себя. Яги почувствовал, что от его слов становится легче где-то в горле. Айзава расслабленно выдохнул.

«Нет. Не сможешь. Не смог тогда, не сможешь никогда. Никогда не сможешь».

Яги пробил холодный пот. Он беспомощно потянулся к своим запястьям, с силой впиваясь в еще не зажившие раны. Кровь тут же проступила на бинтах.

— Что ты делаешь? — Айзава поспешно перехватил его руки. — Это ведь больно, Яги-сан. Дай им зажить.

«Жалкий, жалкий. Как же ты жалок. Ничтожество. Ты ничтожество».

— Айзава-кун, — Яги сглотнул, пугаясь самого себя. Он не мог перестать давить на раны и расцепить пальцы, несмотря ни на что. Когда он пытался, то наоборот нажимал сильнее. Кровь начала стекать по их рукам, пропитав все повязки до нитки, пачкая пол и одежду. — Прости меня.

Он просто не мог остановиться. Он не заслуживал спокойствия. Не имел права на облегчение. Ни тогда, ни сейчас, ни потом. Никогда в этой жизни. Не после того, как не смог спасти человека, которого должен был защитить несмотря ни на что.

Айзава закусил губу, подавляя боль от напряжения в руках. Он не был способен ни на что, кроме как остаться рядом. И только.