Старайся не подавать виду, что тебе больно, иначе съедят ещё быстрее. Так говорил когда-то Лере Разумовский, манипулятор, злодей и просто хороший человек. Она, может, и не испытывает к нему ничего кроме чувства ненависти, но всё равно каждый день надеется, что за ней кто-кто, а он вернется. За Олегом Сергей приехал почти моментально, а до неё уже как неделю никто даже не пытался достучаться.

Юма устрашающе и коварнее всех, кого Лера когда-либо встречала. Всё то время, пока она каждый день заглядывала в камеру и просто молчала, страх перемешивался с удивлением. Это так странно: зачем так часто заходить к человеку, которого держишь в своём плену? Стало ещё страннее, когда Юма просто взяла и освободила её, разве что охранников приставила. И мало-ли какого, Вадима приставила! Человека, который спихнул её с огромной высоты и даже вниз не посмотрел проверить. Что за верх издевательства?

Неизвестность захватывает тебя, когда ты резко перестаёшь быть в собственной власти. Ещё неизвестнее, когда ты всю жизнь привыкла себя ограничивать, а теперь резко это перестаёт быть нужным.

Как бы всё не было подозрительным и новым, общество Дракона почти не тяготит. Вадим умеет найти баланс, сказать, что хочется услышать, промолчать, где следует. Неудивительно, на самом деле: не зря же главная безделушка того золотого мальчишки. Наёмник ходит за ней по пятам, весёлым голосом рассказывая про очередную безделушку, купленную Юмой за много-много денег.

— Мы тогда в Тайвань летали по каким-то делам, ещё Змейку прихватили, хрен пойми зачем. Змейка-то как раз что-то уронила рядом с этой штукой, все разкудахтались, затряслись, Юма аж внимание на всё это действо обратила. Носом повела-а, бровь подняла-а, сама видела, как она это умеет. Вокруг все такие важные, да в ужасе, Алтан, мне кажется, чуть-ли не в штанишки свои золотые не наделал, — Вадим хрипло смеётся, внимая собственной истории. — Думали, Алтану сейчас пиздец, а оказалось она эту статуэтку приметила и купить захотела. Вон, теперь о неуклюжести Змейки мне напоминает каждый раз.

Его тело абсолютно расслаблено, а лицо выражает ничего. Они будто друзья, которые решили выбраться в музей по только им известной причине. Но нет. Не друзья. Наёмник и пленница в огромном доме могущественного клана. Ничего более.

В какой-то момент, разговор прерывается, Вадим показывает на одну из статуй и с улыбкой начинает быстро шептать:

— После разговора сделаешь вид, что я рассказал что-то смешное. Завтра утром, часа в четыре-пять. Они тебя заберут. Ах да, сейчас я помогаю, но я человек переменчивый. Прикажут — убью. Поэтому попытайся не попадаться мне на глаза и по-быстрому Юме в доверие втереться. Я вижу, как она на тебя смотрит. Усекла?

Она рассмеялась, похлопала блондина по плечу и быстро закивала.

Усекла.

***

Прошло уже несколько часов с Лериного согласия быть приспешницей Дагбаевых и осознание сделанного душило. Теперь, как бы она не поступила, она не выйдет сухой из воды. Останется всё-таки с Юмой — Сергей быстро найдёт способ устранить источник свидельств против него. Забыть обещание и вернуться к Разумовскому обещало такую же полнейшую опасность.

За завтраком Лера особо не думала, согласилась чисто из боязни, что её обратно засунут в темницу, и тогда никакой Вадим и Олег не освободят её от вечных кандалов и тёмных внимательных глаз. Слишком внимательных. Юма ведёт себя так, будто хочет превратить Леру в свою наложницу. От этого чувства становится до тошноты противно. Её тело явно не для того, чтобы кто-то считал её своей игрушкой, так?

День неумолимо катился в ночь, и Макарова уже собиралась уходить обратно в камеру, как Юма снова позвала её к себе. На вопросительный взгляд пленницы Вадим лишь отшутился. Что-то вроде «может не расслышала твой ответ и теперь переспросить захотела». Ну и придурок же всё-таки, как Олег его терпел…ах да. Опыт.

Тёплое зарево дотрагивалось до картин неизвестных художников, тёмного ковра на полу и смоляных волос. Юма перебирала какие-то бумаги и розовые губы подрагивали от каких-то внутренних умозаключений. Вадим остался за дверью и оставил Леру наедине с Дагбаевой. Макарова сумела тихо закрыть дверь и наверное хозяйка комнаты даже её бы и не заметила, если блондинка не стала обращать на себя внимание.

— Эм…здравствуйте? — нервный смешок прокатился по кабинету и Юма подняла голову навстречу гостье.

— Привет. Садись сюда, — она отложила бумаги и уселась удобнее. Мягкая грудь её поднималась и опускалась с абсолютным спокойствием. Лера внимательно наблюдала за тем, как Юма перебирала между собой длинные пальцы, как глядела в ответ, продумывая следующие слова, — Как чувствуешь себя?

— Неплохо, а что? — Лера поднимает бровь. Слишком наигранный разговор получается.

— Да так, просто… — в конце её голос уходит в какие-то тёмные ноты, — знаешь, я ведь была не до конца честна с тобой, птенчик.

Впервые Макарову называют так фамильярно: даже бывшие старались подобного избегать. Она отпрянула, недовольно взглянула на Дагбаеву, но ничего не сказала. Не надо опускаться в её глазах, пока она всё ещё тут, в золотой клетке.

— Я…Ты мне нравишься, Птенчик. Как Ромео — Джульетта, как Ланселоту — Гиневра, как Орфею — Эвридика… — Макарова от услышанного раскрывает очи ещё сильнее, — знаю я, что это невзаимно, что единственное, что ты ждёшь — свободу себя и своей семьи, но…желаю я ночи с тобой, Птичка. Всего одну.

Валерия сначала не верит, что она серьезно. Может, шутки у Дагбаевых такие странные? Кто их знает, вон, Разумовский не лучше. Однако тон у Юмы был абсолютно серьезный: она продолжала перебирать между собой пальцы, прикусила губу и смотрела настолько трепетно, что кожа начинала плавиться.

— Но…я ведь…я никогда не была с…женщиной? Я не хочу этого. Нет, — Лера пытается подобрать слова максимально аккуратно, будто Юма какой-то дикий зверь, готовый вот-вот сорваться с цепи. Наверное, та была права, потому что отказ Дагбаеву не устроил.

Ей никто никогда не отказывал. Новые куклы? Пожалуйста! Новые люди? Без проблем, милая! Наёмники на любой вкус прямо перед тобой! Если кто-то отказывал, значит, нужно было просто надавить сильнее. «Страх часто делает людей сговорчивее» — так говорил ей ещё дедушка.

— Я требую!

Лера опешила.

— Нет!

— Я требую! — вновь повторяет Юма свой приказ. Макарова не понимает: Юма настойчивее самого уродливого мужика из инстаграма. Неужто та реально думает, что Лера, будучи знакомой с ней всего ничего, пойдёт с ней в постель?

И тут Лера задумывается: шестерёнки складываются в замечательную картину, как можно по-Вадимовски «в доверие втереться». Один раз…этого, потом к Разумовскому и домой! Хочется одновременно ухмыльнуться со своей смекалки и выстрелить себе в колено, но для Юмы Леры прикрывает ещё сильнее глаза, раскрывает рот и шепчет:

— Но ведь… Вы так богаты и могущественны, зачем вам такая игрушка как я…? — она прикусывает губу, перекидывает ногу на ногу и томно смотрит на Юму. Та тает под карими глазами Птички, совсем не оставляет в себе ничего человеческого. Дагбаева срывается. Лера только рада.

Женщина подрывается к Макаровой, поднимает её и впивается губами в шею. Мокро, громко, невыносимо. Лере мерзко, но она продолжает терпеть, как Юма оголяет её плечи, оставляет руки где-то на них, а губами переходит выше, целует. Девушка после каждого прикосновения пытается отдышаться, но ей не дают: Юма слишком настырно ищет что-то по её телу. Тепло разливается, перекатывается с ладоней Юмы на грудь Леры и обратно. Женщина усердно пытается пристроить птичку куда-нибудь, где удобно. Но на столе слишком много мусора, а на полу будет слишком твёрдо. Они еле как доходят до дивана, который стоит тут ещё со времен деда. В детстве Юма не понимала, зачем он тут нужен, сейчас всё стало гораздо яснее.

— Постой…те, — шепчет Лера где-то между закусом ключицы и поглаживанием спины, — защита?

— Ты что мне не веришь, Птенчик? Или себе не доверяешь? — Юма удивлённо спрашивает, пока Макарова закатывает глаза. Какая глупая манипуляция! И придётся же вестись! Чтоб ещё раз она куда-то пошла без помощи Олега…

— Извините, я не хотела никак усомниться в Вас! И в себе тоже! Я даже не занималась ни с кем…этим ни разу! — ложь, очень наглая ложь. Был у неё парень, всё у них было замечательно, но Юме-то об этом знать не обязательно.

— Да ты у нас совсем неопытная, малыш, — от такого обзывательства Лере хочется спрятаться. Ну где она «малыш»?! — ничего, Юма тебе всё покажет, не беспокойся.

Футболка Леры и рубашка Юмы покоятся где-то на полу, пока Дагбаева огибает ладонями изгибы чужого тела. Женщины — невероятные создания, думает она, Лера ещё невероятнее. Кто ещё может обладать такую мягкую угловатость, совсем не мужскую, нет, только свою, особенную. Пресс её пляшет вверх-вниз, а сама птичка цепляется ноготками за чужую спину. Совсем чудесно! Юма вбивается носом в чужую коленку, а потом легко целует её:

— Сделаешь для меня одолжение, Птенчик?

— М?

— Отлижи мне.

Лера привстает, остаётся у Дагбаевой где-то между ног. И что теперь?! Она же абсолютно без понятия как это делается. Девушка мнётся, даже не пытается ничего снять, просто осмысляет происходящее. Заминка быстро замечается — Юма самостоятельно снимает юбку и раскрывает ноги. «Трусы сильным женщинам не нужны» — где-то в голове проскакивает очередная глупая фразочка Вадима, но они обе стараются этого не замечать.

Лера легонько кончиком языка прикасается к клитору, и Юма еле заметно вздрагивает, от чего удивляется и Макарова. Странное чувство, но дальше девушка начинает действовать сильнее: проводит языком, двигается всё быстрее и быстрее. Дагбаева выгибается, сдержанно стонет. Сегодня день Её победы. Она приручила непокорную птичку и теперь она делает всё, что доставить Ей удовольствие: отвечает на поцелуи, поднимает подбородок, когда Она прикасается к нему, всхлипывает, когда Она припадает губами к её груди. Сегодня день Её победы. И этот день она отметит к календаре.

***

Юма просыпается в одиночку. Быстро оглядывает комнату — никого. Птички нигде нет: ни рядом с ней, ни за столом, ни где-то ещё в зоне видимости. Она мгновенно встаёт, смотрит в открытые ещё с вечера окна, но видит только воробушка братца. Даже кондор куда-то убежал. Удивительно!

В мгновение дверь постучали. Как там говорится? Вспомнишь солнце — вот и лучик? Правда тут скорее не лучик, а какой-то абсолютный идиот, который на неё работает, но не будем о грустном. И так настроение паршивое…

— Где Лера? — холодно спрашивает Юма, даже не глядя на вошедшего кондера. Он стоит свободно, раскинувши руки по периметру комнаты. Всё как обычно. Аж тошно.

— Вы только представьте, хозяйка: вы отпустили меня, так сразу она сбежала! Мне только-только об этом заявили, — басит Вадим, усмехаясь, — совсем некомпетентных берёте на работу. Не могут даже девчонку удержать в узде.

— Заткнись! — кричит она. Вадиму не привыкать, — ещё тебя тут не хватало!

Женщина ревностно берёт графин со стола, наливает себе воды, хочет оплеваться ею, да манеры не позволяют. Держит себя, чтобы Вадима к чертям не распотрошить за издевательство над ней: ведь он-то прав. Как целая рота наёмников не смогла заметить побег одной-единственной пленницы.

За окном ходит Алтан, он ухаживает за цветами в саду, напевая что-то незамысловатое. Его руки в перчатках, а лицо так и остаётся мрачным, с самого возвращения из Петербурга, где он провалился. И кажется, она начинает его понимать. Его желание отомстить. Его желание загладить боль.

Его желание, чтобы все заплатили за то, что он получил.

Только вот… Юма гораздо могущественнее противник.

И совсем не любит, когда её птички сбегают без спроса.

— Долго тебя искать пришлось, ма шери, Олег даже контакты того блондина вспомнил, — Разумовский смеётся и подливает Лере больше вина, — Не сильно скучала, надеюсь?

— Даже не знаю… Лучше бы скучала.

— Да ладно тебе, не такие мы уж и противные, да, Олеж? — Сергей приятно морщит нос на чужое угуканье. Лера ничего не отвечает. Через пару часов она окажется дома, а там уже и разрыдается, и разорвёт свою душу в щепки. Понимает: кошмар вовсе не кончился, он просто временно взял паузу. И это осознание бьёт сильнее Вадима и Олега вместе взятых.

Всё не будет хорошо. Она это знает.