Вьери часто оставлял окна в комнате открытыми в надежде, что придет тот, кого он ждет каждую ночь по нескольку часов кряду. Среди членов семьи, среди большого количества слуг ему одиноко, и только один человек своим присутствием разрушал это мучительное чувство. Перемещаясь между кроватью и креслом и не в силах заснуть, Вьери, тем не менее зевал, но свой пост не покидал. Федерико всегда выполнял свои обещания, он обещал сегодня прийти. Вьери тревожился, но не мог ничего поделать, зная, как сильно его любимого человека ненавидит его родня, настолько сильно, что при первой встрече каждый готов его прикончить. Каждый член его семьи, кроме него. Ничего более омерзительного Вьери никогда не делал в своей жизни, притворяясь таким же, как они. Он мастерски научился изображать презрение, когда кто-нибудь говорил при нем о ком-нибудь из семьи Аудиторе. И только ласки Федерико успокаивали его душу, внушая ему какую-то призрачную, почти эфемерную надежду на счастье и продолжение отношений в той степени, в которой они вообще могут существовать. Эти мысли заставляли Вьери испытывать неприятное чувство, словно где-то под ребрами ноет и кричит маленький зверек с длинными и острыми иголками, колящими его изнутри.

Отчаявшись почти что полностью, Вьери перестал ходить по комнате туда-сюда и уселся на край развороченной постели, обхватив голову руками. Он, хоть и был не в силах больше продолжать ждать, по какой-то причине не мог заставить себя остановиться. И Вьери не прогадал, оттянув время отхода ко сну. Он не услышал, как Федерико попал в его комнату, но когда кто-то аккуратно толкнул его на разбросанные по кровати подушки, обнимая за талию и шею и целуя в те места, которые знали только они, Вьери открыл глаза и радостно выдохнул.

В глазах Федерико, как всегда, плясали чертики, и Вьери с искренней радостью улыбнулся, жмурясь от касания мягких губ в самых разных местах. Страх и боль пропали сразу же, сменяясь нежностью и пылающим внизу живота желанием. Его тело, помня о прошлых ночах их любви, просило прикосновений Федерико, и Аудиторе, тихо посмеиваясь, опустил взгляд ниже. Сквозь длинную сорочку, единственный предмет гардероба, который Вьери не стал снимать, Федерико с улыбкой различил вставший член и сжал его через ткань, заставив Пацци простонать его имя. Федерико заткнул ему рот поцелуем, чтобы не дать стонам долететь до ушей тех, кому нельзя было знать о их отношениях. Через секунду он выпустил рот Вьери из плена своего, языком обрывая повисшую между ними ниточку слюны.

— У тебя есть что-нибудь, — не успел Федерико договорить, как Вьери, понимающе кивнув, тихонько пробрался к комоду. Где-то в глубине одного из ящиков он спрятал купленные у купцов, приплывших из восточных стран, несколько баночек с ароматными маслами, которые он планировал использовать только для таких случаев.

Пока он искал, Федерико не терял времени даром, стаскивая с себя одежду. Закончив, он уселся на середину кровати и с каким-то удовольствием окинул взглядом стройную фигуру копающегося в ящиках комода Вьери, скрытую одной только сорочкой. Наконец

Пацци нащупал их и наугад вытащил одну, затем направился к кровати, вытаскивая пробку из бутылочки. По комнате поплыл пряный запах, и Федерико смешно сморщился. Вьери забрался к нему на кровать, протягивая бутылочку, Федерико взял ее и вылил часть масла себе на руки, затем вернул ее любовнику. С каким-то странным смущением Вьери улегся на спину и раздвинул ноги, затем вылил и на свои руки немного масла. Он только-только заставил себя коснуться своего заднего прохода, как почувствовал на своей шее касание мягких губ нависшего над ним Федерико.

— Давай я помогу тебе, — прошептал он, проталкивая один палец в его узкий анус, и Вьери, уже забыв, как это, с их прошлого раза, неосознанно сжался вокруг него. Это все равно было чертовски больно, и Федерико, догадываясь об этом, занял его рот поцелуем, отвлекая от неприятных ощущений. Он не переставал орудовать внутри Вьери пальцем, стараясь максимально смазать его изнутри. Вскоре он добавил к первому пальцу второй, и Вьери застонал ему в губы, он ерзал, придавленный Федерико к кровати. Федерико обхватил его член свободной рукой, двигая ей по всей длине. Стоны Вьери стали глубже, эта нехитрая ласка помогла ему хоть немного отвлечься от неприятных ощущений в заднице. Поцелуй снова был разорван. Губы Федерико изучали его грудь, целуя и покусывая разгоряченную кожу, иногда он словно случайно касался кончиком языка его одного из его сосков. Вьери уже и забыл, что в нем двигаются чьи-то пальцы, он впился зубами в кожу своей руки, чтобы не стонать так громко. Он не почувствовал, как к двум пальцам добавился третий, лаская его изнутри, все рамки стерлись, и эмоции хлестали через край.

Вьери разочарованно выдохнул, почувствовав, как пальцы Федерико покидают его задний проход. Он разжал зубы, и по коже стекла капелька крови, настолько сильно он впился зубами в свою руку. Он поднял ее к свету и недовольно поджал губы, а Федерико улыбнулся и слизал эту капельку языком с его кожи.

— Ну и долго мне ждать? — прошептал Вьери, приподнимая зад. Один только взгляд на то, как Федерико облизывает языком свои чуть потрескавшиеся губы, заставлял его возбуждаться еще сильнее. — Ты так старался, подготавливая меня, так не дай этому пропасть зря.

— Я не имею права тебе в этом отказать, — Федерико улыбнулся, разводя его ноги еще шире и приставляя смазанный маслом член к его разработанному колечку ануса. Встретившись взглядом с Вьери и убедившись, что тот готов, он толкнулся вперед и остановился, когда внутри оказалась головка.

Даже с подготовкой это все равно было тяжело, неприятно и больно, пусть и не настолько, как было бы без нее. Федерико распирало от желания наплевать на все и начать двигаться прямо сейчас, но он не мог поступить подобным образом с тем, кто мог подарить ему невероятно сильное наслаждение. Он сдержался и дал Вьери привыкнуть к члену, который был ощутимей больше его пальцев, за что был вознагражден движением бедер Пацци. Вьери двинулся приглашая продолжить, и Федерико в свою очередь протолкнулся дальше. Затем он подался назад и толкнулся снова, заполняя его почти что полностью, выбивая из легких воздух, заставляя сжимать в руках простыни и открывать рот, словно большая речная рыба, которую вытащили из воды умелые рыбаки. Черные, как смоль, волосы Вьери, разметались по постели, и Федерико поддался мимолетному соблазну поцеловать одну из блестящих в свете свечей прядей. Первые минуты он двигался медленно, не выходя из Вьери полностью, лишь бы тот привык быстрее. И когда Вьери приподнялся на локтях и обхватил ногами его талию, Федерико принял это за просьбу переходить к большему.

Толчки стали быстрее. Федерико вдавливал Вьери в кровать, жалобно скрипевшую под его движениями, и поцелуем в очередной раз занимал его рот. Он хотел обладать Вьери полностью, в том числе и его стонами. Слушать его он хотел только в одиночку, и это очень неплохо совмещалось с тем, что им нельзя было себя обнаружить. Минуты превратились в что-то бесконечное, в непрерывный поток времени, который затягивает их в водоворот ярких вспышек удовольствия и желания вперемешку с счастьем. Все сливается в какой-то безумный танец двух горячих тел, капель пота, стекающих по смуглей коже каждого из них, толчки становятся все более быстрыми и грубыми. Федерико перестал считать нужным сдерживаться, каким-то шестым чувством угадывая желания ужом извивающегося под ним Вьери. Сам Пацци, продолжая стонать ему в губы, одной рукой обнимая Аудиторе за шею, а другой вовсю лаская свой едва ли не каменный от возбуждения член. Федерико сдерживался изо всех сил, чтобы не кончить, будучи уже на грани, только из желания получить как можно больше удовольствия от настоящего момента. Но вид разгоряченного его манипуляциями Вьери не позволил ему и дальше тянуть с этим.

Белая вязкая жидкость залила их животы, когда Федерико чудом успел вытащить свой член из задницы Вьери. Он упал на любовника, тяжело дыша, то, что сейчас он размазывал по своему телу и болтавшейся на Вьери сорочке сперму, его почти не волновало, хоть и было в этом что-то неприятное. Вьери аккуратно убрал со лба Федерико прилипшие волосы, лезущие тому в глаза, и улыбнулся. Это, пожалуй, был один из самых лучших моментов его жизни.

***

Первый и последний раз, когда Вьери плакал в сознательном возрасте, был в день казни. Он, наблюдая за тем, как шею Федерико обхватывает петля, внешне был спокоен и сдержан, но его внутренности обжигало огнем боли, злости и чувства безысходности, а душа разбивалась на маленькие и острые хрустальные осколки, режущие изнутри. Франческо Пацци, поглядывая на сына, принимал это редкое для его «неуправляемого» сына спокойствие за что-то похожее на радость, даже не подозревая обо всех чувствах, что Вьери испытывал сейчас. Он засмеялся, когда увидел жалкие попытки одного из оставшихся на свободе членов семьи Аудиторе прервать Альберти и спасти своих родных, а Вьери сжал руки в кулаки, снедаемый ненавистью. Вьери и правда возненавидел всей душой этого Эцио, ведь у него, как казалось Пацци-младшему, были развязаны руки, а он упустил все возможности спасти отца и братьев, спасти его Федерико. Через доли секунд где-то в голове замаячила мысль — он сам не смог ничего сделать для Федерико, а теперь перекладывает на его брата вину за то, в чем виноваты оба.

Эцио опоздал — Умберто успел махнуть рукой, и все трое Аудиторе повисли на крепких веревках виселицы. Горестный крик оставшегося в живых парня хорошо описал то, что

Вьери не имел права озвучить. Он поспешил вытереть покатившиеся из глаз слезы, чтобы никто не заметил их, сдерживая рыдания изо всех сил, и бросил последний взгляд на виселицу. Пусть заметил он это не сразу, но сейчас Вьери был готов поклясться — в остекленевших глазах Федерико застыли самые разнообразные чувства, среди которых не было места ужасу или страху. Этот взгляд, направленный на него, в себе заключал все существующую нежность. Вьери попросту не мог себе представить, как такое возможно, но ошибиться было трудно, ведь он стоял достаточно близко для того, чтобы можно было заметить такие вещи. Наверное, смотря на него так, Федерико надеялся успокоить его каким-то образом, возможно, утешить, но сейчас Вьери чувствовал лишь невероятно сильную ненависть ко всему свету. Он, не дожидаясь, пока все закончится совсем, развернулся и, широко шагая, ушел с площади. Его лицо было так же спокойно, но только покидающая этот мир душа Федерико знала о том маленьком для многих, но невероятно большом количеством слез для Вьери, которые в тот день он пролил о своем любимом.

***

Когда скрытый клинок Эцио Аудиторе вонзился ему в шею, Вьери с какой-то радостью выдохнул. Все наконец закончилось, теперь череде его грехов положен конец. Он не помнил, что говорил перед смертью, и слов своего некогда заклятого врага тоже не слышал. Вьери смотрел вверх, на затянутые тучами небеса Тосканы, между которыми в узких прожилках бился уходящий за горизонт золотистый солнечный свет, перемешавшийся с алыми всплесками заката и иссиня-черными полосками и пятнами вечереющего неба. Это было что-то близкое к чувству эйфории и безграничного счастья. Пока его тело остывало на руках ассассина, душа Вьери торопилась улететь туда, где ей было место. И когда Марио Аудиторе, остановив надругательство племянника над телом поверженного врага, закрыл Пацци глаза, тот уже покинул этот мир. И теперь, смотря на всех, кого он оставил дальше погибать в своем безумии, Вьери нежился в той любви, которой окружил его за чертой жизни Федерико, и одаривал его собственными чувствами. У истории любви, где две предназначенные друг другу души не могли быть вместе, появился долгожданный конец.

Нет повести печальнее на свете,

Чем повесть о Ромео и Джульетте.

Или нет?