— Как же, должно быть, уныло ты проводишь свои праздники, — снова завела свою пластинку Ребекка, плюхнувшись на стул напротив за его столом.

Леонардо поднял на нее взгляд и пожал плечами.

— Не понимаю, о чем ты, — спокойно сказал он, копаясь вилкой в своей тарелке.

— Ну, мне все не понять, как может молодой и симпатичный мужик вроде тебя добровольно лишать себя отношений, — Ребекка с озорными огоньками в глазах смотрела в спокойные голубые глаза Леонардо.

— Я не лишаю себя отношений, — вздохнул он, сдавшись и откинувшись на спинку пластикового стула. — У меня есть тот, кто мне интересен, но мне совесть не позволяет попытать удачи в отношениях с ним.

— Это еще почему? — девушка умудрялась жевать свой сэндвич так, что это не мешало говорить ей вполне разборчиво. — Лео, тысячу раз говорила тебе и буду говорить — никому уже нет дела до того, нравятся тебе парни или девушки.

— Да дело, собственно, не в этом, — Лео поджал губы, ему очень не нравилось говорить о своей ориентации при большом скоплении народа. Он мог говорить об этом с Ребеккой наедине, но почему-то Лео всегда боялся, что стоит услышать об этом кому-то лишнему, как его жизнь тут же полетит под откос. — Я просто знаю, что этот человек вряд ли в состоянии интересоваться кем-либо вообще, что там уж про меня говорить.

— Типа травма у него какая что ли? — удивилась Ребекка. Когда Лео кивнул, она весело хмыкнула. — Да, не везет тебе в этом плане.

— Смотря, что ты подразумеваешь под везением, — задумчиво сказал Леонардо. — С другой стороны, у меня и так не самая плохая жизнь, дальше поглядим.

— А чего там глядеть? — Ребекка хихикнула. — Доглядишься ты, Лео, упустишь шанс, а другого уже не будет.

Леонардо не стал отвечать, только мягко улыбнулся на это. Наблюдая за тем, как девушка поднимается и относит поднос к стойке, Лео все же не мог не признать, что в чем-то Ребекка права.

Он работал в компании уже семь лет. И пять из них был безбожно влюблен в исполнительного директора. Эцио Аудиторе, на первый взгляд, казался совершенно неподходящим на эту должность человеком, но, познакомившись с ним поближе, абсолютно все убеждались — он знает, как использовать способности своих подчиненных самым лучшим образом. Леонардо работал на него в качестве начальника отдела рекламы и дизайна, одного из лучших в своем деле. Каждый раз, встречаясь с Эцио на совещаниях, Леонардо ловил себя на том, что не может собраться. Дизайнеру в своем боссе нравилось абсолютно все — смуглая кожа, темные волосы, собранные красной резинкой в хвост, карие глаза, отливавшие медовым блеском, стоило лучику света выхватить его взгляд. Он был удивительно стройным для человека, проводившего много времени в замкнутом пространстве, не слишком накаченным, но и уж точно не хилым. Со временем Леонардо научился подавлять свои желания и мысли, находясь рядом с боссом, он переключался на работу, обсуждал с Эцио только ее, и ничего больше.

Забавным оказалось еще и то, что они делили одну лестничную клетку. Однажды вечером они столкнулись на ней. Леонардо было необходимо выгулять свою собаку, добродушного английского той-спаниеля Джинни. Пока Джинни вертелась вокруг него, запутываясь в поводке, Леонардо копошился, закрывая дверь на ключ. Он не обратил внимания на то, что дверь напротив открылась, выпуская соседа или соседей, с которыми он никогда не встречался до этого. Лео не сразу понял, что не слышал шагов по лестнице (он жил на втором этаже), и, обернувшись, он с удивлением увидел Эцио. Босс стоял позади него и с какой-то веселой улыбкой разглядывал одетого в обычную, не предназначенную для работы одежду Леонардо и его весело махающую хвостом собаку.

— Привет, Леонардо, — хмыкнул ему Эцио. Даже сейчас он выглядел как босс — строгий серый костюм, но без привычного галстука, и рубашка расстегнутая на две верхние пуговицы, обнажая небольшой участок кожи на шее. Леонардо сглотнул.

— Привет, — он чувствовал себя не слишком уверенно, находясь прямо сейчас рядом с начальником в таком виде — легкая ветровка, из-под которой торчала прогулочная длинная и мешковатая серая футболка, серые спортивные штаны и потрепанные кроссовки.

— А кто это милое создание? — словно не обращая внимания на его заметное смущение, Эцио присел на корточки и протянул руку Джинни. Собака, приветливо махая каштановым хвостом, обнюхала и лизнула его ладонь, и Эцио, тихо рассмеявшись, погладил ее по голове.

— Это Джинни, — познакомил его с питомицей Леонардо. — Я нашел ее два года назад, перед переездом сюда. Видимо, чья-то собака ощенилась, а малышей было некуда деть. Вот владельцы и решили, что оставить их умирать на улице гораздо проще, чем искать хозяев. Остальным ее братьям и сестрам я нашел хозяев, но саму Джинни почему-то не смог отдать. Так и живем с ней.

— Здорово. У тебя очень доброе сердце, и мне приятно знать, что рядом со мной работают такие люди, как ты, — Эцио искренне улыбался ему, и на душе у Леонардо еще сильней, чем прежде, заворочались все его чувства. Аудиторе поднялся и посмотрел на наручные часы. — Я бы с удовольствием поболтал с вами обоими, но сейчас мне нужно по делам. До встречи на работе, Лео!

Леонардо кивнул, прощаясь, и Эцио, не переставая улыбаться, быстрым шагом сбежал вниз по лестнице. Джинни села на холодный бетонный пол и вопрошающе посмотрела на хозяина — ей было искренне непонятно, почему он таким тяжелым взглядом сверлит дверь соседа, привалившись спиной к стене.

Больше на лестнице они не встречались. Леонардо пробовал выходить на работу то раньше, то позже, но у него так и не получилось пересечься с начальником еще хотя бы раз. Снова и снова, приходя на парковку, Лео выискивал взглядом черную тойоту Эцио, и с разочарованием отмечал, что ее на месте уже нет. Затем он садился в свой старенький кадиллак, оставшийся ему еще от дяди, и отправлялся на работу. И всегда, вне зависимости от того, как рано он приезжал, Эцио уже был в своем кабинете, как каждое утро исправно докладывали ему остальные работники. Иногда Леонардо встречался с ним в лифте их большого офисного здания, когда вечером, после работы они спускались на первый этаж. И даже тогда они, как и все остальное время до этого, говорили о работе.

Естественно, такая жизнь его не слишком-то и радовала. Если бы кто-то спросил, за что он так любит этого человека, Леонардо бы не нашелся, что ответить. Когда другие пытались бы говорить о качествах своего любимого, Леонардо ответил, мол, любит он просто, потому что любит. Он не мог объяснить всего, что ворочалось в нем каждый раз, стоило ему увидеть Эцио, но точно был уверен — это что-то действительно прекрасное, хоть и болезненное. Чтобы избавиться от боли, ему было необходимо признаться в собственных чувствах, и Лео был готов пойти на такой шаг, если бы не одно но.

Эцио жил счастливой семейной жизнью около 8 лет. В молодости он женился на своей близкой подруге, Софии, которая прошла с ним весь путь от простого клерка до исполнительного директора. Они жили душа в душу до того момента, пока София не скончалась. Леонардо точно не знал причины, никто из работавших в последние десять лет сотрудников не мог ему рассказать из нежелания вспоминать об этом. Он бы и не поверил в то, что Эцио был женат, если бы не свадебная фотография, стоявшая на столе начальника. Леонардо заметил ее, когда заносил документы на подпись, и, переминаясь с ноги на ногу в ожидании, постарался рассмотреть. София была очень красивой — аккуратные рыжие локоны, светлые глаза и мягкие черты лица. Она действительно очень здорово смотрелась рядом с Эцио. Эта мысль несла в себе какую-то теплоту несмотря на то, что одновременно делала Леонардо больно. С момента смерти Софии прошло семь лет. Столько же, сколько Леонардо работал в компании. И Эцио до сих пор не создал хотя бы видимость отношений. По мнению Лео это значило только одно — он слишком любит погибшую жену, чтобы заставить подвинуться свои чувства к ней. Только это удерживало Леонардо от признания. Он никогда бы не позволил себе причинить боль любимому человеку, даже если это причиняло боль ему самому.

Жизнь продолжала движение в привычном ритме. Леонардо и его подопечные создавали все новые и новые макеты дизайна продукции, показывали их Эцио, отдавали другим отделам на разработку, начинали все по новому кругу. Иногда Леонардо казалось, что в его жизни ничего не меняется и, как говорил один персонаж в одном из его любимых фильмов, «колесо крутится, но хомяк уже мертв». Он ходил на работу и возвращался с нее, работал и отдыхал дома, гулял с Джинни утром и вечером по будням и вдобавок к этому в обед по выходным, готовил и ел, посещал библиотеку. И при всем при этом он начинал ощущать себя все несчастней с каждым днем. Леонардо оценивал свою жизнь со стороны и раз за разом осознавал, что, если он ничего с этим не сделает, то сгниет от одиночества, разъедающего его изнутри. Он так и продолжал крутиться в колесе бесчувственной тушкой хомяка, пока судьба, в которую он давным-давно перестал верить, не взяла все в свои руки.

Однажды он задержался на работе уж очень сильно. Хоть рабочий день заканчивался в шесть, обычно Лео не задерживался дольше половины седьмого, но перед Рождеством всегда было много работы, и ему пришлось уйти едва ли не в восемь вечера. Снег валил мокрыми хлопьями, тут же примерзая к уже лежащей на его машине корочке, и Леонардо потратил добрых двадцать минут, чтобы отскрести это все. Без двадцати девять он уже заходил в свою многоэтажку, довольно морщась и радуясь теплу подъезда. Уже на подходе к своему второму этажу Леонардо с удивлением остановился, прислушавшись к двум незнакомым голосам.

— Как думаешь, нам еще долго ждать? — спросил какой-то очень тонкий и звонкий голосок невероятно жалобным тоном. — Я кушать хочу! И мне очень холодно!

— Ты съел все, что осталось у меня после ланча, а я тоже голодная! — недовольно ответил ему голосок повыше. — Сегодня пятница, по пятницам папа всегда работает так много, что, когда он возвращается, мы уже спим. Ты уже большой мальчик, сиди и жди!

— И мы что, будем сидеть тут всю ночь? Я не хочу, Флавия! — захныкал первый. — Мне холодно и страшно, я устал и хочу есть и спать! Я хочу к папе!

— Я тоже много чего хочу, — рассердившись, прикрикнул на него второй. — У нас нет больше выбора, нам придется ждать. Ух, как я нажалуюсь папе на эту глупую няньку! Он ее точно уволит и больше нас одних не оставит!

Леонардо вздрогнул, поняв, что на ступеньках пролетом выше сидят двое детей. У взрослых ведь не бывает таких голосов, догадался он. Встревожившись, он поспешил подняться. Он и правда нашел их на верхних ступенях лестницы, что начинались со второго этажа. Мальчик в синем пуховике и красной шапочке тер ручками красные от слез глаза. А его старшая сестра в длинном красном пальто с недовольным лицом теребила пальцами мокрый шарф. Чтобы не замерзнуть, они сидели на своих сумках, запахнувшись сильнее в куртки. Услышав шаги, дети с надеждой посмотрели на поднявшегося Леонардо, и тут же радость в их глазах погасла, стоило им разувериться в том, что это не их отец, которого они так ждали. Ситуация из странной превратилась в очень неловкую — дети и Леонардо смотрели друг на друга, не зная, что сказать.