Неизвестность (канон с легкими отклонениями, ER)

В комнате отдыха джонинов-капитанов пахнет острой смесью сигаретного дыма и цветущего куста чайной розы на подоконнике. Асума, выкуривавший бессчётное количество сигарет и выпускавший по привычке дым в открытую форточку, морщится при виде бодрого цветка, принесенного Куренай из дома. Ему больше по душе маки, особенно те, что цвели в доме подруги, но она сопротивлялась его намерению уставить ими весь ее подоконник с тем же упорством, с каким Асума игнорировал просьбы вечно пропадавшего в этой же комнате Ируки не курить в помещении. Он щедро сыпал в горшок сигаретный пепел, отчего наглый цветок только цвёл усерднее, и бесил Ируку, отправляя кольца под самый потолок.

— Я слышал, — вздыхает он, намеренно растягивая слова, — что в стране Волн сейчас очень опасно.

Ирука молчит, но Асума, давно знающий его уловки, понимает: глубина молчания Ируки прямо пропорциональна его волнению и интересу. Они часто играли в эту игру. Выдавали информацию о том, что было связано с предметами их обожания, частями, намеренно надавливая на это больное место. Чаще всего Ирука проигрывал. Но иногда и ему перепадала победа: приступы доброты Асумы накатывали непредсказуемыми эпизодами, и тогда он становился сентиментален и даже иррационально мягок. В таких случаях молчаливое терпение Ируки срабатывало. Сработало и на этот раз.

— Они вышли три дня назад, так? — в железной зажигалке вспыхивает огонь, едва не подпалив щетину Асумы. — А вчера пришло извещение от информаторов. Один человек, Гато, нанял слишком много шиноби. Среди них есть нукенины. Поговаривают, сам Момочи Забуза среди них.

— Тот самый? — этого оказывается достаточно, чтобы Ирука потерял те крохи самообладания, что имел. Он вскинул голову, силясь хотя бы сдержать выражение отчаяния, так и просящееся на свободу сквозь нарочито-спокойную мимику учителя, последний оплот для его эмоций. — Демон Кровавого Тумана? Тот, что перебил на экзамене всех будущих чонинов, даже не будучи ниндзя, а потом устроил революцию? Зачем он понадобился Гато?

— Тот самый, — Асума горько улыбается. — Никто, конечно, пока не уверен в намерениях этого Гато. Но, если верить худшим прогнозам, его целью может быть тот самый мост.

— И ты веришь им?

— Достаточно для того, чтобы поговорить об этом с Третьим.

Асума отворачивается и, сделав первую затяжку очередной едва зажженной сигареты, выпускает дым. Белые клубы сталкиваются со стеклом и по нему пробираются наверх, к щели-форточке, осыпающейся по-настоящему белой краской на фоне сероватого от никотина дыма. Ирука наблюдает за этим и думает: Асума удивительный. Он всегда узнает все одним из первых, но, повинуясь порядкам и в большей степени собственным принципам, запрещающим ему вмешиваться во что-то до тех пор, пока это не начнет касаться его, не спешит козырять имеющимися знаниями. Раз он сказал это не только ему, но и самому Хирузену, Третьему Хокаге, собственному беспринципному и даже немного безалаберному отцу, то, должно быть, дело дрянь.

— Надеюсь, Хокаге-сама поспешит вернуть их с задания, — робко выдавливает Ирука, чувствуя груз знания, повисший теперь и на его шее. — Или хотя бы отправить им подмогу… Не дело это. Три генина и джонин… Маловато, чтобы справиться с таким заданием… Еще и Наруто среди них…

— Я почти то же самое сказал. Добавил еще, что им в случае чего даже не на что рассчитывать — в конце концов, они едва потянули оплату, сам понимаешь, ни о какой собственной армии там нет и речи, — усмешка Асумы похожа на что-то, способное появиться на морде довольного медведя. — Но старик… на самом деле верит в них. Он сказал так: если кто и сможет не только защитить того строителя, но и сподвигнуть всех вокруг на что-то хорошее, если потребуется, то только команда 7.

— Так странно думать о тебе, как об оптимисте.

— Это не оптимизм, Умино. Я просто передаю слова старика.

Решив, что достаточно с него подобного предупреждения, Асума отворачивается, докуривает сигарету и, вопреки ожиданиям Ируки, выкинув бычок в мусорку, а не все в тот же горшок с цветком, уходит. Стоит за ним закрыться двери, и Ирука спешит к окну — открыть все остальные створки пошире, чтобы впустить в и без того унылое помещение хоть сколько-нибудь свежего воздуха.

Он стоит немного у окна и смотрит во двор академии. Как странно, против воли размышляет он. Пока Какаши и его команда там, в Нами но Куни, здесь, в Конохе, продолжается жизнь. Дети из выпускных классов тренируются во дворе — Ирука слышит знакомый звук, с которым кунаи и звездочки входят в мишени, землю, деревья и даже стены. Ребята помладше осторожно наблюдают издали — кто от природной застенчивости, кто от опасения оказаться задетым острым оружием. В дальнем углу огороженного пространства Ирука замечает алые с белым пятна и еще три серых где-то совсем вдалеке. Это Куренай, вспоминает он. Тренирует свою команду в перерывах между занятиями, как и всегда. Ирука немного завидует ей. Их с Асумой командам еще не скоро выпадет возможность выполнять настоящее задание за пределами деревни, в конце концов, 7 команда все еще исключение. И если сами генины расстраиваются по этому поводу из простого человеческого желания заниматься чем-то более интересным, чем простые поручения, то их командиры вряд ли так уж недовольны. Не то, чтобы Ируку особенно волновало происходящее между Асумой и Куренай, но иногда он им завидовал, и чем дольше отсутствовал Какаши, тем сильнее становилась зависть.

Сейчас же он скорее волновался. Отправлять Какаши на такое серьезное задание, да еще и в качестве няньки для трех самодовольных подростков, считающих себя достаточно квалифицированными, но даже не подозревающими о том, что их ждет? Форменное безумие. Хотел бы он поговорить об этом с Третьим, но это было еще большим безумием. Хирузен не послушал своего собственного сына, его он тем более слушать не станет. Да и в конце концов… не в этом ли весь смысл? Позволить им хотя бы попытаться выполнить задание, проверить предел своих способностей и чему-то научиться? Заставить их командира, учителей и даже Третьего, поверившего в них, гордиться? В конце концов, не затем ли нужно отпускать Какаши на задания, чтобы у него был стимул возвращаться? Возможно, именно за этим.

И Какаши, что очень радует Ируку, возвращается. Они пересекаются в деревне поздно вечером пару томительно-странных недель спустя. Какаши изрядно потрепан, хоть и не показывает этого, Ирука же заметно взволнован и, кажется, начинает седеть. Но это только кажется, понимает Какаши, разглядывая Ируку, пока на том висел Наруто, словно он видел партнера впервые. В конце концов, Асума слишком много курит в общем кабинете, с него станется завалить Ируку пеплом до такой степени, что его волосы, подобно хамелеону, пропитались серым пеплом так же отчетливо, как провоняла дымом, усталостью и школьным мелом его одежда.

Какаши смотрит устало, но удовлетворенно. Он не думал, что будет так тяжело, и впервые он рад вернуться с задания живым. Не то, чтобы он не был недоволен прежними возвращениями к Ируке, но сейчас их ценность сильно приумножилась в глазах Какаши. Привыкшему к хождению по лезвию куная и в глубине души ожидавшему дня смерти Хатаке всегда казалось, что их совместная жизнь, тщательно оберегаемая от чужих глаз и толком не обсуждаемая даже между ними, равносильна хорошему, но мимолетному сну. Он старался не привязываться к Ируке слишком сильно, предпочитая думать, что это всего лишь партнерство с привилегиями. Но это не сработало, и сейчас Хатаке был готов к своему стыду признать, что тогда, в рыбацкой деревне, он думал: зализывать раны, что телесные, что душевные, проще и приятнее под присмотром человека, которому есть до тебя какое-то дело. Он так отвык от того, что вызывал в ком-то неподдельный интерес не из-за маски, а из-за собственной личности, что лишь в первом серьезном расставании, в котором, однако, его крепко связывали с Ирукой три весьма надоедливые ниточки с именами и собственными личностями, он вдруг понял, насколько ему не хватает Ируки. Восстановление, однако же, вымотало его окончательно, но сейчас, тронутый сценой встречи, Какаши делает все, чтобы не показывать этого. Не хватало еще заставить Ируку волноваться сильнее и напугать команду.

Ирука улыбается и смеется, переводя взгляд с Наруто на его товарищей, затем мельком останавливается им на Какаши, устало почесывающем макушку, и это продолжается до тех пор, пока они, вдруг устав друг от друга, не расходятся. Саске и Сакура расходятся по домам, отдыхать. Наруто тащит Ируку в «Ичираку», но тот сопротивляется, оглядываясь на застывшего в нерешительности Какаши. Вспоминая, в каком состоянии он оставил свою убогую берлогу, Какаши нервно вздрагивает и идет следом за Ирукой и Наруто. Лучше, думает он, накормить и спровадить Наруто, а там можно отоспаться в уютном гнездышке Ируки.

И этот план срабатывает, становясь чем-то вроде традиции. Наруто доволен — он любит «Ичираку», боготворит Ируку и гордится Какаши. Чего еще ему желать, как не праздничного ужина в честь первого серьезного задания в такой хорошей компании? После такого не грех откланяться в сторону дома, что Наруто и делает. Какаши и Ирука же ненадолго задерживаются. Ирука стесняется спрашивать, а Какаши ленится напрашиваться.

— Почему бы вам, господа хорошие, не пойти на боковую? — предлагает хозяин спустя полчаса этой неловкости, когда начинает затихать даже торговая улица. — Много работали, как никак.

Какаши и Ирука против воли улыбаются. И если за синей маской Какаши изгиб его губ может разглядеть только Ирука, один из немногих обладателей привилегии знания истинного облика Хатаке, то его собственная улыбка заметна очень явно, и ее почти что зеркально отражает шрам, перечеркнувший лицо. Когда-то это пугало его, затем раздражало. Он даже сам подумывал начать носить маску по примеру Какаши. Но со временем ему стало очевидно: возможно, не будь у него этого шрама, он не был бы собой в полной мере, не был бы тем Ирукой, который однажды влюбился в странного изгоя Хатаке и не добился бы его взаимности.

В это трудно поверить до сих пор — он, нерешительный в таких делах, до паники боящийся слухов, обычный ниндзя в конце концов, смог добиться того, чего не удавалось еще никому. Растопить сердце Какаши настолько, что тот доверил ему свое самое сокровенное — лицо и секрет, который он хранил под протектором от всего мира. Это значило очень много. Для Ируки это было практически всем, ради чего он был готов стараться. После долгих лет отчаяния, безызвестности и топтания на одном месте он начал двигаться вперед, и теперь, встретив Какаши после задания, где тот не умер отчасти благодаря тем самым заносчивым новичкам, Ирука думает о многих вещах. Он рад видеть Какаши целым и почти поправившимся, немного горд собой — в конце концов, это его ученики сумели совершить то, чего от них не ждал даже веривший в них Хокаге, — и он безумно хочет затащить усталого джонина домой.

Больше никакой зависти. Больше никакой мучительной для обоих безвестности. По крайней мере, до тех пор, пока не появится новое задание для команды Какаши.