Третий совершенно не заботился о Наруто, и этот факт долго оставался незамеченным.

Сначала он был совершенно равнодушен к этому ребенку, почти так же, как были равнодушны к нему все вокруг. В суматохе, возникшей в результате нападения Девятихвостого, никто не мог понять, откуда взялся этот младенец, кем были его родители и кто будет заботиться о нем, раз уж они пропали неизвестно куда. У всех были дела поважнее. Надо было восстанавливать деревню, хоронить погибших и спасать раненых. Кому в такое время может быть дело до новой жизни?

Никто даже и не знал какое-то время, что эта жизнь вообще существовала. Кто заботился о Наруто до их встречи Ирука так и не узнал. Но эту самую встречу, случившуюся спустя три года, он помнил так же отчетливо, как само нападение, этот поворотный момент, с которого он отсчитывал годы своей взрослой жизни. Тогда Третий, повинуясь своей странной, не всегда постижимой логике, переселил его из родительской квартиры в доме, который должны были снести, чтобы построить на его месте новый жилой дом, в другой, старый и наполовину пустой. Ирука тогда уже стал чунином и начал ходить на серьезные задания.

— Вот и все, Ирука, — сказал Хирузен, похлопав его по плечам. — Теперь ты совсем взрослый стал, начал самостоятельную жизнь. Твои родители гордились бы тобой.

Его слова полоснули по еще не зажившей ране острым ножом, и Ирука отвел взгляд в сторону, силясь сдержать чувства. Видя это, Хирузен понимающе кивнул и оставил его устраиваться.

Ируке стало гораздо легче, стоило двери за Третьим закрыться. Он принялся разбирать вещи и успешно занимался этим до тех пор, пока не услышал настойчивый плач в соседней квартире. Ирука решил было, что это плачет ребенок какой-то семьи, которую не успели еще переселить в дом получше — в те времена там жило гораздо больше людей, — но ребенок продолжал плакать, и чем дольше слышались его слезы, тем сильнее начинал переживать Ирука. Наконец, не выдержав, он оставил свои вещи и пошел на звук.

Дверь в соседнюю квартиру оказалась незапертой. Ирука открыл ее и вошел. Вид скупой на мебель и прочие вещи, способные создать ощущение уюта, квартиры почему-то произвел на него ужасающее впечатление. Здесь было темно, прохладно и некомфортно, и, что было самым жутким по мнению Ируки, пусто. В квартире, понял он, нет никого, кроме ребенка и его.

Пройдя по коридору в комнату, служившую, судя по всему, спальней, он увидел маленького мальчика. Голубоглазый ребенок с волосами, напоминающими цветом пшеницу, сидел на краю слишком большой для него двухместной кровати и плакал. Он даже не услышал шагов Ируки, а голову поднял лишь когда Умино заговорил с ним.

— Эй, малыш, — сказал Ирука, присаживаясь рядом. — Как тебя зовут?

— Наруто, — заплетающимся языком ответил мальчик.

Говорил он немного неразборчиво, словно только недавно научился, и Ирука, поняв это, нахмурился. Этому ребенку на вид было три года или около того, в таком возрасте говорят уже достаточно разборчиво, пусть и с ошибками и странными конструкциями. Наруто же явно был очень запущенным ребенком.

— Где твои родители? — спросил Ирука.

Мальчик пожал плечами, и Ирука нахмурился. Это было странно.

— Ты, должно быть, голоден, — Ирука поднялся. Наруто продолжал смотреть на него с остатками слез в больших глазах, словно не понимая смысла его слов, и Ирука, вздохнув, протянул ему руку. — Пойдем, посмотрим, что можно приготовить.

Они вместе пошли в комнату, которая должна была быть кухней, но обладала все той же скудной обстановкой — высокие стул и стол, пустые полки шкафчиков, жалкие тарелка, вилка и кастрюля на холодной, давно не включавшейся плите. В холодильнике, тоже давно не знававшем электричества, было пусто и пахло затхлостью.

— Да уж, приятель, — вздохнул Ирука. — Тяжко тебе тут. Пойдем, поедим.

И так, не отпуская руки мальчика, Ирука повел его в единственное место, где питался вне дома сам. В «Ичираку».

С этого началась их совместная жизнь. Толком ничего не зная о мальчике, Ирука сделал то, что, как он считал, должен был сделать — взял за него ответственность. Пристроил его в детский сад, оплатил завтраки и обеды и договорился о том, что в «Ичираку» его будут кормить ужинами. В свободное время Ирука занимался с Наруто, учил его говорить, читать и писать, и через три месяца мальчишка подарил ему открытку. Внутри сложенного вдвое листа, на обложке которого был нарисован человечек с протектором на большой круглой голове и чем-то отдаленно напоминающим хвостик, было написано «Папа».

— Нет, дружок, — попытался объяснить тронутый Ирука, опустившись на корточки перед озадаченным мальчиком. — Я не твой папа. Я просто Ирука.

— Тогда, — Наруто склонил голову набок, — кто мой папа?

Этот вопрос поставил Ируку в тупик.

— Я не знаю, — признался он. — Но, если хочешь… попробую узнать.

Наруто просиял, и Ирука только сейчас осознал, как это на самом деле было важно для мальчика уже в этом возрасте. Он же видел, что другие дети вечно окружены своими семьями и явно задавался вопросом — почему это так отличается от того, чем окружен он? И ответить на это предстояло ему.

Ирука действительно принялся за поиски. Он искал и искал, но так и не мог найти никого по имени Наруто во всех документах, до которых мог добраться. Это не осталось незамеченным, и вскоре помощь пришла сама.

— Что ты ищешь? — спросил как-то раз у Ируки невесть откуда взявшийся АНБУ.

Ирука чуть не подпрыгнул от удивления и огляделся. Он сидел в архиве роддома, куда его пустили по очень большому одолжению, и рылся в последней кипе документов. АНБУ же каким-то образом сумел подкрасться к нему совершенно неслышно, и Ирука, поняв это, поежился. Будь он врагом, и Ирука уже был бы мертв.

— Записи о рожденных три года назад, для друга, — честно ответил он. — Пытаюсь узнать, где его семья.

— Что за друг?

Ирука посмотрел в глаза, едва различимые через прорези в маске. Они были спокойными, немного заинтересованными и честными, и это почему-то внушило Ируке доверие. Он полез в карман и вытащил оттуда копию фотографии Наруто, которую отдавал для его анкеты в садик. АНБУ заинтересованно всматривался в фотографию пару минут, и все это время Ирука почему-то волновался, словно бы от этого человека, по телосложению напоминавшего кого-то его возраста, зависит весь успех его дела. И каким-то образом это оказалось правдой.

— Пойдем, — сказал он. — Я знаю, кто может помочь. Приходи к администрации. Сейчас.

АНБУ вернул Ируке фотографию, и стоило Ируке лишь на секунду отвлечься, чтобы убрать ее, и снова обернуться, и след бойца элитного подразделения уже простыл. Покачав головой — чего еще взять с этих странных людей? — Ирука сделал как он сказал.

У администрации его уже ждали. Тот самый АНБУ прогуливался перед входом в компании Третьего Хокаге, и это зрелище до глубины души поразило Ируку.

— А, Умино Ирука, — сказал Третий, заметив его. — Я рад тебя видеть. Давно не виделись, да? Подойди, поговорим.

Ирука присоединился к ним, и еще два круга проделали они по двору в полном молчании. Смущенный Ирука ходил опустив взгляд к земле, Третий же наблюдал за ним украдкой, чем занимался АНБУ было непонятно.

— Значит, ты приглядываешь за Наруто, да? — Третий горько усмехнулся и, вытащив из внутреннего кармана белого плаща трубку, забил ее табаком и поджег. — Похвально, хоть и неожиданно. Полагаю, я должен поблагодарить тебя за это… В конце концов, заботиться о нем должен был я, но, боюсь, я не справился с этой задачей.

— Я не понимаю, — начал было Ирука, но Третий прервал его жестом.

— Пойдемте в мой кабинет. Такое надо обсуждать наедине.

Они поднялись в кабинет хокаге. Там было спокойно и уютно, и оттого Ируке было легко принять предложение сесть в гостевое кресло. АНБУ остался стоять.

— Видишь ли, Ирука, — Третий курил медленно, выпуская при этом из щели в уголке рта причудливые завитки дыма, — это необычный мальчик. Его родители… погибли, защищая деревню от Девятихвостого. Прямо как твои.

— Но разве у него нет других родственников, что могли бы о нем позаботиться?

— Боюсь, что нет. Женщина, что смотрела за ним раньше, уже не может этим заниматься, а нового человека я пока не нашел, — от взгляда Ируки Третьему явно стало неуютно, и это было заметно по его немногословности. — Я оставил его в той квартире на время, рассчитывая, что к вечеру уже найду кого-то, но им занялся ты. Я благодарю тебя за заботу о Наруто и прошу у тебя прощения за то, что тебе пришлось заниматься этим.

— Я не понимаю, — Ирука все еще был крайне озадачен. — Получается, что этот ребенок с самого рождения живет без родителей. Почему вы сразу не подыскали ему новых? Думаю, многие… хотели бы завести своего ребенка или воспитать уже родившегося младенца. Особенно… после трагедии.

Это было правдой. После нападения сирот в деревне почти не осталось, по крайней мере тех, что были совсем маленькими. Люди быстро разбирали их в свои семьи по разным причинам. Неприкаянными оставались немногие. Почти что взрослые, как сам Ирука, и те, с кем что-то было не так. Затянувшееся молчание подсказало Ируке, что каким-то образом Наруто относится ко вторым. Но он не понимал почему.

— Ты никогда не замечал ничего странного? — спросил вдруг у Ируки молчавший все это время сероволосый АНБУ. — Что царапины заживают на нем как на собаке? Или что он никогда не болеет? Никаких странных отметин на его животе не видел?

Ирука задумался и к своему ужасу понял, на что намекает АНБУ. Наруто и правда иногда удивлял его тем, как быстро исцелялся от чего угодно. Пока все в садике неделями не вылезали из дома с простудами, Наруто было хоть бы хны. Царапины и похожие мелкие увечья и правда заживали на нем уже через пару часов. И однажды, купая его, Ирука вдруг обратил внимание на то, что каждый раз, когда он касается живота мальчика, на нем слегка проступают странные отметины, похожие на печать, реагирующие на его чакру. Тогда он отмел эту мысль в сторону, считая, что ему кажется, но сейчас ужасное подозрение закралось в его голову. Ирука с ужасом посмотрел на Хирузена и с еще большим ужасом увидел его утвердительный кивок.

— Да, все так, — сказал Третий, подтверждая самые страшные опасения Ируки. — В Наруто был запечатан вырвавшийся на свободу в день его рождения Девятихвостый. Вот почему я не смог взять его на воспитание в свою семью, и вот почему от него отказалась прежняя кормилица. Я понимаю, что ты чувствуешь…

— Нет, не понимаете, — взорвался Ирука, чувствовавший себя преданным. — Вы ни черта не понимаете. Это не вы потеряли своих родителей из-за монстра, запечатанного в этом ребенке. Это не вашу жизнь он разрушил. И это не вам заботиться о нем в будущем, раз уж вы уже не готовы нести за него ответственность. Не вам. И не мне.

Последние слова он уже прокричал, направляясь к двери. В порыве чувств Ирука, выйдя в коридор, хлопнул дверью и услышал, как что-то в кабинете Третьего упало и разбилось от силы хлопка. Но ему уже было плевать.

Ирука вышел на улицу и сел на крыльцо, обхватив голову руками. То, что он узнал, причинило ему сильную боль. Еще недавно он был злостным шутником, вымещавшим свое одиночество на всех вокруг в виде злостных шуток, а сейчас он заботится о ребенке, в котором заперли причину этого самого одиночества. Это было невыносимо, и Ируке на миг показалось, что его сердце разорвется от обиды и злости. Но оно не разорвалось.

— Эй, — рядом кто-то опустился. Не поворачивая головы, Ирука понял, что это тот самый АНБУ. — Ты зря накричал на старика.

— Только не говори мне, что согласен с ним.

— Я согласен с тобой. Но, должен признать, крик не самый действенный способ донести свои чувства.

— Иногда только криком можно заставить других услышать тебя.

АНБУ на это ничего не ответил. Они молчали до тех пор, пока по выровнявшемуся дыханию Ируки АНБУ не понял, что Умино готов выслушать его.

— Я знаю, ты злишься на то, что тебе приходится нести ответственность, о которой ты не просил, — сказал он. — Но, боюсь, пока что ты единственный, кому не наплевать на мальчика. Из тех, кто способен пробыть с ним как можно дольше, так точно.

— И что? — сквозь зубы сказал Ирука. — Ты предлагаешь мне и дальше нести эту ответственность за человека, которого я теперь ненавижу?

— Ты ненавидишь не его, а того, кого он сдерживает ценой своей жизни, — напомнил ему АНБУ. — И, если тебе это поможет, помни: мальчик об этом не просил. Он не просил своих родителей жертвовать своей жизнью, чтобы запечатать в нем убийцу твоих и еще половины деревни. Он не виноват. В конце концов… он даже не знает, что в нем скрыто.

— Хотел бы я посмотреть в лицо человеку, который решился запечатать в собственном ребенке такое чудовище, — Ирука сказал это в сердцах. Подняв голову на АНБУ и проследив за направлением его взгляда, Ирука увидел, что он смотрит на высеченную в камне голову Четвертого Хокаге, и выдохнул. — Быть не может…

— Может, — подтвердил АНБУ. — Он был моим учителем. Безумно любил мою команду и свою семью. Третий был с ними, когда это произошло. По его словам… Четвертый хотел, чтобы его сына считали героем. Зная его, я верю в это. И я хочу, чтобы и ты верил.

— Зачем все так усложнять? Почему не рассказать всем?

— Потому что все не поверят и будут относиться к нему еще хуже, — глаза АНБУ потемнели от горя, по крайней мере, так показалось Ируке. — Неважно, насколько добрыми были намерения Четвертого… к Наруто еще не скоро начнут относиться так, как он мечтал. Боюсь, Наруто придется заслужить право зваться героем. А до тех пор нужен кто-то, кто будет нести за него ответственность.

— И делать это придется мне, — с горькой усмешкой констатировал Ирука, но рука АНБУ, прикоснувшаяся к его собственной, не дала ему договорить.

— Тебе необязательно нести ее одному, — как нечто само собой разумеющееся сказал АНБУ. — Я готов нести ее вместе с тобой.

И почему-то Ирука поверил ему тогда. Но если бы кто-то сказал ему, что спустя много лет они с Какаши, тем самым АНБУ, будут присутствовать на свадьбе Наруто в качестве людей, которых он назовет своими родителями, Ирука ни за что бы не поверил. Разве что понадеялся бы на это в глубине души.

Пока же им только и оставалось, что нести за него ответственность.