Шикамару осознал потерю отца далеко не сразу. Его накрыло спустя месяц с конца войны.

Вернувшись в восстановленную Коноху и пережив похороны, он оказался в отстроенном доме семьи Нара. Йошино ушла куда-то по делам, и Шикамару по старой привычке ушел в гостиную, где его уже ждал переданный подарок от Пятой — набор для игры в шоги. На автомате Шикамару разложил фигуры по местам и уже собрался было позвать отца, чтобы сыграть партию, как вдруг понял.

Шикаку не вернулся. Они больше никогда не сыграют.

Он не почувствовал слез, покатившихся по лицу, и удивился, увидев прозрачные капли, упавшие на короля.

Успокоившись к позднему вечеру, он пошел к Ино. Он думал, что сможет разделить с ней эту боль, сможет вместе помолиться, но вместо этого он нашел Ино утешающей собственную мать у себя на груди. Он не знал, что Ино успела выплакаться по пути домой, и это осознание больно ударило по его надеждам. Посидев немного у Яманака и выпив с ними за Иноичи, Шикамару ушел и из этого дома.

Он медленно брел по улицам Конохи и чувствовал себя одиноким. Он не мог разделить свою боль с матерью — ей тоже было непросто, но ей, как и всегда, будет легче пережить это наедине с собой. Он не мог разделить свою боль с Куренай — ей теперь было не то чтобы до него. Он даже не мог разделить эту боль с Чоджи — его отец все-таки жив. Казалось, что он не мог разделить эту боль ни с кем, хоть и здравый смысл твердил ему обратное — на войне каждый в Конохе кого-то да потерял. Только вот меньше всего сейчас он был готов прислушиваться к разуму.

Что-то потянуло его на кладбище. Под светом полной луны, выглянувшей из-за серых облачных полос, переливались изумрудным блеском травы, окружающие могилы. К своему удивлению, возле могилы отца он встретил Какаши.

— Снова приходишь сюда в одиночестве, — кивнул ему Хатаке. — Постоишь со мной?

Шикамару молча встал рядом, не зная, что и сказать. Он смотрел вниз, на надгробные плиты, и чувствовал самую худшую степень боли — опустошающую и выматывающую. Но вдруг фокус его внимания сместился на соседнюю плиту. Отца похоронили рядом с Яманака Иноичи, чья плита обнаружилась слева. Справа же Шикамару увидел пустое место.

— Кто там похоронен? — каким-то бесцветным голосом спросил он, указывая на пустоту.

— Пока никто, — честно ответил Какаши. — Посмотри на могилы в соседнем ряду и все поймешь.

Шикамару неохотно повиновался. В предыдущем ряду, перед могилами их с Ино отцов, он увидел три могилы, на которых были высечены три знакомые фамилии — Яманака, Нара, Акимичи. Могилы 14-го поколения их кланов.

— Чоза хотел, чтобы для него оставили место, — Какаши подошел поближе и глянул через плечо на пустующее место в следующем ряду. — Сказал, что хочет быть с друзьями даже на том свете.

— Они всегда говорили, что работали вместе только потому, что были командой, — пробормотал Шикамару. — И никогда не называли друг друга друзьями.

— Для них это были синонимы, — почесав макушку, вздохнул Какаши. Он хотел было сказать что-то еще, но вдруг обернулся. — Надо же… не одни мы пришли их проведать.

Шикамару проследил за направлением его взгляда и увидел на краю поля Чоджи. Акимичи-младший был один. Он медленно шел по тропинке в их сторону и бережно держал что-то в руках. Когда он подошел ближе, Шикамару с удивлением увидел в его руках маленькую лампадку с зажженной внутри свечой и роившихся вокруг светлячков. Не говоря ни слова, Чоджи подошел к могилам и сел на колени между ними. Он пристроил лампадку на земле так, чтобы от нее не загорелась трава и поднялся, позволяя светлячкам окружить ее снова. Они были такими маленькими и бледными по отдельности, но вместе они создавали восхитительное нежное свечение, мягко окутывающее могилы во вкрадчивом ночном сумраке.

Шикамару, почему-то до глубины души тронутый поступком своего парня, снова не смог сдержать слез. Его ноги подкосились, и он рухнул бы без сил на землю, не подхвати его быстро сориентировавшийся Чоджи. Какаши, понимающий, что он здесь лишний, на пару секунд закрыл глаза и сложил руки в молитвенном жесте, после чего тактично удалился. Шикамару же позволил себе разрыдаться, но уже в объятиях Чоджи.

— Прости меня, — бормотал он, прижимаясь к широкой и родной груди. — Я просто…

— Тебе не за что извиняться, — обнимая его, прошептал Чоджи.

Когда слезы закончились, Шикамару уселся на траве, прижавшись к боку Чоджи. Он смотрел на светлячков, пляшущих в темном небе, почувствовал странное умиротворение, волнами накатывавшее на него подобно тому, как расходился по воздуху испускаемый насекомыми свет.

— Откуда ты их взял? — спросил он, переплетая пальцы своей руки с пальцами Чоджи.

— Шино подсказал место в лесу и научил как их приманить, — ответил Чоджи, сжимая его руку. — Они такие… удивительные, правда? Смотришь на них и жить хочется.

Почему-то Шикамару не нашел, что возразить. Он смотрел на сияющие золотые точки, пляшущие в воздухе, и снова чувствовал эту незримую связь с отцом, которая прервалась в день его смерти. Наверное, думал он, все это неслучайно. И то, что тогда они с Ино нашли в себе силы сражаться дальше, и то, что сейчас они с Чоджи сидели и смотрели на светлячков. Повернув голову так, чтобы видеть лицо Чоджи, Шикамару снова вспомнил его бой с Пейном и вдруг понял — да, пусть тогда Чоджи повезло чуть больше, и он успел спасти отца, но при этом он в каком-то смысле прожил то же самое в тот день. Он тоже поставил спасение деревни и всего мира, бывшее делом его отца, на первое место, пусть и не рассчитывая успеть вернуться, чтобы спасти его, и он знал, что Чоза хотел этого точно так же сильно, как Шикаку и Иноичи хотели, чтобы Шикамару и Ино продолжили сражаться. Чоджи повзрослел немного раньше, чем они с Ино, и, возможно, судьба его так вознаградила, позволив Чозе выжить ради него. Что ж, тем лучше, думал Шикамару. Конечно, он бы отдал многое, чтобы вернуть отца, но он всегда будет благодарен судьбе за то, что успел услышать его последние слова и тоже что-то сказать на прощание. Только вот…

— Я должен был сказать ему о нас, — сказал вдруг Шикамару. Натолкнувшись на удивленный взгляд Чоджи, он грустно усмехнулся. — Я вдруг понял… что ничего ему так и не сказал. Он всегда переживал, что я останусь один, хоть и не показывал этого. Мне кажется… ему было бы проще уйти, если бы он знал, что у меня есть любимый человек.

— Вообще-то… он знал, — тихо ответил Чоджи после минутной заминки.

Шикамару вытаращился на него, чувствуя себя так, словно его что-то ударило в грудную клетку и выбило воздух из легких. Вернув, наконец, дыхание в норму, он смог переварить услышанное. Его отец откуда-то знал.

— Откуда?

— От меня, — Чоджи всхлипнул, и Шикамару только сейчас понял, что он все это время тоже оплакивал его отца, только по-своему. — Перед тем, как уходить на войну, я пригласил Шикаку к нам и рассказал. И… своему отцу тоже.

— Поверить не могу, — присвистнул Шикамару. Чтобы сделать нечто подобное нужна была смелость. Даже для простого шиноби рассказать о чувствах к кому-то своего пола могло быть опасно в зависимости от настроений в деревне, которой он служил. Для кого-то вроде Чоджи это было опасно вдвойне. В конце концов, он был главой клана Акимичи и был обязан продолжить род. — И как… они отреагировали?

Чоджи усмехнулся — с долей горечи и нежности в тихо прозвучавшем смешке.

— Мой сказал, что удивился бы больше, если бы я привел в дом девушку, — честно сказал он. — Кажется, он с самого начала все понимал. Ему все равно, будут у меня свои дети или нет. В конце концов… в семье Акимичи много детей. Я могу и преемника выбрать.

— А что мой старик? — немного волнуясь, спросил Шикамару. Он понимал, почему Чоджи оттягивал этот момент. Не зная, чего ждать, он ждал худшего, прекрасно понимая, что добрый Чоджи скажет только если будет полностью уверен, что он, Шикамару, справится с услышанным.

— Он сказал мне в следующий раз приглашать его на разговор о чем-то, чего он действительно не знает, но поблагодарил за то, что я за тобой приглядываю, — Чоджи усмехнулся снова. — Оказывается, он нас видел на горе, когда возвращался с миссии.

Вспомнив этот нелепый день — поцелуй с привкусом слез и свинины и брюки, липкие от соуса, — Шикамару не смог сдержать смеха. Воспоминание было прекрасным, но менее смешным оно никогда не станет. Чоджи тоже не смог удержаться от смеха. Так бы они и смеялись, если бы их не прервали затрещины, что вломила им внезапно подкравшаяся со спины Ино.

— Вот вы придурки, — сказала она, усаживаясь на землю и прижимаясь к Чоджи с другого бока. — Пришли смотреть на могильных светлячков, а меня не позвали.

— В смысле, могильных? — опешил Шикамару.

— В прямом, я их на самом деле от мемориала погибшим в бою с Кьюби вел, — пробормотал Чоджи, стараясь не показывать своего смущения. В конце концов, он был одним из немногих, кому хватало нервов пройти такой путь среди ночи, хоть о нем такого и не скажешь. — Шино сказал, что только там бывают светлячки нужного мне оттенка.

— Над чем вы смеялись? — спросила Ино, решившая, что разговоров про насекомых пока что достаточно.

— Над тем, что жизнь в итоге расставила все по своим местам даже без моего участия, — Шикамару провел тыльной стороной ладони по лицу, смахивая с него лишнюю влагу слез, выступивших от смеха. — Знаешь, я долго думал о том, как много не сказал отцу, как ошибся, не дав ему узнать о наших отношениях. А на деле оказалось, что я зря беспокоился, и что… все сложилось так, как должно было сложиться.

Ино тихо вздохнула и перевела взгляд на могилы. Серые, гладко отполированные камни тускло отсвечивали темным серебром.

— Знаешь, я всегда считала отца идиотом, — призналась она. — Он никогда не понимал, как со мной обращаться, думал, с парнем будет легче. Но перед тем, как мы отправились на войну, он повел меня смотреть на цветочную поляну, которую нашел в лесу. Он обвел ее глазами и сказал, что эту поляну Пятая выделила нам для работы после войны. Пятая думала отправить команду наших предков на покой, когда все закончится, и хотела обеспечить их работой. Она знала, как отец любит цветы, и как он хочет порадовать маму возможностью выращивать их у нас. Так вот он тогда показал мне на лилии и сказал, что я похожа на них. Обычный человек не знает, как с ними обращаться, но всегда тянется к их красоте. Он всегда тянулся ко мне, хоть и почти до самого конца не понимал, что мне не нужно особое обращение. В самом конце… он попросил меня позаботиться о наших цветах, и, знаешь… тогда я впервые поняла, как он мне доверяет на самом деле, раз вверил что-то настолько важное для него в мои руки.

Обняв ее за плечи свободной рукой, Чоджи шмыгнул носом.

— В любом случае… хорошо, что мы успели услышать их волю, — тихо сказал он. — Для меня было и будет честью расти под их присмотром.

Они ушли с кладбища в середине ночи — Чоджи посередине и Ино с Шикамару, жмущиеся к нему с двух сторон. Они не оборачивались и не останавливались, чтобы не будить спящих под золотым одеялом с узором из светлячков и не рушить их сны о своем счастливом будущем.