Когда мама начала дышать чем-то из ингалятора, он не придал этому значения. Бабушка как-то сказала, что у мамы астма, и время от времени она принимает лекарства. Поэтому, когда мама, забрав его с уроков, вместо дома поехала в соседний район, отвечая на его удивленное «Куда мы едем?» смешливо-нервным «В аптеку», купила какое-то лекарство у парня на парковке заправки в двадцати минутах от школы и приняла его прямо в машине, Коул совершенно не удивился. Разве что проводил взглядом странного парня, удаляющегося куда-то за угол, и подумал — должно быть, этого большого человека тоже учили в школе помогать другим, иначе зачем он купил лекарства для его мамы и принес их прямо к машине.

— У тебя сегодня астма, мам? — спросил он, отлипнув от окна и усевшись поудобнее на переднем сидении.

Кожаное сидение, чуть ли не похрустывающее от чистоты после химчистки, заскрипело под ним. Ерзая по скользкому покрытию, Коул время от времени вспоминал, что папа настрого запретил ездить впереди, но не особенно волновался, думая, что раз мама посадила, значит, можно. Мама в свою очередь ничего не отвечала и даже не смотрела в его сторону. Она присосалась к красному ингалятору и дымила едким химическим дымом. Дым заполнял салон, смешиваясь с запахом химии, которой была обработана машина, и вскоре мальчику стало дурно. Когда выносить это стало невозможно, Коул нажал на кнопку и опустил стекло.

— Что, плохо, малой? — заговорила, наконец, мама. — Потерпел бы немножко — и кайфанул вместе со мной… Ну что уж…

От ее осевшего голоса, совершенно непохожего на обычный, мягкий и добрый, Коул вздрогнул, но не испугался. Почему-то даже странное поведение матери, прежде ласковое и веселое, сейчас превратившееся в угрюмое и дерганное, какое он видал, наблюдая за ней исподтишка, в моменты, когда она полагала, что сын не смотрит, не испугало Коула. Он так привык доверять матери, что даже представить не мог, что происходит что-то не то.

Присосавшись к ингалятору еще несколько раз и убедившись, что его содержимое кончилось, женщина что-то злобно пробормотала, завела свою машину и вдавила педаль газа в пол. С визгом шин они вылетели с парковки и выехали на шоссе, ведущее за город.

— С ветерком-то веселее, скажи? — засмеялась она, опуская стекла.

Коул засмеялся вместе с ней и даже приподнялся на кресле насколько позволяли широкие ремни, которыми она его пристегнула. Это было гораздо лучше, чем ехать в детском кресле, в котором его обычно возили. Так он мог видеть из окна все вокруг вместо жалкого куска неба. С восхищением вглядываясь в мелькающий за окном пейзаж, Коул про себя подумал — вот бы всегда так ездить!

От увлекательного зрелища его отвлек знакомый звук. Он обернулся и, посмотрев через заднее стекло, увидел преследующую их полицейскую машину. Та гудела сиреной и мигала лампами, и Коул, знавший от папы что это значит, не испугался и подумал было, что мама подчинится указанию полицейских. Но она не подчинилась. Лишь грязно выругалась словом, каким обычно ругался папа, ударяясь мизинцем об край дивана, и увеличила скорость. Теперь Коулу уже было не по себе.

— Мам, остановись, — попросил он, дергая мать за рукав платья, которое она называла годовщинным. — Они не будут нас ругать.

— Это плохие люди, Коул, — мама взглянула на него страшными глазами с расширившимися зрачками, чем напугала мальчика еще сильнее. — Они не как папа. Папа хороший коп. Они плохие. Если мы остановимся, меня убьют, а тебя заберут и будут обижать. Ты же не хочешь, чтобы тебя забрали, правда?

Из машины сзади что-то закричали в рупор. Из-за свистевшего в ушах ветра Коул не разобрал ни слова, еще и машина набрала скорость, хотя, казалось, невозможно было ехать быстрее. Из-за резких, дерганных поворотов руля то в одну, то в другую сторону машину заносило так сильно, что багажник то и дело оказывался на встречной полосе, заставляя проезжающих по ней водителей в ужасе сигналить, а беспилотники шарахаться, создавая еще более опасную ситуацию.

Закончилось все в какой-то степени предсказуемо. Поняв, наконец, что ситуация вышла из-под маминого контроля, напуганный мальчик зажмурился и вжался в кресло, позволяя острым краям ремня, царапая его шею, закрепить его в таком положении. Его мать же вывернула руль в очередной раз, явно намереваясь съехать с шоссе и скрыться дворами. Но, неправильно оценив расстояние, она не выехала в замеченный ей узкий проезд, а проскочила мимо него и врезалась в угол старого кирпичного дома, который вот-вот должны были снести.

Из-под покореженного капота повалил дым, в котором исчезли пара выпавших из стены кирпичей. Сработали подушки безопасности, одна из которых ударила женщину в лицо и, видимо, вырубила, а вторая даже не достала до мальчика. Он, оглушенный и закрывший глаза, продолжал вжиматься в кресло до тех пор, пока не услышал голоса и не почувствовал, как кто-то срезает ремни безопасности.

— Твою мать, я думал, мне показалась, но она реально пацана на переднем сидении везла! Вот конченная!

— Охренеть! Он в порядке?

— Не знаю. Мальчик? Ты меня слышишь? Проверь мать. Дружок? Эй! Ты живой?

— Мэм? Мэм! Вы в сознании?

Коул вздрогнул и открыл глаза. Вид разбитой машины и полицейского, пытающегося освободить его от ремней через окно, испугал его до чертиков. Бросив взгляд налево, Коул увидел распластавшуюся на подушке безопасности в беспамятстве мать. Это все было уже чересчур. Шестилетка расплакался.

— Вы же не будете меня обижать? — спросил он у полицейского, который, срезав с него ремни, пытался вытащить его через окно поврежденной двери, не поцарапав об стекла.

— Конечно, нет, — утешил мальчика светловолосый смуглый полицейский, отбегая вместе с ним подальше от машины. — Как зовут?

— Коул Андерсон. Мой папа тоже… полицейский.

— Черт, серьезно? — глаза полицейского округлились. — Случайно не тот самый Хэнк Андерсон, который типа самый молодой лейтенант или вроде того? С наградами, все дела?

— Вы знаете моего папу? — спросил мальчик, обнадеженный словами полицейского. Он хоть и не до конца понял смысл вопроса, но то, что полицейский может быть знаком с отцом, его сильно успокоило.

— Все знают твоего папу, парень, — ответил полицейский, посадив его на капот полицейской машины и вытащив телефон. — Он своего рода знаменитость и гордость полицейского департамента Детройта. Я свяжусь с ним, и он приедет как только сможет. А пока скажи-ка мне вот что. С кем это ты ехал?

— С мамой. Она в порядке?

— Да, мы уже вызвали скорую. Пока они едут, мой напарник за ней присмотрит. Она всегда так водит?

— Нет.

— Сегодня у нее что-то случилось? Плохой день? Или ее кто-то обидел.

— Нет.

— Хм… Как же вы оказались на шоссе? И почему ехали с такой скоростью?

— Не знаю. Мама забрала меня из школы как обычно. Я думал, мы поедем домой, потому что утром она обещала собрать со мной качели на заднем дворе. Но, наверное, ей стало нехорошо, когда она приехала, потому что вместо дома мы поехали сюда.

— Почему ты решил, что ей нехорошо?

— Она сказала, что ей нужно в аптеку, но вместо этого купила лекарство на парковке.

— Какое лекарство?

— Не знаю.

— На что было похоже? Таблетки? Или спрей?

— Как ин… ингалятор. Для астмы.

— У твоей мамы астма?

— Бабушка говорила, что да.

— Эй, Джо, — полицейский обернулся на своего бледного напарника. — Посмотри, не видно ли там лекарства какого. Судя по всему, женщина астматик или типа того, врачам это пригодится.

— Поищу, как ее вытащат, — напарник кивнул им на подъезжающий экипаж скорой. — Но дело дрянь.

— Он так шутит, — нервно усмехнулся полицейский мальчику, заметив, как тот испуганно вздрогнул. — Давай лучше поговорим еще и дадим медикам помочь твоей маме, ладно?

— Ладно.

— Почему твоя мама не доехала до аптеки и купила лекарство на парковке?

— Наверное, заказала, как всегда. Она иногда заказывает вещи в интернете, а папа потом всегда ругается, что дорого.

— То есть, она его заказала с доставкой на парковку. Понимаю. Ей его андроид доставил?

— Нет. Какой-то дяденька.

— Взрослый прямо как я или твой папа? Или помоложе? Или как ребята из средней школы?

— Взрослый, но моложе папы.

— Как мама его оплатила? Парень ей выдал чек?

— Не помню.

— А что помнишь?

— Что он кинул через окно бумажный пакет и быстро ушел.

— Помнишь, во что он был одет? Рост, цвет кожи, волос, хоть что-нибудь?

— Ростом почти с машину. Одет в куртку как у школьника. Синюю, с буквами, но я таких не знаю. Белый. Волосы как у меня.

— Светлые, значит, понял. Может, еще какие-нибудь приметы… Нет? Ладно. Что твоя мама сделала с пакетом?

— Достала лекарство и приняла его.

— Ты когда-нибудь видел, чтобы она его принимала прежде?

— Нет. Оно было такое странное… Ужасно воняло, хуже, чем в раздевалке в бассейне.

— Стив, я нашел! — их разговор прервал напарник Джо. Он обыскал салон машины после того, как женщину вытащили и переложили на носилки, и вскоре вытащил откуда-то с пола красный флакон с курительной смесью, который мальчик принял за ингалятор. — Черт, это же красный лед. Мне придется поехать в больницу с ними. Отвезешь пацана в участок?

— Ясное дело. Слезай, малой, — Стив подхватил его с капота и понес к дверям машине. Твоей маме надо в больницу, а мы поедем в участок и подождем там твоего папу там.

— С ней же все будет в порядке? — спросил Коул полицейского Стива, наблюдая через его плечо за тем, как андроиды затаскивают в машину носилки с его матерью.

— Конечно, — Стив помог ему забраться на заднее сидение, где пусть и не было детского кресла, но хотя бы были специальные адаптеры на ремнях безопасности, и пристегнул.

— Почему нам нельзя поехать в больницу с ней?

— Потому что в больницу увозят только тех, кому нужна медицинская помощь. Раз ты в порядке, я должен отвезти тебя в участок и передать твоему отцу или другому взрослому родственнику. Таков закон, приятель. Не переживай. Думаю, твоя мама быстро придет в себя и сама приедет забрать.

Но мама не приехала.

Ее не было в ближайшем полицейском участке, где работали Стив и его напарник Джо, не таком большом, современном и красивом, как участок папы, но более «аутентичном», как позже его назовет бабушка. Стив, конечно, предупредил мальчика, что вряд ли они встретятся там, но в глубине души, Коул, конечно же, не мог не надеяться.

Не приехала она и к моменту, когда Стив, так и не дозвонившийся до папы, был вынужден передать его сотруднице какой-то там службы с длинным и трудно произносимым названием. Сотрудницу, крупную, тепло одетую черную женщину с длинными дредами, звали мисс Кейтлин, и на встречу с Коулом она пришла в сопровождении андроида Дейдре. Коул, заскучавший к тому моменту, был не против поиграть с дружелюбным андроидом, но разговор взрослых он все равно услышал — дверь в кабинете отчего-то не закрыли.

— Побудьте с ним у нас, — сказал Стив, указывая мисс Кейтлин на кабинет. — Его отец в другом участке работает. Я звонил туда. Они на выезде, связи пока нет, но, как только появится, он приедет.

— Чего же ты меня раньше не вызвал, — пожурила его мисс Кейтлин, стаскивая пальто. — Не пришлось бы самому сидеть, выехал бы уже на другие вызовы.

— Да как его оставишь? Жалко мальчонку, да и не абы чей ребенок. Он сын Андерсона.

— Сынок Хэнка? — голос женщины опустился до шепота. — Гонишь?

— Встречались уже что ли?

— Было дело пару раз, когда надо было детей изымать у наркоманов. Последний недавно совсем. Помнишь Уильямсов с соседней улицы?

— Там, где папаша оставил красный без присмотра, а дочка его возьми да попробуй? Как же не помнить. Что с ней случилось-то в итоге? Жива хоть?

— Жива, слава Богу. Забрали. Хэнк со мной ездил, у него к папаше вопросы были по какому-то его делу. До сих пор не нарадуюсь, что из всех с ним пересеклись. Я бы ни за что не справилась.

— И что было-то?

— Ну, приходим, значит, а дом весь в говне. Срач трехнедельный, даром, что у них андроид была — папаша ее сломал и в ремонт отправил. Он весь угашенный развалился на диване и смотрел телик. Жену еще утром побил, бедняжка так на кухне и лежала. А дочка в коридоре, почти у самой двери. Нашла, видимо, отцовские запасы, когда играла, и потащила в рот, решила, что конфеты, ребенок же. Хэнк это все первым увидел, взбесился, ясное дело, аж вена на лбу вспухла. Я-то думаю: приехали, сейчас как прибьет его на месте, в жизни из объяснительных не вылезем. А Хэнк взял да оттащил его в кладовку и запер. Тот говнюк еще сопротивляться пытался, но ты бы видел Андерсона — мужик здоровый, где он, и где этот… Подходит и говорит мне: «Вывози женщину с девочкой и делай все, чтобы они никогда сюда не вернулись, а я этого посторожу». Вывезли, помогли им развестись, выдали запрет на приближение.

— Жесть, а не история. А Андерсон-то мужик что надо. Чудовищно, что это именно с ним произошло.

— Не то слово. Как я теперь ему в глаза взгляну, когда он приедет…

— Ты не виновата. Главное — сделай для него все, что можно. Мальчонка у него хороший, нельзя такому в систему.

— Само собой, Стив. Про мать известно что?

— Пока ничего, осматривают. Джо позвонит тебе, когда закончат. Все, что по ним есть, я тебе оставил на столе, разбирайся, а я пойду, пора уже.

— Куда ты сейчас?

— Андроид, обслуживающий заправку, видел подозрительного типа примерно в то время, когда их в машине зафиксировали камеры. Я разослал ориентировки, пять минут назад похожего заснял доставочный дрон. Поеду побеседую, пока он еще там.

— Удачи, Стив, надеюсь, это тот парень.

— Спасибо. Пока.

Дверь в дальнем конце фойе хлопнула, закрываясь за Стивом. Следом скрипнула дверь кабинета, куда временно посадили Коула за невозможностью отправить его в специально оборудованную для таких случаев детскую, закрытую сейчас на ремонт. В кабинет проскользнула — хотя, наверное, правильнее будет сказать ворвалась мисс Кейтлин. Она оставила на письменном столе, где сиротливо ютился покрытый пылью терминал, свою большую сумку и пальто, поправила рубашку и, подтащив стул к дивану, где Дейдре пыталась развлекать Коула последние десять минут, села рядом.

— Ну что, дружок, давай знакомиться, — она протянула мальчику руку. — Я мисс Кейтлин. Работаю в соцслужбе по охране прав детей. Знаешь, что это такое? Нет? — она улыбнулась, когда Коул покачал головой. — Это такая организация, которая присылает людей и андроидов вроде нас с Дейдре на помощь деткам вроде тебя, когда с ними что-то случается.

— Зачем? — беззаботно и, скорее, из обычного детского любопытства, чем опасения спросил Коул.

— Чтобы убедиться, что вы в порядке и безопасности, и забрать вас, если кто-то обижает или условия дома плохие.

— Ну, это не про меня, — сказал мальчик. — У меня дома все хорошо.

— Здорово. Расскажешь нам про свою семью? — предложила ему Дейдре, вовремя применив заученную по шаблону фразу.

Мисс Кейтлин бросила на нее странный взгляд, оставшийся незамеченным Коулом. То был ее первый опыт работы с андроидом, и женщина все никак не могла привыкнуть к непрошенной спутнице. Но женщина не могла не признать, что тактика сработала — как никак, «Киберлайф» совместно с соцслужбами писали программы для подобных андроидов.

— Ну, мой папа полицейский, он ловит плохих людей и защищает хороших. Мама пишет статьи в журнал. Я учусь в школе.

— В какой класс ты ходишь?

— В первый.

Так, задавая вопрос за вопросом, мисс Кейтлин и ее андроид разговорили мальчика и сделали вывод, что ничего из ряда вон (помимо событий последнего дня) на его глазах не происходило. Не успели они закончить, как почти друг за другом в участок вернулись Джо и Стив. Последний тащил за собой какого-то прыщавого парня.

— Вот он, дилер гребаный, — сказал Стив, немного грубовато толкая его в сторону камер. — Восемнадцать через три дня, а он уже себе жизнь испортил. Как я его допрошу, займешься? Или лучше еще кого дернуть?

— Что уж, раз я тут, займусь, — вздохнула мисс Кейтлин. Она поспешно закрыла дверь в кабинет, где Дейдре делала с Коулом домашние задания, чтобы отвлечь его, и вышла к полицейским в фойе. — Эх, парень, что же ты… И не жалко тебе было людей травить?

— Они знали, что покупают. Я им насильно ничего не втюхивал, — буркнул он, отводя взгляд. — Эта дамочка вообще постоянно приезжала. Я ж не виноват, что в этот раз она с сыном приперлась.

Больше ничего он не сказал. Стив увел его в комнату для допросов, за ним увязался единственный на весь участок андроид Кевин, чтобы стенографировать показания.

— Как пацан? — спросил мисс Кейтлин Джо, подходя вместе с ней к занавешенному жалюзи окошку, через которое было немного видно происходящее в кабинете.

— Толком не понял, что случилось, — сотрудница покачала головой. — А как его мама? Он только о ней и спрашивал, пока мы с ним говорили.

— Пока без сознания. Врачи подтвердили, что она до этого уже принимала. Долго, но понемногу, пару затяжек, расслабиться. А тут резко повысила дозу. В любом случае, жить будет. Еще не поздно для реабилитации, — Джо вздохнул. — Я вот одного понять не могу. Нахрена она вообще начала употреблять? У нее крутой мужик, ребенок абсолютно беспроблемный, работа ничего такая. Все благополучно. Зачем?

— Кто знает, — уже не сосчитать, сколько тяжелых вздохов издала мисс Кейтлин за этот долгий, трудный день. — Может, конечно, в рутине дело, и такое случается. Но все же… в таких случаях обычно начинают с чего попроще, вино там, травка. Но не сразу же на красный… Должно быть, ей почему-то было очень плохо, настолько, что она не придумала ничего лучше.

Джо отмахнулся от этих слов, явно не понимая, что может случиться настолько плохого, чтобы, забыв об ответственности за близких и возможности попросить помощи, утопить печаль в сильном наркотике. Ни он, ни мисс Кейтлин не успели продолжить разговор или сделать что-то еще. В участок, громко хлопнув дверью, влетел Хэнк Андерсон.

— Лейтенант Андерсон, — поприветствовал его Джо. — Я лейтенант Малик, это мисс Шепард из соцслужбы…

— Да, да, да, — нетерпеливо сказал Хэнк. — Где мой сын?

— Там, в кабинете, с моим андроидом, — сказала мисс Кейтлин. — Но нам с тобой прежде нужно поговорить, бумажки там подписать. Порядок такой, сам понимаешь.

— Кейтлин, ничего личного, но мне сейчас плевать и на бумажки, и на порядок, — Хэнк обошел их и открыл дверь. — Ты сама мать, ты меня понимаешь.

— Папа! — воскликнул Коул, увидев входящего отца.

— Привет, герой, — Хэнк подхватил подбежавшего мальчика на руки. — Как ты тут?

— Хорошо. Мистер Стив разрешил включить сирену в машине. Мисс Кейтлин привела Дейдре. Дейдре веселая, она помогла мне с домашкой.

— Вот и славно, — убедившись, что мальчик спокоен и здоров, Хэнк и сам успокоился. — Мне тут бумажки нужно подписать. Поиграешь пока еще с Дейдре, ладно?

— Ладно. А мама тоже приедет?

Он не понял, что случилось, но все же заметил, как вытянулись лица взрослых. Странное чувство, что все вышло из-под контроля, вернулось противным покалыванием в носу и скапливающимися в уголках глаз слезами.

— Мама сегодня не приедет, Коул, — сказал Хэнк. — Ни сюда, ни домой. Она сильно ударилась в машине, и ей нужно полежать в больнице, чтобы поправиться. Она в порядке, ты не переживай. Мы к ней съездим завтра, навестим.

Доверие снова перевесило опасения и переживания. Не имевший поводов для беспокойства мальчик терпеливо дождался Хэнка. Он быстро отвлекся, не придавая никакого значения странным словам, услышанным за день, и потому даже не сразу понял, что что-то изменилось.

Изменилось, тем не менее, все. От поведения отца и бабушки — она горько заплакала, обнимая мальчика, когда Хэнк привез его на ночевку, — до всей жизни. Наутро от бабушки они поехали не в школу, а домой. Коул было обрадовался лишнему дню дома — мама должна была приехать, они все вместе могли собрать те самые обещанные качели, поехать в кино в ближайшем молле и потом поесть на фудкорте. И все шло хорошо до момента, пока Хэнк не попытался открыть входную дверь.

— Что за хрень? — пробормотал он, поняв, что дверь открыта. Хэнк повернул ручку и смело шагнул внутрь, на миг забыв, что следом за ним семенит сын, а в доме могут быть преступники. — Дженни? Это ты?

— Я здесь, — послышался голос жены со второго этажа.

— Побудь здесь, приятель, ладно? — сказал Хэнк, повернувшись к сыну. — Поиграй в приставку или еще что. Нам с твоей мамой надо поговорить.

— Мы потом поиграем вместе? — спросил Коул, с простодушной детской хитростью выбирая про себя игру, где он бы обязательно выиграл у отца.

— Обязательно. Коул, — задержал мальчика отец. — Не поднимайся наверх, пока мы с мамой не спустимся, ладно?

— Ладно, — крикнул с дивана уже удобно устроившийся перед телевизором мальчик.

Хэнк, несмотря на тяжесть ситуации, усмехнулся. Да уж, если мальчик увлекся любимыми винтажными видеоиграми, его разве что конец света сможет отвлечь. Не то, чтобы они с Дженни это одобряли или поощряли, всегда ведь понимали, что киберспортсменом ему не быть. Только вот сейчас увлечение, способное на часик-другой вырвать сынишку из неприглядной реальности и погрузить во что-то более светлое, веселое, доброе, было как нельзя кстати. Позволив себе понаблюдать за ним пару минут, чтобы набраться сил для предстоящего тяжелого разговора, Хэнк все же заставил себя подняться наверх.

Дженни обнаружилась на полу их общей ванной комнаты. Она сидела, прислонившись спиной к бортику ванны, широко раздвинув ноги и запрокинув голову на край, и выдыхала в потолок красный дым. Ее худые ключицы, заострившиеся отчего-то, отчетливо выпирали из выреза белой с узором блузки, грудь шевелилась едва заметно, словно она и не дышала вовсе, пепельные волосы раскрывшимся веером спускались по перламутровому изгибу ванны. Глаза с гигантскими черными зрачками бессмысленно и беззвучно сверлили потолок. Вид ее привел Хэнка, успокаивавшегося всю дорогу до дома, в ярость, почти что слепую, но пока еще контролируемую.

— Да еб твою мать, Дженни, — зло прорычал он, опускаясь на корточки рядом и пытаясь забрать из тонких пальцев маленький бульбулятор. — Ты не успела выйти из больницы чистой, а уже принимаешь опять, да еще и на полу собственного дома. Какого хера?

— Отстань, отстань, — промычала она, отмахиваясь. Емкость выпала из ее рук, и Хэнк понял, что все, что можно было, женщина уже выкурила. И доза явно была внушительной, судя по тому, какой непредсказуемый поток мысли полился из ее разума следом. — Когда ты стал таким занозой в заднице? Ты не был таким, когда мы начали встречаться… Всегда был не прочь попробовать новое… А теперь… посмотрите на него. Самый молодой лейтенант Детройта. Наград до задницы. Столько резонансных дел. Из участка не вылазишь. Знаешь, где я видела нашу семью вместе в последний раз? Улыбающимися, счастливыми, вся херня? На обложке местного еженедельника, когда они брали у тебя интервью. Моего еженедельника, Хэнк. Из которого меня уволили три месяца назад.

— Ты ничего не говорила мне об этом, — ошарашенный Хэнк сел напротив нее так, чтобы видеть бледное лицо.

— Я… говорила. И пыталась письмо показать. Ты отмахнулся и уехал. На какое-то очередное дело к людям, которым нет дела до тебя, до нас. Ты все это время был так занят, что даже не нашел времени поговорить со мной.

— И вместо того, чтобы добиться от меня должного обращения, ты решила, что предложение какого-то плешивого дилера с какой-то там парковки — лучший выход? Ты в своем уме вообще?

— За кого ты меня принимаешь, Хэнк? За тупую домохозяйку, которая не умеет ничего, кроме как терпеть бытовуху, раздвигать ноги и закатывать истерики? — Дженни аж икнула от возмущения. — У меня есть достоинство, Хэнк. И я ценю его достаточно высоко, чтобы… чтобы унижаться, бегая за кем-то, кому на меня плевать.

— Но недостаточно, чтобы пойти и развестись со мной, или чтобы найти новую работу и свалить в туман, да все, что угодно, но ты выбрала самый тупой и опасный путь, — взорвался Хэнк. — И ладно бы ты только собой рисковала, ты взрослая баба, у тебя был выбор не принимать, но у Коула выбора не быть рядом не было! Он чуть не погиб из-за тебя! Ты подвергла нашего сына опасности только потому, что зассала решить проблему иначе, Дженнифер! Скажи, что понимаешь это!

— Заткнись, моралист хренов! — завизжала в ответ Дженнифер, пытаясь подняться с пола, но поскальзываясь на бежевой кафельной плитке. — Ты ничего не знаешь о том, как было хреново сидеть с ним все эти годы дома и пытаться устроиться на хоть какую-нибудь работу! И теперь, когда я расстроена из-за того, что потеряла первую серьезную должность после декрета, и облажалась из-за этого, ты обвиняешь меня вместо того, чтобы встать на мою сторону! Знаешь, кто ты после этого? Ты — мудила, Хэнк Андерсон! Мудила!

— Я не обвиняю тебя в том, что ты расстроена! Я тоже облажался, но по-другому! И ничем, кроме наших отношений, не рисковал. И мы бы решили все эти проблемы, если бы поговорили. Черт, смотри куда идешь! — Хэнк поморщился, когда поднявшаяся Дженнифер перешагнула через него, по пути наступив ему на бедро. Поднявшись следом, он вернулся в комнату вместе с ней. — Послушай, Дженнифер. Это все — полная херня, и у нас есть шанс все исправить.

— Я не хочу ничего исправлять, Хэнк, — сказала Дженнифер, ходя по комнате из стороны в сторону и заламывая руки. — Я хочу уехать.

— Хорошо, — неожиданно легко даже для самого себя согласился Хэнк, решивший, что это не самая плохая идея. — Поживешь у мамы или у подруги, отдохнешь, и мы вернемся к этому, когда ты будешь готова…

— Нет, нет, нет, — женщина села на край кровати и обхватила ладонями плечи. — Я хочу, чтобы это все кончилось. Эти отношения, этот брак. Я ничего этого не хочу. Я звонила из больницы знакомой юристке. Хочу развод, Хэнк. Хочу развестись с тобой и уехать куда-нибудь. Начать с чистого листа.

Это было сродни удару в кадык, только сильнее и мучительнее. Как-то раз Хэнка ударил туда один информатор, решивший, что Хэнк собирается его посадить, и сбежал. Сам же Хэнк остался смотреть на звезды, россыпью падающие перед его внутренним взглядом на фоне грязного асфальта, и кряхтеть от боли. Это было отвратительно больно, но слова Дженнифер были точнее и больнее, и рана, оставленная ими, была внутренней, душевной.

И вид ее, накуренной, но принявшей четкое решение в миг пребывания в здравом, трезвом рассудке, сделал все еще хуже.

Дженнифер дрожала, но смотрела твердо и уверенно. Этот взгляд не был последствием наркотика или пережитого стресса. Это было решение, видимо, зревшее в ней последние годы, не месяцы даже. Хэнк почувствовал, как все внутри обрывается. Перед его глазами пролетели воспоминания, отрывки разговоров, случайные знаки, которые он игнорировал в своей слепой, влюбленной убежденности в том, что все в порядке, не желая замечать очевидного.

Наконец Хэнк нашел ответ на вопрос «Почему», мучивший его последние двенадцать часов. Дженнифер никогда особо не любила и не хотела детей. Да и после долгих лет работы в хорошем издательстве ей было невыносимо работать в новостном отделе местного еженедельника, буквально создавая из воздуха новые инфоповоды, лишь бы сохранить место, на которое с большим трудом она смогла устроиться, когда Коул пошел в школу. Дженнифер чахла и задыхалась в собственном доме, собственном браке, и всей любви мира, включая их с Коулом любовь, было недостаточно, чтобы вернуть ей волю к жизни. Видимо, поэтому ей пришлось прибегнуть к помощи красного льда. И как бы сам Хэнк не ненавидел этот чертов наркотик, он не нашел в себе сил возненавидеть Дженнифер, но нашел лишь понимание и даже сочувствие.

— Хорошо, — согласился он. Это далось тяжело. Согласие пришлось вытолкнуть, исторгнуть хриплым, надрывающимся тоном, каким он мечтал больше никогда ничего не произносить, но он не мог промолчать — все ведь уже было решено. — Мы разведемся. И ты уедешь. Одна. Я не отдам тебе Коула. Обещай подписать все бумаги.

Дженнифер выдохнула с таким облегчением, словно бы все тяготы мира, обрушившиеся на нее в последнее время, скатились с макушки ее головы по позвоночнику на кровать. Лишившись этого невыносимого груза, освободившись от него, она словно протрезвела немного. Может, это начал выветриваться наркотик, Хэнк не был уверен. Но то, какой счастливой ее сделали слова Хэнка, было заметно невооруженным взглядом, и это было подобно молоту, вбившему предательский деревянный кол в самое сердце Хэнка.

В то же время, что-то внутри него обрадовалось тоже. Он не смог бы любить ее так сильно, как раньше, даже жить вместе как прежде. Он упустил момент, когда Дженнифер кричала ему о помощи, она подвергла себя и их сына опасности, они оба подвели всю семью. Конечно, Хэнку было больно признавать, что пятнадцать лет брака пошли нахер по какой-то глупой случайности, и он многое бы отдал, чтобы сохранить его, но нужно быть полным идиотом, чтобы надеяться на возможность все исправить. Хэнк, к лучшему или худшему, идиотом не был.

Он оставил Дженнифер сидеть на краю кровати — говорить им было не о чем. По крайней мере, сейчас. Где-то там, в уголке израненной души, повякивала совесть, мерзким поучающим тоном напоминающая, что оставлять кого-то накуренного без присмотра плохая идея, но Хэнк затыкал ее неизменным посылом в пешее эротическое со всеми сопутствующими. К концу коридора она заткнулась, и ничто больше не вопило в нем. По лестнице Хэнк спустился с заложенными ушами и очерствевшем сердцем.

Очерствело оно, справедливости ради, не до конца и дрогнуло при виде увлеченно играющего в приставку Коула. Мальчик, благослови его Бог, был так погружен в игру, что даже не услышал спора наверху, и его невинность, безмятежность, окружающая его маленькую худую фигурку, самую малость утешили Хэнка.

Что же, думал он, отправляясь на кухню за бутылкой пива в холодильнике, быть может, все к лучшему. Будут жить с Коулом вдвоем, будут проводить больше времени вместе, станут лучшими друзьями. Он будет брать меньше часов на работе — все равно скоро на пенсию, — будет проводить с сыном больше времени. Научит парня кидать крученый и превращать тесто с шоколадом из упаковки в печенье. Может, купит уже гребаную собаку, которой Коул бредил с тех пор, как увидел у бабушки Нэнси ее здорового сенбернара Сумо. Все это внушало надежду и утешало.

Ощущения безмятежности и спокойствия продлились ровно до того момента, пока, вернувшись в зал, Хэнк не услышал на лестнице шаги и грохот. Дженнифер с сумкой через плечо наперевес спускалась вниз, влача за собой два тяжелых чемодана. И этот грохот стал поворотной точкой, которую Хэнк хоть и хотел, но не мог оттянуть. Момент расставания.

— Мама? — Коул отбросил джойстик в сторону и, повернувшись к лестнице, встал ногами на диван. — Ты куда-то уезжаешь?

Дженнифер, надеявшаяся, видимо, остаться незамеченной, замерла на последней ступеньке, чемодан на следующей опасно накренился, грозя больно отдавить ей все пятки. Женщина посмотрела на них через коридор, но ничего не сказала. Пара потраченных на это минут протянулась для Хэнка и Коула как маленькая вечность, для Дженнифер же это было как дважды моргнуть, смотря на яркое солнце. Она рывком дернула чемоданы за собой и, с трудом вытолкнув их за дверь, вышла сама. Ничего не понимающий Коул подбежал к окну, ведущему на дорогу.

— Пап, куда уезжает мама? — спросил он, наблюдая, как Дженнифер садится в беспилотное такси.

— В путешествие, малыш. Долгое, трудное.

— Почему без нас?

Хэнк растерялся, не зная, что ответить. Он и себе до конца не мог объяснить — не находил слов, чтобы выразить очевидное. Коул повернулся к нему и протянул ручки наверх, к лицу, поймал ладошками несколько горьких слезинок, скатившихся по гладко выбритому отцовскому лицу. Тогда он впервые увидел отца плачущим и, наблюдая за ним, за тем, как дергаются в молчаливых рыданиях крупные плечи и трясутся поджатые губы, не смог взять в толк — что же произошло с его сильным, несгибаемым папой?

Коул еще не подозревал, что его отец никогда больше не вернется в норму, что события последних суток сломали его сильнее, чем тот сам предполагал. Но в тот день он впервые увидел, что его отец живой и чувствующий человек, плачущий от сильной боли, сильнее даже чем от ушибленного колена или собачьего укуса, чего-то невидимого, но ужасного. И лишь это по-настоящему ранило мальчика, напугало его, лишило детской невинности. Мир окончательно разделился на до и после.